Чтение 34–й страницы книги ~Сто полей~

раздать купленные земли.

Храм сам судил и собирал налоги на землях, пожалованных в пользование
королем, и теперь Даттам умолял о милости, - подтвердить это касательно
земель, приобретенных им в личную собственность.

Хотя, кстати, монахам в личную собственность ничего приобретать не
разрешалось.

Король оглянулся на Арфарру, улыбнулся, подтвердил.

Когда кончился суд, многие подошли к королевскому советнику, и
Ванвейлен, и Киссур, и среди прочих - наследник Белых Кречетов,
одиннадцатилетний сын Киссура Ятуна, проведший ночь в замке заложником. У
Арфарры была одна беда: на лице его чувств не высказывалось, но, когда он
сильно волновался, на лбу выступали капельки крови.

Мальчик встал перед советником, поглядел на его лоб и сказал:

- Сдается мне, что Арфарра-советник недоволен королевским решением.
Как же так, советник? Не вы ли везде твердите, что государь подобен
солнцу, а воля его - закон!

Отец схватил его за руку и хотел было увести. Арфарра-советник
усмехнулся и сказал:

- Государя называют называют солнцем потому, что мир оледенеет или
обварится, если солнце станет ходить над миром не так, как ему положено.
Потому что когда закон нарушает преступник, от этого слетает голова
преступника. А когда закон нарушает государь, от этого умирают подданные.

Помолчал, и повернулся к его отцу:

- У меня, однако, к вам просьба. Два человека пострадали сегодня
случайно, и один из них - заморский торговец, Сайлас Бредшо. По закону о
прерванном поединке любой ваш вассал может убить его, а поскольку Бредшо -
человек посторонний, без родичей и мстителей, его убьют непременно.
Откажитесь от мести!

Киссур Ятун был человек добрый и хотел было согласиться, но тут его
сын воскликнул:

- Мы откажемся, а Арфарра-советник велит кричать у бродов и
перекрестков, что торговец-де победил Кречета, Марбод не выдержит и
зарубит торговца, и опять нарушит закон!

- Род оставляет право мести за собой, - сказал Киссур.

Тут он повернулся и ушел, и большая часть людей ушла за ним.

А советник поглядел на Ванвейлена и спросил:

- Ну, что вы скажете?

- Три золотых! - сказал Ванвейлен. - На моей родине людей на сорта не
делят и не продают, как говядину.

Арфарра, бывший наместник Иниссы, горько рассмеялся:

- Свобода, господин Ванвейлен, это как яйцо на сеновале: отыскать
трудно, а раздавить легко. Киссур Белый Кречет тоже прав.

Клайд Ванвейлен подумал и спросил:

- А второй человек - это кто?

- Зан Дутыш.

- А кто это - Зан Дутыш?

Советник ответил бесцветным голосом:

- Люди Даттама убили его девочку, пяти лет. Прокололи лодыжки и
повесили, пока Дутыш не подпишет дарственную. Дутыш подписал, а девочка
все равно возьми и умри...

- Господи! - тихо сказал Ванвейлен. - Но ведь Даттаму за это...

- А где доказательства, - спросил советник, - что Дутыш не сам убил
дочь?

Ванвейлен вытаращил глаза.

- Вы что, не заметили, - спросил советник, - как часто убивают
крестьяне детей, особенно девочек? Свиньям скормят, во сне придушат,
утопят... Даттам скажет: Дутыш избавился от лишнего рта и еще хочет за это
денег.

И, не меняя тона, советник спросил:

- Что вам предложил Кукушонок в подземном храме?

Тут Ванвейлен невольно оглянулся, и увидел над собой купол,
раскрашенный образами неба, и бесконечные зеркала, и меж этих зеркал они
совсем одни с Арфаррой.

Ванвейлен ответил:

- Он мне предложил искать вместе волшебный меч Ятуна.

- Почему вы отказались?

Ванвейлен хотел ответить: "Потому что волшебным мечом ни
заколдованного леса, ни пропавшего города не расколдуешь, да и не хочет
Кукушонок и их расколдовывать", - но помолчал и сказал:

- Я - посторонний.

Советник усмехнулся.

- Вы посторонний, но вы вчера очень сильно мне помешали.

- В чем?

Арфарра осклабился страшно и ответил:

- Откровенно говоря, в вещах не лучших, чем те, что Даттам проделал с
Заном Дутышом.

Тут, однако, в зале опять показались монахи и горожане, и Ванвейлен
сообразил, что советник сидит и разговаривает с ним потому, что ему трудно
самому встать с кресел.

Он хотел было протянуть ему руку, но по прощальному кивку Арфарры
понял, что тот не нуждается, чтобы встать, в посторонних.

В замковом дворе рыжая девушка в полосатой паневе и кружевном платке
передала Ванвейлену приглашение на вечер в женские покои. А помощник
бургомистра, видевший, как долго и хорошо разговаривали заморский торговец
и советник, подошел к нему и сказал:

- Почему бы вам и господину Бредшо не стать гражданами Ламассы? Будут
говорить: гражданин Ламассы одолел самого Кукушонка, - мечтательно
прибавил он.

На обратном пути Ванвейлен услышал от городского чиновника третью
версию гибели города Ламассы: город разорил не король Ятун и не
наводнение, а государь Иршахчан, восстанавливавший империю. Большой был
стратег: взял Ламассу, но рассудил, что удержать ее будет трудно, а взять
обратно еще труднее, и разрушил стены.

Обед король приказал подавать в резной зале. Зала эта помещалась у
левого крыла замка, в огромной башне, которую Ятуны пристроили к управе
для вящей обороны, а Арфарра еще не снес. Деревянная резьба покрывала
стены и потолок, львиные морды свисали со скрученных стеблей, Небесный
Кузнец неустанно ковал мечи с головами Соек и Воронов, и клейма, врезанные
в рассеченные тела зверей, рассказывали о подвигах людей, и резьба была
так глубока, что грань между миром предков и миром потомков была зыбкой и
подвижной.

И то, что стол был накрыт в этом зале, где во времена оны было
съедено столько мяса и пролито столько крови, а не в перестроенных светлых
покоях, было явным знаком опалы, постигшей советника Арфарру.

Король посадил по правую руку Киссура Ятуна, а по левую - названного
брата, господина Даттама, и удовлетворенно осмотрелся.

Стол был полон всего, что бегает, прыгает, летает и произрастает. Что
бы там ни говорил советник Арфарра о круге и квадрате, как образе мира, -
вот он, образ мира, озеро вина, лес мяса; еда - поединок в лесу мяса.

Люди вокруг кричали и веселились, шуты ходили на одной ноге и
накрывались ушами, как лопухами. Даттам и Киссур Ятун вдруг сплели руки и
выпили из одного кубка.

Королевский советник трижды отказывался прийти, но в четвертый раз
ослушаться не посмел. Ел, однако, как захиревший воробей; а знал ведь, что
больной человек виноват перед богами и неправ перед сотрапезниками.

В середине пира затрещали цепи, и с потолка само собой опустилось
золотое блюдо на двести человек, с оленьим мясом, залитым соусом из гороха
и бобовых ростков. По краям блюда золотые пасти переплетались друг с
другом, так, что было невдомек, - какая из пастей пожирает, а какая -
пожирается. Рыцари восторженно завопили, а король подумал, что механизм,
опускающий блюдо - единственный механизм в королевстве. А в империи, - в
империи на каждый праздник по дорогам ходят самодвижущиеся черепахи,
вертятся карусели, и фонтаны бьют красным вином...

А какие мечи там куют, какие кольчуги, - сукин сын, подумал король,
глядя на Даттама, продал, продал оружие графам Востока, нечисти этой
своенравной, хуже Кукушонка... Думаешь, я буду с ними драться? Если бы ты
не продал оружия, я бы, может быть, и дрался с ними, а теперь я драться с
ними не буду, теперь я лучше заключу с ними союз, и будем мы сообща
драться с твоей паршивой империей.

И, подняв кубок, король провозгласил:

- За храбрость аломов! За наших предков, которые овладели страной
Великого Света, и за то, чтобы дети оказались достойны предков!

Все восторженно закричали. Даттам нахмурился. Король оборотился к
нему и с насмешкой сказал:

- Или вам не кажется, названый брат мой, что империя погибла от
храбрости аломов?

Даттам улыбнулся и сказал:

- Нет, ваше величество, мне не кажется, что империя погибла от
храбрости аломов. Она погибла от глупости Золотого Государя.

Тут все присутствующие изумились, потому что, надо сказать, несмотря
на то, что Золотой Государь был из паршивых вейцев, репутация у него
оставалась самая высокая.

- Сделайте милость, расскажите, - раздались отовсюду голоса, ибо
никто не слышал рассказа о глупости Золотого Государя, и всем казалось,