неподдельный испуг. Ого, как он умеет волноваться, оказывается.
- Он что же... умер?
В ответ я лишь сокрушенно вздыхаю и утвердительно киваю головой. Пусть
теперь он задаст мне несколько вопросов. Из них порой можно узнать больше,
чем из ответов. Ведь вопросы человек задает тоже не случайные и при этом
контролирует их не так строго, как свои ответы, особенно когда взволнован
вот так, к примеру, как сейчас Виктор Арсентьевич.
- Как же так... умер? Отчего, разрешите узнать? - нетвердым голосом
спрашивает наконец Виктор Арсентьевич, и сигарета пляшет у него в руке.
- Убит, - коротко отвечаю я.
- Не... не может быть... - лепечет Виктор Арсентьевич, не сводя с меня
перепуганных глаз и окончательно забыв о сигарете и о кофе. - За... за
что, боже мой?
Казалось, такой спокойный человек - и вдруг... Близким другом был ему этот
Гвимар Иванович, что ли? Но тогда он бы уже знал о его смерти или давно
искал бы его. Ведь прошло уже пять дней с момента убийства.
Но тут Виктор Арсентьевич, словно прочтя мои мысли, внезапно успокаивается
и берет себя в руки. Лицо его снова приобретает устало-спокойное
выражение, лишь легкий румянец на скулах напоминает о пережитом волнении.
- Кто же совершил это... преступление? - слегка запинаясь, спрашивает он.
- Вот, ищем.
- Вы, значит, не кражей занимаетесь, а... убийством? - снова задает вопрос
Виктор Арсентьевич, впервые решившись произнести это страшное слово, и
добавляет: - Или... они связаны?
- Пока ничего вам на этот счет сказать не могу. Сами еще не знаем, -
вполне искренне отвечаю я. - Хотя связь тут, конечно, напрашивается.
- Кражей ведь до сих пор занимались другие товарищи, - замечает Виктор
Арсентьевич, - поэтому я и подумал... Вы, наверное, из другого
подразделения? Они про убийство, - он все легче произносит это слово, -
меня не спрашивали.
Ишь ты, какой наблюдательный. Но я оставляю его вопрос без ответа, давая
понять, что такие детали его не должны интересовать, и в свою очередь
спрашиваю:
- Надеюсь, теперь вам понятно, в связи с чем я интересуюсь Гвимаром
Ивановичем? Поэтому расскажите, кто он, откуда, зачем приехал в Москву?
Постепенно Виктор Арсентьевич более или менее успокаивается, с минуту он
задумчиво курит, потом не спеша отхлебывает кофе и наконец говорит:
- В сущности, я его мало знаю. Говорил, что в командировке здесь. Работает
в Киеве, кажется, в Министерстве текстильного машиностроения. А
познакомились случайно, в доме одного художника. Я, знаете ли, интересуюсь
живописью. Правда, это все, - он указывает на висящие над моей головой
картины, - от тестя осталось. Но кое-что я все-таки добавил. Если бы не
эта кража... Ведь лучшие вещи, негодяи, унесли!
- Выходит, разбирались в живописи, - замечаю я.
- Вот именно! Такой теперь жулик пошел.
- А Гвимар Иванович тоже разбирался в живописи?
Виктор Арсентьевич бросает на меня быстрый взгляд и тут же отводит глаза,
потом, чуть помедлив, задумчиво говорит:
- Я, между прочим, об этом не подумал. А это мысль. Гвимар Иванович бывал
у меня, он разбирался в живописи, да я ему и сам указал наиболее ценные
картины, и он был приезжим. Неужели все сходится?
- Далеко еще не все, - усмехаюсь я. - Почему вы так быстро заподозрили
Гвимара Ивановича, что-то еще вспомнили?
- Я? И не думал подозревать. И решительно ничего не вспомнил, - равнодушно
пожимает плечами Виктор Арсентьевич. - Вы же сами меня спросили о нем. И
сказали что подозреваете приезжих. А он ведь приезжий. Только и всего. Но
вот кто мог его убить и за что, за что? - снова задает он вопрос, который,
видно, не дает ему покоя.
- Узнаем, - заверяю я его. - Все тайное становится явным. Где-то я про это
читал.
- А все-таки жутковато, признаться, - он ежится. - Где-то рядом ведь
смерть ходит. Бр-р-р... Одна надежда, что найдете этих душегубов.
- Особенно если вы нам поможете.
- Охотно. Сам заинтересован не знаю как. Но чем я могу помочь?
- Пока что меня интересует Гвимар Иванович - все, что вы о нем знаете.
- Я же вам все сказал.
- Думаю, не все еще, - улыбаюсь я. - Сразу разве все вспомнишь.
- А вы мне подскажите, что именно вас интересует, - ответно улыбается
Виктор Арсентьевич, закуривая новую сигарету. - Легче будет вспоминать.
- За подсказку наказывают, - отвечаю я. - Вы уж сами.
- Надо подумать... Дайте на всякий случай ваш телефон.
Он записывает мой телефон, имя, фамилию. И разговор продолжается.
- Вы не вспомните, - говорю я, - кто еще из приезжих бывал у вас за
последнее время?
- Больше никто не бывал, - отвечает Виктор Арсентьевич и бросает на меня
усталый взгляд, потом слабо улыбается. - А насчет Гвимара Ивановича, я
чувствую, вы что-то недоговариваете. Так ведь?
- Это не столь опасно, как если вы будете недоговаривать, - уклончиво
возражаю я, давая понять, что и в самом деле знать все, что знаем мы, ему
не положено, потом задаю новый вопрос: - Ваша супруга тоже знала Гвимара
Ивановича?
- Так, мельком. Как-то чаем его угостила.
- Рассказывал вам Гвимар Иванович о своей семье?
- Нет. Я даже не уверен, что она у него была.
- Но адрес свой он вам оставил, в Киеве?
- Представьте, нет, - разводит руками Виктор Арсентьевич. Он снова
разливает по чашечкам кофе, и мы продолжаем беседу.
- А где вы бывали с ним, кроме сестры художника Кончевского?
- Пожалуй... Сейчас что-то не припомню. Но я постараюсь.
Трудный идет разговор. Главная ниточка его причудливо петляет, то исчезая,
то возникая вновь уже в другом месте, то натягиваясь, то ослабевая. В
таких непростых разговорах необходимо улавливать каждую интонацию, каждый
взгляд и пытаться понять затаенную мысль человека, сидящего напротив тебя,
мелькнувший в его словах намек или случайную оговорку.
Вот и сейчас мне начинает казаться, что мы словно играем с Виктором
Арсентьевичем в известную детскую игру "тепло - холодно". Я то приближаюсь
к чему-то важному, и становится "теплее", то невольно или сознательно
удаляюсь в сторону, и тогда становится "холодно". И у Виктора Арсентьевича
происходит то же самое, с той лишь разницей, что он, по-моему, знает, где
"горячо", но пускать меня туда не собирается. Да, он явно чего-то
недоговаривает. Боится? Но чего? Скорей всего, быть замешанным в
какую-нибудь историю. Ведь подозрительным знакомым обзавелся он, что ни
говори. Вот тот и устроил ему сюрприз.
Мы оба наконец устаем и по обоюдному согласию откладываем разговор до
следующего раза, условившись о новой встрече.
- Скажите, по работе вы с Гвимаром Ивановичем не сталкивались? - мельком
спрашиваю я напоследок.
- Нет, что вы, - снисходительно улыбается Виктор Арсентьевич.
Мы прощаемся.
Да, какой-то странный происходит у меня в тот вечер разговор. Однако
дальнейшие события запутывают все еще больше.
ПУТЬ ВЕДЕТ НЕПОНЯТНО КУДА
Допрос Музы Кузьмич провел сразу после задержания Чумы. Сам провел, лично.
Ведь он был полностью в курсе дела. А я в это время еще только шел на
свидание с Виктором Арсентьевичем, ничего не ведая о случившихся в этот
день важных событиях. Да и все равно допрашивать Музу мне не следовало. У
нас с ней возникли "свои" отношения, ведь она меня обманула и предала. У
Денисова тоже отношения с ней были непростые. Правда, обманул ее он, хотя
и не предал, а скорее даже спас от Чумы, помешал отъезду из Москвы,
которого она и сама не хотела. Но все равно нужного разговора с ней у Вали
могло не получиться. А вот Кузьмич - другое дело, его Муза вообще не
знала. Кроме того, разговор с ней следовало провести очень тщательно, ведь
Музу потом предстояло отпустить. И кто знает, с кем она после этого
встретится, чтобы рассказать о случившемся. Веры ей нет никакой. И потому
каждое необдуманное слово, сказанное ей, может привести к неприятности, а
то и к беде.
...Музу попросили подождать в коридоре, возле кабинета Цветкова. Она все
еще находилась в каком-то шоковом состоянии и не могла прийти в себя после
всего, что случилось, особенно, конечно, после сцены задержания у нее на
глазах Кольки-Чумы. Первые минуты в машине (ее везли, естественно,
отдельно от Чумы) она рыдала в три ручья, и ребята дали ей выплакаться,
никак не пытаясь успокоить. Последнее обстоятельство Музу, очевидно,
раздосадовало, она не привыкла к такому безразличному отношению к себе
мужчин. Она постепенно перестала плакать и, лишь обиженно всхлипывая и
осторожно промокая глаза скомканным платочком, попыталась узнать, что же
все-таки произошло и куда ее везут. Вид у нее был растерянный, испуганный
и чуть заискивающий. Видно было, что она и в самом деле не понимает, что
произошло. Ей коротко сказали, что везут ее в милицию и там все объяснят.
- Не имеете права! - раздраженно воскликнула Муза. - Вы за это ответите! И
за Колю тоже, вот увидите.
Уже в коридоре, перед кабинетом Цветкова, она судорожно схватила одного из
сотрудников за рукав и испуганно спросила:
- Меня отпустят? Имейте в виду, у меня маленький ребенок один дома. Мне
надо к нему.
Березин Федор
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Контровский Владимир
Березин Федор