рельефы, символизирующие союз искусств и наук; музы пляшут, свободно
взмахивая руками, а на карнизе сидят ангелы и болтают в воздухе босыми
пятками.
лежит наша страна - от Калининграда до Камчатки - и просторам природы
вольно дышится под охраной человека. А посреди страны, где-то в районе
Урала, стоит гранитный монумент Коммунизма, на котором высечено: "Мир,
Труд, Свобода, Равенство, Братство и Счастье всем народам!"
плиты. Это могилы тех человеческих качеств и пороков, которых уже нет в
нашем доме. На них написано: "Ложь", "Лицемерие", "Глупость", "Хамство",
"Себялюбие", "Подлость", "Трусость"... - великое множество плит; по ним,
перескакивая с одной на другую, толпы туристов добираются к монументу.
нас. Мы еще верим в него, олухи царя небесного, в то время как практич-
ные люди давно освободились от иллюзий.
олухом и олухом царя небесного есть ощутимая разница. Просто олухи
представляются мне тупыми, несмышлеными, вялыми людьми, в то время как
олухи царя небесного сродни святым и блаженным. В них запала какая-то
высшая идея, они мечтают и горюют о ней, не замечая, что жизнь не хочет
следовать этой идее - хоть убейся!
будущее. Его идеалы, высеченные в граните, представляются нам настолько
заманчивыми и очевидными, что нас не покидает удивление: почему, черт
возьми, мы не следуем им?
что случись какая-нибудь искра - и он разлетится вдребезги, как елочная
игрушка, свалившаяся с ветки.
ликтовые леса: одни не могут найти работу, другим на работе делать нече-
го, третьи и вовсе работать не хотят.
довольствуемся осознанной необходимостью и, обремененные тяжестью осоз-
нанных обстоятельств, тщетно твердим себе, что мы свободны, потому что
понимаем - насколько несвободны.
тому что нам неведома иная основа этики, кроме страха, а раз мы уже не
боимся ближнего своего, стали ему равны, то можно послать его подальше
на законном основании.
чудака, зачем-то вознесшегося на небеса, выглядит странной смесью нацио-
нализма и шовинизма - национализма по отношению к одним братьям и шови-
низма по отношению к другим.
ми же не следуем. Чего же стоит наш превозносимый повсюду разум? Почему
мы не можем совладать с собственным стяжательством, себялюбием и глу-
постью? Зачем мы ищем пороки вне себя, а внутри не замечаем? Где предел
нашему лицемерию?
изумлением обнаруживаем, что уперлись в стенку. Дальше, как говорится,
некуда. Пока мы поем гимны светлому будущему, тучи вокруг нас сгущаются,
а впереди лишь мрак ядерной войны или всемирного голода. И это при том,
что в наших руках такое техническое могушество, которое позволило бы
нам, обладай мы хоть каплей разума, превратить Землю в цветущий сад...
го в детстве, на прогулках с нянькой Наташей и младшим братом Федором.
Отец по воскресеньям отсылал Наташу с мальчишками в центр и наказывал
гулять в Летнем или в Михайловском саду и по набережным. Сам запирался в
кабинете и писал монографию "Внутренние болезни". Анастасия Федоровна
хлопотала с годовалой Любашей.
проекта, отец признался, что отсылал их на прогулки с воспитательной
целью. "Видишь, не пропало даром, Жеша. Архитектурой дышат, как возду-
хом, она душевный настрой создает..." Если бы он знал тогда, что видит
последний настоящий проект сына, а дальше все покатится к привязкам, к
халтуре, к "типовухе"...
тогда называли. Солдаты в гимнастерках, перепоясанных черными ремнями с
беспощадно надраенными бляхами, пялили на няньку глаза, заигрывали: "Та-
кая молодая, а уж два пацана! Шустренькая!". Наташа заливалась краской,
шла твердо, так что вздрагивали завитки перманента. Женя и Федька, взяв-
шись за руки, чинно следовали за нею.
зиял выбитыми окнами в боковых портиках, но уже собирались под сенью по-
луротонды старики, пережившие блокаду, играли в шахматы и домино. Ма-
ленький Демилле, смутно помнивший раннее детство во Владивостоке, кривые
улицы, взбиравшиеся на сопки, неуклюжие домики, бараки, удивлялся тому,
что огромное здание с колоннами (павильон представлялся тогда огромным)
выстроено специально для стариковских игр. Мальчики спускались по сту-
пенькам к Мойке и пускали по гладкой воде скорлупки грецких орехов, ко-
торые Наташа колола своими молодыми зубами. Отсюда видны были горбатые
арки мостиков, из тени которых выплывали на солнечный свет нарядные кра-
шеные лодки с гуляющей публикой.
обнаженных мраморных женщин, торчащих на самых видных местах с непонят-
ными предметами в руках. Тем не менее, выполняя волю профессора, она во-
дила детей и туда; шла по главной аллее быстро, не поднимая глаз; на
вопросы детей, касающиеся статуй, отвечала возмущенным пожатием прямых
худеньких плеч, на которых трепыхались при этом волнистые отглаженные
рюши.
лось трогать пальцами. Он читал надписи на табличках и давал пояснения
Федьке.
статуей.
дор. - А почему она такая противная?
демте, там мороженое продают!
на дутиках, и, заняв очередь, следили за священнодействием: одна вафля,
другая, шарик мороженого на ложке - и вот уже из блестящего аппарата вы-
давливается идеальный кружок в вафельной обкладке с толстым слоем моро-
женого, которое так приятно было вылизывать кончиком языка, оставляя на
ободе вафельного колесика глубокую круговую выемку.
просторах Марсова поля, или на гулких, как барабаны, мостах, по которым
катили красные трамваи, или в бесчисленных арках Гостиного, или в прох-
ладном лесу колоннады Казанского собора, у Жени Демилле возникло ни с
чем не сравнимое ощущение архитектурного объема. Он сразу уловил главное
в архитектуре - организацию пространства - не вдаваясь в мелкие подроб-
ности направлений и стилей, и город вырастал перед ним единым организ-
мом, как лес, в котором аукались поколения.
чал, что каждое место города звучит по-своему - родители начали учить
его музыке в девять лет, "частным образом", как тогда говорили, для чего
два раза в неделю на дом приходила учительница Надежда Викентьевна - по-
жилая дама "из бывших" с матовым желтым лицом, в бархатной фиолетовой
шляпке с вуалькой; Женя осваивал этюды Черни один за другим, весь альбом
- и вот по прошествии нескольких месяцев обнаружил, что каждый номер сам
собою связался с тем или иным местом прогулок. Первый этюд для правой
руки возникал в памяти всякий раз, когда они с Наташей спускались с Ли-
тейного моста и сворачивали направо к Летнему саду, а симметричный басо-
вый для левой выскакивал у полукруглой решетки Михайловского сада, оги-
бавшей церковь Спаса-на-крови. Вскоре весь альбом получил прописку: этю-
ды для выработки самой разнообразной техники и выразительности - стакка-
то, легато, аккорды, крещендо и диминуэндо, пианиссимо и фортиссимо -
легли точно в назначенные места: этот в арке Главного штаба, тот на Иса-
акиевской, третий - на улице Росси, да так прочно, что спустя десятиле-
тия давали знать о себе, внезапно выныривая из памяти во время прогулок
Евгения Викторовича с какой-нибудь очередной возлюбленной.
туры у него был Карл Черни - недоумение, конечно... кто такой? может
Суворов Виктор
Прозоров Александр
Круз Андрей
Шилова Юлия
Флинт Эрик
Глуховский Дмитрий