подчиненный. Ну вот. Я разобраться хочу. Не может быть, чтобы у вас не
нашлось оправданий. Наверняка имеет место какое-то чудовищное
недоразумение, все можно как-то объяснить. Поэтому давайте просто
поговорим, как раньше. Что-то в последнее время редко это у нас
получалось.
извините, Семен Васильевич, - повернулся он к Ярцеву, - но вас ждут
великие дела. Так что идите и действуйте. Если вдруг все же появятся
какие-нибудь результаты - сразу ко мне. Ну ладно, ступайте.
и выбежал из кабинета. Сергею почему-то пришло в голову, что Координатор
хлопнет дверью, но нет, не хлопнул. Напротив, очень аккуратно затворил за
собой.
уже на сто процентов ясно, что велась игра в злого опричника и доброго
царя-батюшку. Точнее, дедушку. Но верить в доброго дедушку уж
действительно как-то приземленно. Но интересно все-таки, что он дальше
устроит.
сейчас уже не казался ни смешным, ни жалким. Какие-то слишком уж уверенные
были у него глаза. Он ждал ответа, знал, что ответ непременно последует,
но когда именно - не столь важно. Торопиться некуда, бояться нечего - он
хозяин всей нынешней игры. А коли так - можно не грозить, можно не
гипнотизировать взглядом. Зачем? Все получится само собой.
Воспитателя Латунина осталось только две возможности. Или каяться, или
хамить. В принципе он прав, альтернативы на горизонте не видно. Но стоит
ли играть роль в его сценарии? Хотя какое это имеет значение? Сейчас не до
психологических нюансов. Однако надо ему что-то ответить. Молчание
разрастается и делается слишком уж глупым. Тем более, что темп все равно
потерян. Как в шахматах. Он, Сергей, получил шах и ищет, чем бы закрыться.
А в перспективе мат. Ферзем и слоном. Если, конечно, худосочный Ярцев
потянет на слона. Ладно, пускай будет как в шахматах.
одного лишь взгляда на доску хватало, чтобы оценить перспективы. Нет, ни
на что не надеясь, все же трепыхался. Отец посмеивался над этим,
утверждал, что действуют обычные подростковые комплексы. Против лома, как
известно, нет приема.
замыкался, либо переводил все на какой-нибудь подходящий к случаю анекдот.
Он любил подкреплять свои мысли анекдотами. "Помнишь, как в той байке" -
обычное его присловье. А голос прокуренный, гулкий, словно по глиняному
сосуду постучать костяшками пальцев. Еще в сопливом пацаньем возрасте
Сергей ругал его за курение, говорил, что высосет рак легких. И ведь
накаркал же! Вообще, после маминой смерти все у них стало не как у людей.
Не отец сыну запрещает, а наоборот. И так всю жизнь, почти что с самого ее
начала. Ему же и пяти лет не было, когда принесли ту телеграмму. Но именно
тогда, отревев, побившись головой о паркетный пол, отмолчавшись на
похоронах, он понял простую вещь: мамы не будет никогда. И значит, надо
охранять единственное, что осталось - отца. А для этого надо стать
взрослым, несмотря на свой детсадовский возраст.
правильно, дескать, давно пора, а сам все делал тихой сапой. "Тихой папой"
- было у них такое семейное присловье.
свинцово-грязных туч, малость побрызгало - и все. Почему это вспомнилось
именно сейчас? Гроб не влезал в лифт, пришлось тащить его по лестнице, с
седьмого этажа. Крышку вынесли позже, а по лестнице спускались без нее. На
поворотах отцовская голова моталась из стороны в сторону, и было полное
ощущение, что он живой, что он посмеивается над глупым спектаклем, который
непонятно зачем затеяли "родные и близкие покойного". И никак не
получалось поверить, что все это не понарошку, что все по правде. И только
в крематории - когда случилась канитель с бумагами, когда шоферу совали
мятые червонцы, а потом породистая служительница в синей форме, с лицом
бульдога-медалиста, стукнула несколько раз молотком по крышке гроба - вот
тогда, пожалуй, и накатило по-настоящему. Все это - лиловые печати на
справках, сытая харя конторского чинуши, литованные заклинания
служительницы - было не понарошку. А когда вернулись домой, ему первое
время казалось, что отец заперся у себя в комнате, курит и разминает
сигареты пальцами. Автоматически, не замечая, думая о чем-то запредельном.
опротивела, и он использовал спиртное лишь как гнусное лекарство - хотя бы
после того нахального утреннего звонка.
Ярцева, - Сергей обнаружил, что постукивает костяшками пальцев по
столешнице. - Его отсутствие ничего не меняет. Просто нам не о чем
говорить. Каяться я не собираюсь, грозить и обличать - тем более.
Разумеется, у меня есть причины, и разумеется, я о них умолчу. Ваша
претензия на некую духовную близость мне понятна. Но это же смешно. Я ведь
вашим баечкам больше не верю.
Похоже, он ждал именно такого поворота.
передо мной. Однажды дождливым вечером я крупно обманулся. И это
определило ход последующих событий. Ну, а теперь меня не волнует личное
будущее. А вы... Вы на работе. Работайте, исполняйте свою службу.
радовался, что все же сумел разговорить Сергея. - Да только эффект-то
дешевый. - Старик даже присвистнул, изображая огорчение. - Прямо как в
плохих детективах. По-моему, не хватает лишь фразы "Маски сброшены!" или
"Игра окончена!" Постарайтесь не лгать хотя бы самому себе. Тот имидж,
которым вы сейчас прикрываетесь - он ведь тоже маска. Причем довольно
старая. Бывшая в употреблении. "Гордо реет буревестник, черной молнии
подобный" или "Я сладко пожил, я видел солнце". В общем, "Безумству
храбрых поем мы песню". Стоит ли продолжать цитаты? Эх, Сережа, Сережа...
На самом-то деле вам сейчас и зябко, и тоскливо, и ровным счетом ничего вы
в ситуации не смыслите. Поэтому давайте исходить из реального состояния
дел. И не принимайте красивых поз. Вам это сейчас ни к чему.
покаяния? Или развернутую психологическую автохарактеристику?
психиатр. Я не ответов, Сережа, жду, а вопросов. Понимаете, вопросов! Что
ж, настало, наконец, и их время. Похоже, вы готовы подняться на
качественно высший уровень.
совершенно неуместный задор. Что ж, фокус известный. Где вопросы - там и
поговорки. Ладно, отчего бы напоследок не порезвиться?
Можно сказать, методологический. Итак, почему я могу рассчитывать на
правдивые ответы? Я ведь вышел из игры, я бесперспективен. Как-то
нерационально с таким возиться.
разве не замечали? Да к тому же, Сергей, игра ваша отнюдь не завершилась.
Это во-первых. А что касается критериев достоверности? Ну помилуйте, какие
тут вообще могут быть критерии? Должно быть элементарное доверие между
собеседниками. И вообще. Вот, к примеру, говорят вам, что нейтрино
существует. И вы верите на слово. Не станете же изучать физику на
профессиональном уровне, лично делать все эксперименты... Все не
проверишь, надо просто положиться на слово компетентного человека. А я, не
хвастаясь, скажу, что весьма компетентен. И потом, вы же еще ничего не
узнали, а уже подозреваете. Неужели вам самому не интересно, что здесь и
как?
извините за грубость, вижу вокруг себя океан дерьма. В дерьме этом я
вымазался с ног до головы. И мне совершенно не хочется исследовать дерьмо,
нюхать, щупать, разглядывать под микроскопом. Отмыться лишь хочется, да
убежать подальше. К сожалению, это невозможно.
Вы прямо-таки поэт у нас. В одном вы правы, - заметил он уже куда более
мрачно, - убежать невозможно. А теперь по сути вашей метафоры. Вот вы
говорите, дерьмо, говорите, воняет... Но мы же с вами ученые, мы должны
понимать, что именуемое в просторечии вонью - не что иное, как пары
аммиака. А что есть аммиак? - спросил он строгим профессорским тоном,
воздымая палец. - Водород и азот! - ответил он сам себе и помолчал,
видимо, наслаждаясь звучанием своих слов. - Те же самые компоненты, что и
в воде, которую вы пьете, что в воздухе, которым вы дышите где-нибудь в
чистом поле с васильками. В дерьме, кстати, и кислород имеется. Жизненно
необходимый! Понимаете, тот же ведь состав, что и в вашем теле, только
соотношения чуть иные, молекулы малость по-другому сцеплены. И заметьте,
Сережа, есть планеты, где живут люди точно такие же, как и мы, а дышат
аммиаком. Такая там атмосфера. Да, такие же люди, как и мы, ничем не хуже.
Ну, дышат аммиаком, ну, кожа у них зеленая, а может быть, синяя, я уж не
знаю, Внеземельем у нас другие занимаются, да и не в том суть. Так вот,
живут себе эти люди и живут. Неужели вы их за людей не считаете? Только
из-за того, что они вонью дышат? Но разум, сознание - это же от оболочки
не зависит! Так вот, Сережа. Постарайтесь уж как-нибудь сладить со своим
обонянием - и тогда вы поймете, что упомянутый вами океан к дерьму не
сводится. Есть в нем кое-что помимо дерьма. Излишняя брезгливость - она
же, сами знаете, как часто оборачивалась беспредельной жестокостью.
Сертаков Виталий
Херберт Фрэнк
Зыков Виталий
Махров Алексей
Куликов Роман
Смоленский Вадим