Чтение 34–й страницы книги ~Щепки плахи, осколки секиры~

- Господи, ну чего же мы стоим! - нетерпеливо сказала Верка. - Мешки уже
одели, а все стоим. - Пошли!

- Никуда идти не надо, - остановил ее Артем. - Мы у цели. Приготовьтесь к
встрече с родным миром...

- Никогда бы не подумала раньше, что распущу нюни, вернувшись в это
захолустье, - всхлипнула Верка.

- С голодухи и черная корка калачом покажется, - Зяблик, во все глаза
пялившийся на знакомые с детства пейзажи, сказал это чисто автоматически,
безотносительно к своему собственному настроению, а тем более к настроению
масс, готовых целовать родную землю.

Они уже и не помнили, когда в последний раз видели эти милые сердцу
скудные перелески, когда ощущали запахи сырой хвои, прелой листвы и гниющих на
корню грибов, когда могли вволю поваляться на траве, не опасаясь, что она
превратится в груду углей или зыбучую трясину.

После долгого пребывания во мраке чужого мира у всех слезились глаза.
Посмотреть на небо, даже такое тусклое, было просто невозможно.

Выглядели люди ужасно: одежда, много раз мокнувшая в воде, а потом
сохнувшая прямо на теле, стояла колом, физиономии приобрели чугунный оттенок и
распухли, как после затянувшейся попойки; кожа по всему телу покрылась
множеством мелких кровоподтеков.

Особенно дикий вид имел Лева Цыпф - его лицо и череп покрывала густая
щетина одинаковой длины; ухо, неизвестно где и когда обожженное кислотой,
распухло до размеров детской галоши, в глазах появился нездоровый блеск.

- Боже, я вся синяя, как покойница! - изумилась Лилечка, заглядывая себе
за пазуху.

- Это от перегрузки под кожей полопались капилляры, - объяснила Верка. -
Ничего страшного, скоро пройдет.

Смыков горевал над своим размокшим блокнотом. Зяблик, глухо матерясь,
разыскивал в мешке манерку с ружейным маслом - от горячего воздуха, от
постоянной влажности и еще неизвестно от чего пистолет покрылся подозрительным
белесым налетом. Верка лепила на лицо и руки свежие листья подорожника, надеясь
с их помощью свести отеки. Лилечка просто наслаждалась покоем, прохладой и
свежим воздухом. Артем и Цыпф совершили небольшую прогулку по окрестностям -
первый, как всегда, передвигался бесшумным скользящим шагом, а второй ковылял,
как дряхлый старец, - сказывалась долгая и непомерная нагрузка на суставы.

Вернувшись, Цыпф сказал:

- Тут неподалеку проходит заброшенная Проселочная дорога. Даже указатель
сохранился: "Деревня Клыповщина - 1,5 километра".

- Ясно. Знаю я это место, - авторитетно заявил Зяблик. - Там от указателя
в лес тропочка отходит, а рядом здоровенная кривая елка растет. Так?

- Так, - подтвердил Цыпф. - Может, у вас в деревне Клыповщине знакомые
есть?

- Нет давно такой деревни. Она там же осталась, где Москва, Минск,
Вашингтон и вся наша остальная матушка Земля. Если по тропинке идти, через пару
сотен шагов уже Трехградье начинается. А проселочная дорога прямо в Кастилию
выводит. Но до нее километров пять, не меньше. Там, недалеко от границы,
монастырь стоит. Женский. Общества кармелиток. Одно время я в нем зазнобу
завел. Баба, правда, уже немолодая, зато в должности экономки состояла. От всех
кладовок ключи имела. Вроде как наш завхоз.

- Конечно, ты же к простой бабе клеиться не будешь! - сказала Верка с
сарказмом. - Тебе только экономку с ключами подавай! Пусть даже страшную, как
каракатица!

- Не надо! Она еще хоть куда баба была. В полном соку, не чета тебе, -
огрызнулся Зяблик. - Мы с ней на то место, про которое Левка говорил, частенько
выезжали. Я с Чмыхало на драндулете, а она со служанкой на муле. Жратвы и
поддачи она с собой брала столько, что и вдесятером не осилишь. Как сейчас
помню, - Зяблик стал загибать пальцы. - Бочонок вина, так примерно ведра на
три. Копченый окорок, само собой, а когда и пару. Две-три головки сыра.
Каплуны, жаренные на вертеле. Куропатки, телятина, прудовая рыба, перепелиные
яйца, корзина фруктов, улитки под винным соусом... Этих я, правда, не ел. И еще
специально для меня с десяток соленых огурцов. Она их из особой бочки брала,
которую кастильцы в Талашевской заготконторе как трофей захватили.

- Интересно, а что ты с собой брал? - спросил Цыпф.

- Зачем мне брать! - ухмыльнулся Зяблик. - Я мужик! Все мое всегда при
мне.

- Вот бы хоть одним глазком глянуть! - произнесла Верка мечтательно.

- Придет время, и глянешь, - пообещал Зяблик. - Когда обмывать меня
будут... Но дело не в этом. Я про дорожный указатель рассказываю. Вернее, даже
не про указатель, а про елку, что возле него торчит... Последний раз мы там с
моей кралей были, дай Бог памяти, лет пять назад. Погода тихая стояла, сухая...
Как раньше в конце августа. Выпили мы, значит, хорошенько и закусили. Вижу, моя
монашка захорошела. Так на меня и лезет, так и лезет. Делать нечего. Валю я ее
на землю прямо возле того указателя. Она рясу задрала, ляжки раскинула, а
волосики между них реденькие-реденькие...

- Тьфу! - возмутилась Лилечка. - Не могу я такие скабрезности слушать!

- Потерпи, плеваться потом будешь... Я еще до самой соли не дошел...
Прилег я на монашку, значит, и начал... Она от избытка страсти сразу
заголосила. Сначала: "А-а-а-а!", а потом: "Аааа-аааа-аааа!" Все бы хорошо, да
мешает мне какой-то отвратный запах. То ли изо рта у нее, то ли из какого
другого места. Оглянулся по сторонам и обомлел! На той самой кривой елке, что
от нас в пяти шагах, какой-то гад псину повесил! И уже давно повесил, аж кишки
сквозь ребра видны.. И так мне от этого зрелища противно стало, что я даже свое
дело до конца не довел.

- Разочаровал ты, Зяблик, женщину! В самых лучших чувствах разочаровал! -
притворно опечалилась Верка. - Вот так всегда. Вино выпьете, каплунов сожрете,
и в сторону.

- Не переживай, хватило ей! - заверил Зяблик. - Монашке много не надо;

- Ну так давайте в тот монастырь и завернем, - предложил Цыпф. - Все равно
ведь надо где-то базу основывать. А здесь места удобные, глухие.

- Сожгли его аггелы, - пригорюнился Зяблик. - Все дымом пошло. И монашки,
и моя экономка, и погреба ее, и бочка огурцов... Уже года три тому, если не
больше.

- Относительно базы вы высказали совершенно здравую мысль, - сказал Артем,
до сих пор сохранявший молчание. - Дня два-три вам нужно где-то отсидеться.
Отдохнуть, восстановить силы, залечить болячки. Кучей вам ходить нельзя, сразу
приметят. Будете высылать лазутчиков. По одному человеку, по двое. А когда
обстановка окончательно прояснится, начнете действовать, имея, так сказать, за
спиной опорную точку.

- Я вот что скажу. - Зяблик откашлялся в кулак, что всегда было признаком
его некоторого смущения. - За все, что было в Синьке, Будетляндии и в этом
пекле варнакском, вам, конечно, огромное мерси... Ну а здесь мы уже как-нибудь
сами разберемся... Не впервой...

- Могу только приветствовать подобную позицию, - сказал Артем. - Как
известно, спасение утопающих - дело рук самих утопающих... Особенно если они
умеют плавать... Но надеюсь, ваши слова не означают, что с этой минуты я
подвергнут остракизму? - Он обвел присутствующих внимательным взглядом.

- Да мы скорее Зяблика кастрации подвергнем, чем вас остракизму! -
ответила за всех Верка. - Вы на него внимания не обращайте. Ну что возьмешь с
убогого. Ему бы молчать почаще, а он пасть раскрывает... И все некстати...

- Как раз и кстати, - возразил Артем. - В противном случае мне бы пришлось
самому завести этот разговор. Дело в том, что нам пора расставить некоторое
акценты. Стремясь помочь всему человеческому сообществу в целом, я бы не хотел
принимать сторону какой-то одной определенной группировки. Уличные схватки,
партийные интриги, окопы и баррикады не по мне... Конечно, я не останусь в
стороне и в трудную минуту постараюсь прийти вам на помощь. Но только не нужно
полагаться на меня, как на Бога. В конечном итоге все будет зависеть от вас
самих - от ваших земляков, от кастильцев, степняков, арапов. Сможете вы найти
общий язык - спасетесь. Начнете новые распри - погибнете все вместе.

- Лозунг, значит, старый: голодранцы всех стран, соединяйтесь! - буркнул
Зяблик.

- Когда горит дом, его жильцам действительно лучше прекратить склоки и
объединиться. И если крышу и стены отстоять уже нельзя, спасайте самих себя,
своих детей и самое необходимое из имущества. Спасайте сообща, потому что в
одиночку с пожаром не справиться.

- Вы воду в вино превращать не умеете? - поинтересовался Зяблик.

- Нет.

- Мертвых оживлять тоже не пробовали?

- Не пробовал. И толпу семью хлебами не накормлю. И слепого не исцелю.

- Жаль. Странствующий проповедник из вас бы получился.

- Я лично не исключаю такой возможности. Но только в крайнем случае. А
сейчас давайте поищем какое-нибудь пристанище. Кто из вас лучше всех знает
местность?

- Он! Он! - Зяблик ткнул в Смыкова, а Смыков в Зяблика.

- А если конкретнее?

- Я сюда только на стрелки выезжал, - заявил Зяблик. - Кроме кустов при
дороге, ничем другим не интересовался. А Смыков здесь десять лет прослужил.

- Это не моя зона! - возразил Смыков. - Бывал я в этих краях, конечно, не
отрицаю... Но сколько лет уже прошло!

- Сексотов имел в тутошней местности? - Зяблик исподлобья уставился на
него.

- Вы внештатных сотрудников имеете в виду?

- Называй как хочешь. Что внештатные сотрудники, что осведомители, что
стукачи - один хрен.

- Так. Дайте вспомнить. - Смыков закатил глаза вверх, будто в стукачах у
него ходили птицы небесные или ангелы Божьи. - Раньше эта территория относилась
к Самохваловичскому сельсовету... Был там у нас один внештатник на почте, вот
только фамилию не вспомню... Второй в правлении колхоза, экономист... Завуч
начальной школы... Фельдшер в амбулатории... Завклубом, но ту в основном как
подстилку использовали... Еще председатель сельпо, главный агроном, егерь,
лесник, бригадир полеводческой бригады, библиотекарша...