поспать немного. Вы не знаете, где здесь лежат полотенца?
запомнил. Разберетесь сами, здесь не слишком много вещей и мебели. Да,
вот телефон хозяйки, если будут какие-то вопросы. Она милая женщина,
квартира для нее, - основной источник дохода, очень заинтересована в
клиентах, особенно в иностранцах, и сделает все, чтобы вам здесь было
удобно.
вероятно, спешите, я и так отняла у вас кучу времени.
глаза оставались злыми и напряженными. - Вы действительно очень хотите
спать?
времени.
ресторане, здесь совсем недалеко.
вспомнила слова Макмерфи: если пойдешь в ресторан с Ловудом, платить
придется тебе, он страшный жмот, он угощает кого-то только по
оперативной необходимости и на казенные деньги.
сделала глупые испуганные глазки, - я ужасно выгляжу, боюсь, засну за
столом и упаду лицом в салат.
радостно, как в рекламе зубной пасты, - кофе, чтобы не заснуть,
салфетка, если все-таки заснете, чтобы вытереть лицо, испачканное
салатом.
если вез меня из аэропорта часа три?? - подумала Маша, вежливо
посмеявшись его шутке, и тут же спросила противным, кокетливо-ноющим
голоском:
Знаете, давайте мы сделаем так. Вы сейчас примете душ, я подожду. Может,
после душа вы почувствуете себя лучше, и мы все-таки поужинаем сегодня.
дырявым. Он брызгал во все стороны, только не туда, куда нужно.
попросили подготовить все к моему приезду, снять квартиру, встретить, и
только. Ни о каких ресторанах речи вообще не было, - размышляла Маша,
сидя на корточках в чужой облезлой ванной и пытаясь поймать острые
мелкие брызги душа. - Почему он не уходит? Что ему от меня надо? А если
действительно что-то надо, почему не скажет об этом прямо, без фокусов?
Мы же вроде как на одной стороне?.
лужа на полу получилась порядочная, вытереть ее было нечем. Маша открыла
шкаф под раковиной. Фанерная дверца тут же отвалилась. Внутри нашлась
тряпка, отвердевшая и вонючая. Маша, морщась, поддела ее носком тапочки
и бросила на лужу. Вообще, все в этом чужом доме было ужасно: запахи,
краски, звуки. Через отдушину под потолком сочились визгливые голоса. В
соседней квартире скандалили. Слышно было каждое слово.
приносишь, свет за собой не гасишь, сковородку мою сожгла тефлоновую,
вот покупай мне теперь такую же!
куплю, чтобы по башке твоей лысой бить!
покрытый волосами и засохшей пеной. Полотенце ветхое, серое,
заштопанное. Как, мистер Макмерфи, не желаете получить психологический
портрет женщины, которая сделала свой дом кроваво-красным, штопает
старые полотенца и оставляет их долгожданному квартиранту-иностранцу
вместе с волосатым обмылком?
она увидела себя в самом неприглядном варианте. Бледно-зеленое лицо,
голубоватые пересохшие губы, красные глаза, припухшие веки, под глазами
темные круги. Очень симпатичный трупик. Если и дальше придется жить в
таком ритме, домой в Нью-Йорк она прилетит в багажном отделении, в
красном, как эта квартирка, гробу с черными кружевами. Голая лампочка
под потолком давала прямой свет, жесткий и беспощадный. Новая стрижка
вдруг показалась дурацкой, уродской, жаль стало своих волос. Как ни
пыталась она уговорить себя, что это удобно, не надо ни кондиционера, ни
фена, все равно настроение испортилось окончательно. Совершенно
расхотелось такой быть и на себя, такую, смотреть. Хоть парик надевай.
денег не заработали, - донесся до нее раздраженный голос Ловуда.
заниматься бизнесом, вы нарветесь на неприятности, и очень скоро. Что?
Вы совсем рехнулись? Нет, никаких де нег вы от меня не дождетесь. Вы
шантажировать меня собрались? Ха-ха, это уже не смешно! Если еще раз
замечу ваш синий ?Ауди?, пеняйте на себя!
волновался, голос его сначала стал хриплым, потом совсем сел. Закончив
разговор, он тяжело закашлялся.
себя по губам. - Ну, ты даешь, офицер Григ! Не заметила, ничего не
поняла! Да, Григорьева, тебе точно предстоит возвращаться в родимый
Нью-Йорк в алом гробу с черными кружевами?.
окно. Не просто стоял, а слегка перевесился через подоконник, словно
искал что-то в темном дворе. Услышав ее шаги, он вздрогнул, резко
развернулся и спросил с принужденной улыбкой:
промямлила Маша, - но с другой стороны, я правда валюсь от усталости, к
тому же я стараюсь не есть так поздно. Простите, Стивен, мне очень
неловко, но нельзя ли перенести ужин на завтра?
вероятно, надо что-то вытянуть из меня, и я должна знать, что именно он
хочет услышать. Если он согласится перенести на завтра, значит, ему не
просто надо, а необходимо позарез получить от меня какую-то
информацию ?.
пораньше, часов в семь. Я заеду за вами. Договорились?
погашен, окно выходило не во двор, а в переулок. Моросил дождь. Заметно
похолодало. Ярко горели фонари. С третьего этажа все было отлично видно.
машин. Из двора выехал серебристый ?Форд? Ловуда. Не успел он доехать до
ближайшего поворота, как одна из машин тронулась за ним. В ярком
фонарном свете Маша увидела, что это темно-синий старый ?Ауди?, и даже
умудрилась разглядеть номер.
Глава 17
по национальной безопасности, в которой была поставлена задача
произвести фундаментальные изменения советской системы, способствовать
консолидации внутренних оппозиционных сил путем расширения демократии и
публичной дипломатии. Американский бюджет собирался отвалить 85
миллионов долларов на подготовку будущих руководящих кадров и создание
прозападно ориентированных партий и движений в странах социализма.
главного управления КГБ. В декабре 1983-го именно этому отделу было
поручено довольно странное для внешней разведки задание - подготовить
прогноз колебаний цен на мировом рынке золота. К выполнению было
приказано привлечь самый ограниченный круг людей, в который входил
вашингтонский резидент Всеволод Сергеевич Кумарин.
себе.
благодарностью в личном деле. Для вас, человека благородного и
бескорыстного, это должно быть приятно. Есть еще одна радостная новость.
Лондон отменяется.
сидел в своем крутящемся кресле за идеально чистым столом и смотрел в
одну точку. Лицо его отяжелело, как будто сплавилось. Сошел верхний слой
светского жизнерадостного лоска. Глаза, обычно слегка сощуренные в
ироничной улыбке, были широко открыты. Взгляд мертво застыл, уголки губ
оттянулись книзу. Перед Григорьевым на несколько мгновений возник
настоящий Кумарин, налитый страхом и тоской, не верящий ничему и никому,
даже самому себе, глубоко несчастный оттого? что слишком умен для
иллюзий.
спросил он, глухо кашлянув. - Да сядьте, не маячьте у двери.