Чтение 34–й страницы книги ~Я не вернусь~

Мы - Аргос!

Оказалось, не локры, и не пираты. Мятеж! Старые знакомые, дедовы племянники

Онхест, Келевтор и Лико-пей. Собрали разбойников, ночью взломали ворота...

Дед в темнице, в цепи закован, и дядюшка Терсит в темнице...

...Дий Подземный! Откуда в Калидоне темница?

А в Калидоне - грабеж и бабий вой. Гуляют разбой-нички, душеньки тешат.

Ясно! Одно непонятно - почему сейчас?

Капанид! Амфилох! Вы - в Аргос, верхами, не останавливаясь. Ворота на замок, все войска, что у нас есть, - к Тиринфу. Нападет Атрей - только обороняться, без меня вперед - ни шагу. Что бы ни случилось! Ясно?

Да, ванакт.

Всем нашим - тревога. Дружины поднять, но из городов не выходить - пока я не прикажу.

Да,ванакт!

Я - в Калидон, за месяц, думаю, управлюсь.

Счастливой охоты, Тидид!

А я? Диомед, ты же обещал!

Возле коновязи догнал меня Лаэртид. Коней уже оседлали, осталось в седло взлететь - и ходу, южным Зефиром через Аркадию, через Калидонский залив...

Сопит (прямо как Сфенел!), в глазах обида плещется.

Ты же обещал, Диомед! Если война... Обещал! Я тебе пригожусь! Я ведь лучник! Я... Я корабельщиков знаю, помогу войска перевезти!..

Поглядел я на него...

Но ведь ты обещал!!!

Я понял - парень еще ни разу не был на войне. Парень хочет быть взрослым.

Ладно, верхами ездить умеешь? Просиял! Как мало человеку нужно!

Кстати, - хмыкнул я, - почему ты тогда, в Спарте, про войну спрашивал?

Сон тебе был, что ли?

Почему сон? - удивленно моргнул Лаэртид. - Ведь ясно - Атрей на престоле, значит, сейчас начнется! Ну, Любимчик!

* *

Ветер в ушах, ветер! Не тот, легкий, серебристый, что над ночным лесом вдаль уносит. Другой - горячий, яростный, терзающий листья, ломающий ветки, вырывающий с корнем столетние дубы...

Я - ветер! Не остановить меня, не задержать. ТЫ обещал мне славу, дед, мой НАСТОЯЩИЙ дед, но мне не нужна слава, я просто хочу быть ветром, бурей, ураганом. ТЫ меня поймешь, ТЫ сам Молния, ТЫ знаешь, что такое нестись навстречу врагу, неудержимо, беспощадно...

Я - ветер! И в ушах моих - ветер!

" *

Не ушел никто. Да и некуда им уходить! Дядя Андре-мон своих куретов у всех дорог расставил, стены заставами окружил, а у ворот калидонских - мы с Фоасом, да его дружина, да мои гетайры в придачу.

И Любимчик - чтобы страшнее было.

Лаэртид главного и срезал - прямо в лоб, навскидку. Они как раз ворота

открыли, толпой орущей вывалили - на прорыв. За плечами - мешки с добром, в руках - дубины, на рожах бородатых - злоба и ужас. Впереди - громадный детина, почти голый, на чреслах - пояс золотой (из дедовой сокровищницы, поди!). Вот его Одиссей и срезал. Спокойненько так, будто по мишени стрелял. А потом лук опустил, рассмеялся...

Я даже позавидовал. Первый убитый все-таки! Из кипрской бронзы печень у парня!

Ну а затем пошла резня.

А пока мы разбойников этих добивали, пока ловили Да на деревьях

развешивали, пока добро награбленное собирали, я никак понять не мог. Все как-то не так было. Ну, решили дедовы племянники, Онхест со товарищи, отомстить. Они отомстить, разбойники - добром Живогло-товым разжиться. Ну так режь, грабь, жги - и ноги уноси. Так нет же, в городе сидели! В винные подвалы провалились, что ли? Или... Или подмогу им обещали? Да такую подмогу, что рискнуть стоило?

Жаль, спросить некого! Разбойнички - те только мычать и умели, Келевтору башку мечом снесли, а Онхеста и Ликопея сами добрые калидонцы и придушили. Спрятаться хотели, душегубы! Да куда спрячешься, Калидон - городишко маленький!

Город почти и не пострадал. Только дедовых даматов пограбили да храмовое серебро утащили. А вот дворцу досталось. Двери - вдребезги, столы-табуретки - вдребезги, в сокровищнице - ветер гуляет, трон дедов (скамья то есть) на боку лежит. А по всему дворцу рабыни ревом ревут - простоволосые, в синяках. Потешились с ними лихие люди, ни одну не пропустили, даже старух не помиловали.

Ну, пусть теперь висят, головорезы, босыми пятками сверкают! .

А деда Ойнея в подвале нашли (и вправду, откуда в Калидоне темница?).

Умирал дед - кто-то, убегая, не забыл, мечом полоснул...

На белых рыбьих губах - кровавая пена. В пустых глазах - боль.

Увезите! Не хочу... В Калидоне... не хочу! Ненавижу! Ненавижу!

Мы с Фоасом переглянулись. Ойней не бредил. Не бредил - и все еще ненавидел. Даже на черном пороге Гадеса.

К алтарю Телефа... Там... Там... Там мы поклялись в вечной дружбе... с

Беллерофонтом. Он... Кубок, найдите кубок!.. Беллерофонт... ненавижу... Почему он успел умереть? Вовремя... Вовремя...

"Иногда надо умирать вовремя", - сказала когда-то мама.

Я отвернулся.

Это за городом, - прошептал Фоас. - Только не довезем, Тидид! Плох старик, ай плох, совсем плох!

Алтарь... Алтарь Телефа! - упрямо прошептали губы. - Туда!

Рядом толпились придворные - такие же белые от ужаса. Только дядюшка Терсит сиял полной луной. Сиял - улыбался, зубами редкими светил. Еще бы! Его тоже в подвале нашли, но - живого. Забыли в спешке, видать!

Горго, дедова внучка, стояла в стороне. Пустым было ее лицо - как Ойнеевы глаза. Словно не ее дед умирал на старой истоптанной подстилке. Фоас перехватил мой взгляд, вздохнул...

И что в ней мой родич нашел?

Хорошо, - кивнул я. - Перевезите. Тугую повязку на грудь, конные ноши...

Эх, дед, дед!

* *

А вот он, кубок, племянничек, вот он! Не пропал, хи-хи, не пропал!

Беллерофонтов кубок - он, Главкид, деду твоему в знак побратимства подарил. Тяжеленький, хи-хи! Я и все прочее собрать приказал вроде, не пропало ничего. Не успели унести, хи-хи, пожадничали! Теперь это все твое, племянничек, ты ведь наследник! Диомед, басилей Калидонский, хи-хи!

Ха-ха, дядюшка Терсит! Да только я не басилей!

Я не басилей.

И не только потому, что Танат не спешит и дед все еще дышит - редко,

захлебываясь мокротой и кровью. Я не басилей, потому что молчит толпа на площади, знакомо молчит...

Чужак!

Гетайры мои в сторонке стоят, и Фоас с Одиссеем в сторонке. Негоже им,

куретам да прочим пришлецам, в чужие дела вмешиваться. Самому мне с добрыми кали-донцами объясняться. Да только что им объяснить?

Дед умирает, - тихо проговорил я. - Умирает...

Услышали? Кажется, да. Кое-кто переглядываться стал, но большинство все так же на меня смотрело. На меня, на чужака. И я понял - не признают. Внуку Ойнея Живоглота, сыну Тидея Непрощенного, последней поросли проклятого рода, не место на калидонском престоле.

В Аргосе испугались Алкмеона. Этим уже нечего бояться.

Я-не нужен!

Дед умирает! - крикнул я. - Престол не должен пустовать! Горго, его внучка, будет править вами!

Ага, проснулись!

Проснулись, зашумели бурным морем, вперед подались. Только бы не

улыбнуться!

Диомед! Тидид! Диомед! Нельзя ее! Нельзя! Девчонка она еще! Девчонка! Дай нам царя!

Теперь - молчать! Пусть покричат, этолийцы-горде-цы. Я не нравлюсь? И не надо!

...А мне что надо? Калидоном все равно не править - далеко он от Аргоса.

Наместника тут не потерпят, чужака - тоже.

Царя! Царя! Диомед, дай нам басилея! Царя! Не отдавай нас девчонке! Не хотим внучку Живоглота! Не хотим его род! Диомед! Диомед!

То-то! Меня не хотят - и меня же просят. Вот так и правят - лицом к югу.

Я огляделся. Гетайры, Фоас с Одиссеем... Курет в сторону смотрит - привык к

этолийской волюшке, а ита-киец, раскрыв рот, слушает. Интересно, как там у Лаэрта Пирата с демократией?

Царя?! - гаркнул я так, что площадь дрогнула.- Я дам вам царя, калидонцы!

Чужака они не потерпят. А если не совсем чужака?

Согласно обычаю дочь или внучка басилея выходит замуж, дабы муж ее правил царством. Не отступим от обучая! Фоас Курет женится на Горго, внучке Энея Партао-нида. Куреты и калидонцы - братья! Фоас Андремонид - ваш басилей!

Тишина - заслушаться можно! Долгая, мертвая. Но вот дрогнуло, покатилось:

А-а-а-а-а-а-а-ах!

И тут я наконец улыбнулся.

Что делаешь, Тидид? Твое царство, твой престол, твой Калидон! Зачем отдаешь, зачем уступаешь? За сестру твою, за Горго, спасибо, век помнить буду, век братом твоим буду, а Калидон не возьму. Твое царство, ты наследник!

Горячится Фоас, мой родич, а сам бороду треплет - смущается. Вроде бы не согласен. Вроде бы...

Я Куретии наследник, отца своего наследник, ты - деда наследник...

Поглядел на меня - умолк. Тоже обычай - отказываться. Раз отказался, два отказался...

Этолия должна быть единой, Фоас! Она и станет единой.

Хм-м-м...

А я в небо белесое, жаркое поглядываю. Не все ты еще слышал, братец мой названый!

Ты присягнешь мне, Фоас. Как своему ванакгу. Как царю царей. Ты получишь

Калидон из моих рук.

Сейчас кричать станет. Чтобы он, вольный курет!..

Эй, Диомед, что говоришь? Чтобы я, вольный курет, присягал? Режь меня, убивай - никому не присягну! Отцу присягал, деду присягал - тебе не стану!

Кричит! А сам бороду черную треплет. Треплет - на меня поглядывает. Сейчас о дани говорить будет. Сколько быков в год, сколько овец...

За кого меня считаешь, родич? Думаешь, дань платить стану? Сто быков в год платить стану? Сто быков, тысячу овец? И десяти не заплачу!..

А Любимчик рядом стоит, глазами лупает. Учись, рыжий!

* *

Так ты чего, Диомед, царство ему отдал?

Не отдал, Лаэртид! Не отдал. Приобрел! Править надо, сидя лицом к югу.

А-а... А почему к югу?

* *

От алтаря только камни остались. Развалили алтарь! Камни, молодая трава сквозь трещины тянется... И никто не скажет даже, какому Телефу алтарь возводили. Слыхал об одном, так он жив еще, за морем где-то правит.

А здесь - только камни среди травы.

Забылось!

Возле камней и положили его - деда Ойнея. Положили, покрывалом красным

накрыли. Горго, внучка, золотой венец принесла, на голову надела, вытерла кровь с бледных губ...

Все собрались. И мы с Фоасом, и Лаэртид, и старшины калидонские, и куреты. Уходит басилей! Каким бы он ни был, Ойней Живоглот, но все-таки полвека жезл золотой держал. Всех пережил, всех похоронил - детей, друзей, врагов. И вот теперь сам уходит.

Дед! Это я, Тидид! Может, воды тебе дать? Молчал Ойней Живоглот. Только горлом хрипел - тихо, бессильно. И все так же глаза светились - ненавистью. .

Зачем уходить, ненавидя? Зачем, дед?

Прочь!..

Медленно поднялась рука, сжались в кулак худые пальцы...

(А я вдруг деда Адраста вспомнил. Только Злосчастному легче было. Он

завещал нам мечту. Мечту - а не ненависть!)

Прочь, сын греха!..

Но почему, дед? - не выдержал я. - За что? Ты ненавидел отца, ненавидишь меня, всех ненавидишь! За что? Захрипел, дернулся...

Пусть... Пусть уйдут все. Тебе... скажу...

Я оглянулся. Так ведь нет никого, одни мы с дедом!

Остальные в сторонке стоят - ждут. Даже Горго не подошла.

Мне... Мне больно... Пусть и тебе будет больно, сын греха! Сын греха...

А мне вдруг его жалко стало - как когда-то.

Я... Я должен был умереть раньше... с Беллерофонтом, с остальными... Но я остался. Остался, хотя и знал... Мы все прокляты, все! Мы, недобоги...

Я вздрогнул. Недобоги! Все, в чьих жилах ИХ кровь!

Беллерофонт... он сошел с ума, но успел... Успел уйти. А я... Я полюбил.

Полюбил то, что нельзя любить!

"- Почему Ойней меня ненавидит ? Ведь он и не видел меня ни разу! Это из-за папы ? Или он болен? Как мы все: дядя Геракл, Эвмел, папа ? Как я?

Он болен, сынок. Если, конечно, любовь - это болезнь".

Я полюбил... Полюбил свою кровь!

О чем ты, дед? - поразился я. - Свою кровь?

Свою кровь! - упрямо прохрипел он. - Твой отец... Он не сын Перибеи, моей жены. Он... Его мать - Горго, моя дочь!.. Я любил свою кровь, свою дочь! Твой отец... И Горго, внучка...

Пустые бесцветные глаза смотрели в упор, и я понимал - это правда. Мой отец... И эта девочка, назвавшая только имя матери!..

Я... Я презирал себя, ненавидел, но все равно - любил. Любил - и ненавидел! Всех, всех! А потом Горго умерла, и я полюбил ее дочь... мою внучку. Мою кровь...

Странно, я не-чувствовал ничего - ни боли, ни ужаса. Словно не об отце, не обо мне шла речь. Только жалость чувствовал - к Горго, к этой несчастной девочке.

А если бы знал раньше? Убил бы его?

Кто знает?

Я проклят, и ты... проклят, и отец... твой отец!.. Я ухожу, а ты остаешься... И теперь ты будешь... ненавидеть... Это мое... мое наследство...

Вздох... Окрасились кровью губы.

Ненавидеть...

Медленно закрылись пустые глаза...

И снова - знакомый страшный треск догорающих дров, горячий пепел на

ладонях, жертвенная кровь на сером известняке, горькое вино на губах...

Прощай, дед Ойней! Я не возьму твоего наследства!

Хайре!

* *

Я, Диомед сын Тидея, ванакт Аргоса, Арголиды и всей Ахайи, повелитель