Чтение 34–й страницы книги ~Человек, который хотел понять все~

по его горлу и улыбнулась -- лицо Франца покрылось испариной.

-- Постарайтесь быть искренни. -- тихо сказала Женщина. -- Как сейчас.

-- Отчего вы не пользуетесь духами или дезодорантом? -- отчетливо
выговаривая слова (так, чтобы голос не казался сиплым), спросил Франц.

Улыбка исчезла с лица Женщины. Она круто повернулась на каблуках,
конвульсивно прошагала до своего стола и села. Некоторое время она смотрела
вниз; потом овладела собой и подняла глаза: губы сжаты в ниточку, румянец
выступил на щеках резко очерченными красными пятнами.

-- Ладно, начнем. -- сказала она хрипло. -- Виктор.

Готовый на все Горилла поднялся на ноги. На лице его не отражалось
ничего.

-- Пока не в полную силу. -- приказала Женщина.

6. Побег

"Хватит."

Мягкий женский голос раздавался издалека, но насколько издалека, Франц
не знал, ибо расстояния почему-то потеряли соизмеримость. И тут же душивший
его поток холодной воды перестал падать с небес. Ну, слава Богу, теперь-то
он сможет дышать.

И он стал делать это.

Но сразу же вернулась боль, и зыбкие очертания предметов с новой силой
закачались вокруг него. "Он уже очнулся, Виктор. -- опять прозвучал сладкий
женский голос, -- Подними-ка его." Внешняя сила вздернула францево
невесомое тело. "Не сюда. Посади в кресло, пристегни руки, а самого --
прислони к спинке."

Боль все еще заполняля мир, но предметы уже почти не качались. Перед
глазами возник расплывчатый силуэт; "Какая она красивая." -- потаенно
подумал Франц.

Но почему потаенно?... Почему он должен что-то таить?... И какой
странный запах: притягивающий и отталкивающий одновременно ... он ведь
как-то связан с голосом?

Франц попытался сесть прямо.

"Дай-ка ему нашатыря." -- отчетливо проговорила женщина, принося и
утоляя боль одновременно; "Не надо." -- слабо отозвался Франц. А что здесь
делает это уродливое чудовище, грубо схватившее его за плечо?

Но заостренный запах нашатырного спирта все-таки вонзился ему в
переносицу, и все сразу стало отчетливым и ясным.

Сколько часов прошло с начала допроса, Франц не понимал, хотя почти
все время был в сознании. Боль приходила волнами, и каждый раз казалось,
что следующий вал захлестнет с головой ... но откуда-то открывались новые
силы. И тут же поднималась новая волна, немного выше предыдущей ...

-- Не получится ничего, госпожа Следователь. -- Горилла говорил
несоответственно высоким, гнусавым голосом, -- Если вы, по-прежнему, не
хотите ему ... того ... -- выпустив францево плечо, он выпрямился и
повернулся к стоявшей тут же Женщине, -- ... в общем, резать.

-- Пока не хочу. -- коротко ответила Женщина.

-- Как пожелаете. -- с ноткой неодобрения в голосе отозвался Горилла.

По сравнению с началом допроса в комнате произошел ряд изменений.
Почти все хирургические инструменты были перепачканы в крови и свалены в
раковину умывальника, дверцы шкафа у задней стены -- распахнуты настежь. На
одной из полок, выдвинутой из шкафа наподобие стола, лежали щипцы с
тянувшимся от них электрическим шнуром, кожанный потертый кнут, набор
окровавленных струбцин и тесемочная сбруя с длинными металлическими шипами.
На столе остывал паяльник с наконечником в виде шила -- в воздухе отчетливо
пахло горелым мясом. Пол был залит водой и кровью.

-- Делай, что я тебе говорила вначале. -- Женщина отошла от Франца и
села за стол. -- Через десять минут жду.

Неуклюже переваливаясь, Горилла вышел из комнаты, аккуратно защелкнув
за собой массивную металлическую дверь. Женщина перевела взгляд на Франца.
Она была бледна, под глазами широкие темные круги -- но смотрела спокойно,
с еле заметной улыбкой удовлетворения.

Франц с трудом улыбнулся ей в ответ.

Ни одна из частей его тела не болела более других -- болело все. Кожу
покрывали рубцы, разрезы, проколы и ожоги, плечевые суставы были вывернуты
на дыбе, локти и колени -- отбиты до синяков. Любое изменение позы
отдавалось невыносимой болью; кровь сочилась из десятков маленьких ранок и
впитывалась в лохмотья, в которые превратился его комбинезон. Несмотря на
жару, Франца колотил озноб.

-- Значит, боли вы не боитесь. -- констатировала Женщина. -- Почему?

-- Я много тренировался. -- усмехнулся Франц, -- На Втором Ярусе
вообще и с вами в частности. -- он заставил себя посмотреть ей в глаза, --
И еще: боль приближает меня к смерти, а смерть -- даст свободу.

-- Это неправильно, боль и смерть связаны не однозначно. -- возразила
Женщина. -- Устав разрешает держать подследственного в живых неограниченно
долго, не налагая никаких ограничений на глубину страдания.

-- Ну, в этом вопросе я могу с Уставом не соглашаться.

-- А мы, в свою очередь, не согласимся с вами. -- Женщина подалась
грудью вперед, сложив руки перед собой на столе. -- И, поверьте, мой
помощник Виктор отлично знает свое дело. -- ее глаза снова подернулись
поволокой. -- То, что мы сделали с вами сегодня, лишь самое начало ...

Что же именно в ее голосе наводило на Франца такой ужас?

-- Что вам от меня надо? -- хрипло спросил он, -- Ведь не заведомо же
ложного признания в убийстве двадцати шести человек?

-- Как это не признания? -- удивилась Женщина, -- Именно признание от
вас и требуется. Только правдивое, конечно, -- спохватилась она, --
следствию ложное признание ни к чему ...

-- Я спрашиваю не о следствии. -- Франц чуть изменил позу и,
непроизвольно искривив от боли лицо, продолжил, -- Лично вы ведь тоже от
меня чего-то хотите? Я это чувствую ...

Некоторое время Женщина колебалась -- видимо, между формальным и
неформальным ответами.

-- Я хочу, чтобы вы мне ... доверились. -- на "доверились" она
споткнулась, будто заменив им какое-то другое слово, -- Чтобы рассказали
мне правду ... не только ту правду, которая необходима следствию, а больше:
то, что вы чувствовали во время тех событий; то, о чем вы думали и что
ощущали ... Вы должны открыть мне свое подсознание -- не только потому, что
я ваш Следователь, а потому ... потому что ... -- она беспомощно замолчала.

Лицо Женщины опять раскраснелось; пальцы, перебиравшие бумаги на
столе, дрожали. Казалось, она вот-вот скажет что-то важное -- Франц
изобразил на своем лице внимательное ожидание.

-- Я хочу, чтобы ты мне ... -- снова начала она, страдальчески
сморщившись от досады на бессилие слов, -- отдался ... Не в физическом
смысле, а в духовном, -- она попыталась поймать его взгляд, -- в смысле
чувств и мыслей -- так, чтобы, касаясь рукой твоего тела, я чувствовала бы
то же, что чувствуешь ты. И, если ты ощущаешь боль, я хочу ощущать ее с
тобой ... Нет, не саму боль, а твое ощущение ... боль, преломленную твоим
мужским "я" ... Поверь, ты тоже найдешь в этом удовлетворение!... -- она
говорила бессвязно, с придыханием, заискивающе заглядывая в глаза, -- Боль
перестанет казаться тебе проклятием, она станет средством соединения ...
Наши души и тела будут дополнять и ощущать друг друга -- такого никогда не
достигнешь при обычном любовном акте. И когда мы достигнем вершины, полного
слияния, лишь тогда я смогу отдать тебя смерти -- и это станет моей
величайшей жертвой ... А ты уйдешь из жизни не запуганным, ничтожным
насекомым и не дерзким бунтарем, а спокойным сверхсуществом, достигшим
истинного величия духа!

Голос Женщины дрожал; руки, как у слепой, блуждали по столу. Франц с
усилием разлепил спекшиеся губы:

-- И что, у вас во время допросов действительно до оргазма доходит?

Женщина резко выпрямилась, по лицу ее пробежала судорога боли.
Несколько долгих секунд она не могла выговорить ни слова.

-- Зачем вы так? -- спросила она еле слышно. Румянец на ее щеках
выступил пятнами, как от пощечин.

-- Вы просто не в свом уме. -- угрюмо ответил Франц. Он уже жалел, что
спровоцировал ее на этот разговор. -- Если говорить простыми словами -- я
не мазохист. У вас ничего не получится.

-- Не будьте так уверены в себе. -- глаза Женщины сузились, -- Я знаю,
что ваше сознание отталкивает меня, но подсознание -- работает на меня ...

-- Чушь! -- презрительно сказал Франц, -- Сознание, подсознание ...
Рассчитано на подростка.

На какое-то мгновение они застыли, глядя друг другу в глаза.

-- Вам дается еще один шанс. -- сказала Женщина, -- Ровно один.

-- Он мне не нужен.

-- Не торопитесь с ответом. -- В ее голосе прозвучала вкрадчивая
угроза. -- Подождите пока вернется Виктор.

И тут же в замке залязгал ключ -- дверь отворилась. "А ну, заходи." --
раздался гнусавый голос Гориллы.

В комнату, опущенно волоча ноги, вошла Таня.

Прошедшие со дня их расставания четыре месяца оставили свой отпечаток:
щеки ее ввалились, зеленые глаза, казалось, занимали больше половины лица,
невесомое тело утопало в мешковатом комбинезоне. Длинные волосы, так
нравившиеся Францу, были коротко острижены; серьги, кольца, бусы (Таня
раньше носила много украшений) -- все это исчезло. Увидев ее, Франц
попытался встать, но лямки пыточного кресла отбросили его назад.

-- Пройдите сюда, заключенная. -- Женщина указала рукой на кресло, где
сидел Франц. -- Виктор, освободи подследственного и усади на табуретку.
Заключенную пристегни вместо него.

Горилла подошел, отстегнул лямки и рывком вздернул Франца на ноги;
"Слышал, что тебе сказали?" -- прогнусавил он. С трудом переставляя ноги,
Франц отошел в сторону и сел на табурет. "Сюда." -- без выражения приказал