незабвенный день, встретив в роще одинокого путника, он - не нужно
скрывать! - пожелал убить его просто для того, чтобы никто не смел
безнаказанно прогуливаться в округе, принадлежащей по ночам Тихому Лю. Он
был не прав, следует признать: путник руками убил семерых его людей,
сделав все быстро и красиво, без ненужных излишеств, а затем, взяв за ухо,
отвел Тихого Лю в управление стражи и там, после зачтения всех приговоров,
выкупил осужденного за семь связок медных монет. Много позже Наставник Мао
счел нужным об(r)яснить свой поступок: никогда не бойся, сказал он, сделать
добро, если есть малейшее сомнение в целесообразности зла.
построй монастырь собственного духа, - посоветовал он, - и удались туда;
нельзя учить того, кто не знает, чему желает учиться; прежде учения должно
познать себя...
крепче припекает обнаженные плечи; косица падает на грудь. Лю Ган
размышляет. Это необходимо: каждый, нажавший на точку ци и на точку
гун-по, должен побольше думать, это поможет освоиться в настоящей жизни,
когда душа вырвется из оболочки...
Совет учителя не скоро стал понятен ему; когда другие ученики садились за
свитки, Лю продолжал упражняться, осваивая укус змеи, и прыжок кота, и
падение ястреба; он сделал тело неуязвимым, а руки равными красивой
смерти, это поняли все, когда Ган выбил мечи одновременно у Чжу-Семирукого
и самого Ван Цаопи; и в те дни он все еще не был умен, потому что
единственным его желанием - теперь это можно признать - было навестить
богатый дом высокочтимого Фу Фэна. И в одну из безлунных ночей,
перепрыгнув ограду, он пришел в этот дом...
Кряжистый степняк стоит перед Лю, он широко расставил ноги и выкрикивает
непонятные слова, требовательно протягивая руку. Это не случайный невежда,
у варвара вид и взгляд человека, облеченного правом кричать. Следует
проявить уважение, ведь Наставник учил чтить представляющих власть и даже
сам снизошел до подчинения дикарям. Лю почтительно кланяется. Но монголу
нужно не это, он заходится визгом, и подбежавший чериг торопливо
подыскивает понятные любому разумному человеку слова. Ах, вот что! Лю
вновь кланяется и извлекает из-под покрывала золотую табличку. Учителю
теперь нет в ней надобности, и, следовательно, власти, вручившие ее, имеют
основания востребовать врученное обратно. Возьми, животное, и пошел прочь!
- говорит Лю, уважительно улыбаясь. И невежда вцепляется в желтую пластину
обеими руками, вырывает ее и, переваливаясь на коротких кривоватых ногах,
почти бежит туда, откуда явился, - в шатер мальчишки-военачальника. А Лю
вновь усаживается на снег в позе лотоса, предрасполагающей к
размышлениям...
подготовились к встрече. Но дорогой гость без труда дошел до хозяйской
опочивальни, а там, где он прошел, остались те, кто пытался достойно
встретить бывшего мальчика Гана; они лежали вперемежку со своими смешными
секирами, их было немного - может быть, полтора десятка, но скорее два или
три, и они тоже кое-что умели... но разве сравниться им было с Лю?.. и еще
четыре пса валялись у самого входа, четыре вз(r)ерошенных комка белого меха,
с какими северяне ходят на тигра; они распластались на узорном полу, как и
люди, нелепо вывернув головы, и отблески стенных факелов подкрашивали
кровью белизну; и Лю вошел в опочивальню высокочтимого Фу. Он хотел о
многом поговорить, медленно и спокойно, но стоил ли беседы этот
растекающийся на глазах старик?.. распахнув рот, сидел Фу Фэн на кане [кан
- лежанка, утепленная дымопроводом (кит.)], вонючая лужа расплывалась по
мягкому одеялу, мальчик для удовольствий испуганно глядел из-за
занавески... и черные волосы хозяина быстро белели. Лю не стал беседовать
с грудой беспредельно боящейся плоти; он пожал плечами и ушел. А Наставник
Мао поджидал его на пороге своего дома; он укоризненно покачал головой, а
потом, всмотревшись, понял и довольно кивнул. И Лю Ган вошел в дом, зная,
что пришло время строить свой монастырь.
затылок и тотчас заверещала в кулаке. Человек-алмыс поднес летунью поближе
к лицу, разглядывая, - и разжал пальцы. И вновь поймал - на самом взлете.
А потом отпустил совсем...
достойное мудреца! Степные варвары нарушили уклад жизни, и Наставник
нуждался не в раздумьях Лю, а в его умении убивать, потому что был стар, а
ученики ушли. Лю не желал прислушиваться к горячим спорам; он осуждал
спорщиков, ибо можно ли перечить Наставнику Мао? Они все покинули дом,
все! - и Чжу, и Тигренок Дэн, и даже Ван Цаопи, и стены монастыря духа
стало некогда возводить; нужно было сберечь Учителя, и Лю сберег, хотя и
не сумел в одиночку позаботиться ни о госпоже, ни о девицах; подумали ли о
них, покидая учительский дом, неблагодарные ученики? они считали себя
умными, но разве умный предает?..
он Наставнику, а порядочным людям не пристало не оплачивать долги... в
семье же торговцев Лю не бывало непорядочных людей; служить честно, в этом
мире и в том, и хранить от превратностей жизни - вот цель, выше которой
нет ничего, и, поняв это, он наконец ощутил уважение к себе.
тайн, не дано справиться с оборотнями; сам Наставник Мао говорил это, и в
сени Яшмовых Струй будет время отслужить вину.
поверх панциря алом плаще; уверенной походкой сильного человека прошел
степняк, и Лю Ган, завершив круг раздумий, проводил его одобрительным
взглядом. Но джаун-у-ноян сотни мэнгу, седой и поджарый, не снизошел
обратить внимание на раскорячившего колени чжурчжэ. Жизнь отучила его
верить в алмысов, а бритоголовых, подобных этому, сотнями вразумила его
сабля на улицах каменных стойбищ Китая. Он прошел мимо, надменно
отвернувшись и думая совсем об ином: с чего бы это его, подчиняющегося
лично Бурундаю, вздумал пригласить в юрту мальчишка, не оправдавший
доверия Непобедимого? Прибежавший с вызовом чериг сказал: срочно, но что
может быть неотложным теперь, когда сотни уже почти скатали палатки?
о которой не знал. Он подошел к юрте и назвался. Кебтэулы, предупрежденные
заранее, рывком раздвинули копья, и выскочка Тохта, отдернув изнутри
полог, прижал руку к сердцу, приглашая джаун-у-нояна войти...
оказать мальчишке помощь при взятии города, но не отдавал в полное
подчинение. И все же седой монгол откликнулся на зов, потому что понимал:
юноше сейчас нелегко, а законы Ясы гласят: если собрату по оружию нужно
содействие, таковое надлежит оказать, дабы в иной раз не оставили без
поддержки тебя.
уверенно и цепко, словно беркут на степном камне. Юноша нравился
иссеченному шрамами воину, хотя тот и скрывал симпатию под маской
равнодушия. Этот ястребенок мог бы далеко пойти, не случись досадной
оплошности: он отважен и хладнокровен; он умеет подчинять людей и уважает
старость. Нынешняя молодежь испорченна, и мало кто сохранил понимание, как
следует чтить родительские седины, этот же - бережно заботлив со своим
стариком, видно, отец правильно воспитывал его. Строгость и внимание,
всего поровну - тогда только дети вырастают такими, какими хочешь их
видеть...
и покорными; не сожри всех пятерых война, он испросил бы у Бурундая
отставку и сейчас кочевал бы на берегах золотого Онона, не заботясь ни о
чем, разве что тревожась, когда запаздывают вести от богатуров-сыновей.
Увы, Сульдэ-Ураган судит по-своему; мальчиков нет, и заботиться о внуках
приходится деду, уставшему от седла и сабли. Что ж, судьба. Его хватит на
этот поход, а может быть, и еще на один; нужно много добычи, чтобы семья
не знала нужды, потеряв пятерых кормильцев...
на пороге, не заметив в углу недужного, мэнгу понял: его вынесли на свежий
воздух и, укутав в меха, уложили греть старые кости в лучах
раздобрившегося солнца. Да, Ульджай хороший сын; больно терять такого...
душе достоинство и юнец попытается умолить его повлиять на ноянов,
уговорить их решиться на еще один - последний, разумеется, самый
последний! - штурм. Если так случится, мальчишка унизит себя, ничего не
добившись. Перерешать решенное запрещено Ясой, и нельзя поощрять слабость.
Сотнику очень не хотелось обмануться в своей приязни...