развернулся и, тяжело стуча копытами по камням, медленно побежал в сторону
невидимых южных созвездий.
койки, стола из мраморного дерева, черного шкафа и древних стульев из
гладкого материала, не гниющего в воде, нашлось место чудом сохранившейся
части доисторического глобуса, изготовленного до Катастрофы, астролябии,
чучелам морских тварей и рыб, а также залежам пыльных книг и навигационных
карт со множеством таинственных пометок.
соответствовала его размерам. Даже каждому из Ястребов нашлось бы по
отдельной каюте, но они предпочли поселиться вместе. Слуги принцессы Тенес
не испытывали нужды в удобствах и спали прямо на жестком деревянном полу.
Впрочем, один из них всегда бодрствовал.
сундук, оказавшийся почти пустым. Корабль был, словно плавучая гостиница,
- он никому не принадлежал достаточно долго и его некому было обживать.
и рассыпавшийся в пыль, как только он дотронулся до него. После этого
сундук стал новым жилищем его гомункулуса. Люгер осторожно опустил все еще
непрозрачный сосуд в темное чрево сундука и закрыл крышку. В следующую
ночь должно было наступить новолуние. В эту ночь он собирался узнать, не
посмеялись ли над ним лилипуты из Гикунды.
и примерное направление поисков. Сам он до сих пор не представлял себе,
что будет делать в далекой, враждебной и совершенно незнакомой ему
Морморе.
едва не лишившем его рассудка, он, не раздеваясь, лег на койку и
постарался думать о чем угодно, кроме кошмаров, реальных, вымышленных и
посылаемых извне.
уже почти не замечал, постепенно отпускало его. Страх за свою жизнь -
самое сильное из человеческих чувств - слишком долго заглушал все
остальные. Люгер вдруг осознал, что до сих пор блуждал в лабиринте,
темном, зловещем и не имеющем выхода. Этот лабиринт почти убил его любовь
к Сегейле и превратил его в механизм, тупо бредущий куда-то, покорный
чужой воле... Таким лабиринтом был Элизенвар, такими же оказались Фирдан и
замок Крелг. Теперь он впервые двигался куда-то, пусть к страшной и
преступной цели, пусть в компании извращенцев и убийц, но само движение
вселяло какие-то, пусть призрачные надежды... Так идут к далекой звезде,
горящей над горизонтом, зная, что никогда не достигнут ее, и все же идут,
потому что оставаться без движения еще мучительнее и сносный выход только
один - самоубийство.
загонял их в самые глухие уголки сознания, теперь стучали в его двери. Он
позволил им выйти на свет божий и они овладели всем его существом. Люгер
лежал и вспоминал все: ее глаза, улыбку, очертания губ, ее поцелуи,
страстные и сладостные, гладкость кожи, упругость живота, теплоту лона;
то, как она занимается любовью, то, как вечерний свет увязает в ее
ресницах, то, как она засыпает в его объятиях и тогда ее нежное дыхание
касается его щеки. Щемящая тоска захлестнула его и он ощутил горячую влагу
на своих веках...
вдруг стал абсолютно, непоколебимо спокоен, словно никто и ничто не могло
отнять у него его женщину и жизнь; все совершалось в другом мире, где уже
не было зла и смерти.
что где-то существовала эта женщина, пусть еще бесконечно далекая от него,
но такая красивая и такая беззащитная. Она была единственным существом,
которое он любил и в котором нуждался, и его душа устремилась к ней, как к
единственному солнцу во всей холодной и пустой вселенной, а тело желало
ее, как никогда, и он застонал от этой муки, которую причинил себе сам...
в темноте, пока сон без сновидений не похитил у него его Сегейлу.
Он точно помнил, что запирал на ночь дверь каюты, однако сейчас на пороге
стоял Сидвалл и рассматривал его своими немигающими глазами. Эта
назойливая опека вывела Стервятника из себя.
узком рыбьем лице. Похоже, эти идиоты подозревали его и здесь... Что ж, он
не разочарует их.
было оскорбить, - его можно было только уничтожить.
ночных воспоминаний. И это удалось ему, но лишь отчасти. В серой утренней
мгле все было будничным и грязным; здесь не осталось места Сегейле. На
мгновение ему удалось увидеть ее прозрачные сияющие глаза и вспомнить
запах ее кожи. Потом все исчезло, но Люгер ощутил прилив свежих сил,
словно заблудившийся в непроглядной ночи странник, отчаявшийся найти
дорогу и вдруг узревший путеводную звезду, засверкавшую во мраке.
архипелагу Шенда. Люгер избегал покидать свою каюту, - слишком запомнилась
ему вчерашняя волна внезапной дурноты, пришедшая с берега, чтобы сбросить
его в море. Большую часть времени он проводил, разбирая найденные здесь
морские карты и рассматривая обломок глобуса с неведомыми в его мире
очертаниями материков.
пор его опыт в этой области ограничивался плаванием по рекам и
единственным, совершенным семь лет назад путешествием по внутреннему морю
Уртаб, во время которого Люгера едва не прикончили контрабандисты. Но знак
на ладони правой руки хранил его для иной смерти... Любопытство все же
взяло верх и Слот поднялся на палубу.
наполнял паруса. Кораблю почти не приходилось маневрировать. При свете дня
он оказался вовсе не таким убогим, каким представлялся Люгеру ночью. Он
носил вызывающее имя "Ангел", но было что-то далеко не ангельское в его
стремительных очертаниях, темных парусах и нелюдимых матросах. Это было
быстрое и прочное судно - идеальное средство для того, чтобы вершить
темные дела.
эту роль выполняет маленький человек в длинном сером плаще, больший
похожий на шпиона, чем на моряка. Поймать взгляд его глазок было
невозможно, но он имел над матросами необъяснимую власть. Несмотря на свою
сухопутную одежду, он, по-видимому, знал толк в кораблевождении и
остальные моряки подчинялись ему слепо. Этот человек был еще и посредником
между аббатом и командой, потому что Кравиус ни к кому из ее членов
никогда не обращался лично.
части судна. Теперь на нем был дорожный костюм без всяких признаков
принадлежности к церкви. Он приветствовал Стервятника приторной улыбкой и,
подхватив того под руку, увлек за собой, на ходу рассуждая о некоторых
отвлеченных проблемах теологии, словно мирный священник, гуляющий с
коллегой в церковном саду. Люгер вполуха слушал этого болтливого и
опасного лицедея, думая о своем. Величие и беспредельность океанских
просторов поразили его. "Ангел" казался жалкой скорлупкой, затерявшейся
среди серых и как-бы застывших волн. Никто, кроме пустившихся в это
плавание безумцев, не заметил бы его исчезновения...
Пещере". По его словам, он сделал это в знак своего расположения и
взаимного доверия. Люгер смеялся про себя. Кравиус хорошо знал
человеческую природу - пока ему действительно ничего не угрожало.
воздавали должное корабельной кухне, оказавшейся вполне сносной. На борту
"Ангела" обнаружились даже запасы старого белфурского вина. Впрочем, для
аббата это не было неожиданностью. Невидимый кок умудрялся разнообразить
блюда из вяленой рыбы и соленого мяса различными экзотическими приправами.
намеки Люгера, тот больше не возвращался к теме, касающейся его
путешествия по дальнему югу. Насколько Слот мог понять, Кравиусу пришлось
повидать многое и занятия его были довольно сомнительными, а потом
произошло некое событие, заставившее этого бродягу и авантюриста принять
сан и вести затворническую жизнь в Тегинском монастыре. Может быть, этим
событием и был плен в загадочной стране южных варваров.
любопытство и скука. Люгер велел отнести им еду в каюту. Хотел бы он
знать, чем заняты Сиулл и Сидвалл на протяжении всего томительного дня.
Скорее всего, просто сидят, уставившись в пустоту, словно две машины,
ожидающие момента, когда нужно будет действовать...