Чтение 34–й страницы книги ~Рукопись Бэрсара~

Я не ложился в эту ночь. Спокойно и деловито просмотрел бумаги и
уничтожил все, что не касалось наших с Баруфом занятий. Жальче всего было
расчеты. Снова и снова я просматривал их, нашел небольшую ошибку,
машинально исправил. А потом отправил в очаг, и мне показалось, что я
бросил в огонь всю свою жизнь - от рождения и до сегодняшней ночи. Но
искры погасли, осыпались в черном пепле, и я заставил себя улыбнуться.
Восстановлю, если буду жив. Память меня еще не подводила.

Вытащил деньги - о них не знала даже Суил. Чуть больше пяти кассалов
- огромная сумма для Квайра, но для меня - гроши. Многое надо было
сделать; я все успел, а ночь никак не кончалась... и боль не кончалась
тоже.

Рассвет настиг меня у Ирагских ворот. Все у меня готово: пропуска,
охранные грамоты, офицерские бляхи. Конечно, Баруф со временем все
поменяет, но пара месяцев полной свободы... Ирсал торчал у кузницы. Глядел
на небо и чесал волосатую грудь. Увидел меня, хмыкнул и взялся ладонью за
щеку.

- Отправляйся в Кас, - велел я ему. - Забирай семью. Мать тоже с
тобой поедет. Чтоб завтра вас в городе не было! Держи.

Он взял мешочек с деньгами, поглядел на него, на меня.

- Беда?

- Беда. Беги к Асагу. Скажешь: началось. Ночью увидимся, я провожать
приду.

- А если про тетку спросит?

- Скажешь, я остаюсь.

- Насовсем?

- Насовсем.

- Слава богу! - сказал Ирсал и обнял меня, шлепнув мешком по спине.

- Поспеши.

- Дай хоть оденусь, родич чертов!

Мать я застал за уборкой. Засучив рукава, низко нагнувшись, она
скоблила ножом давно отскобленный стол. Я глядел на ее худые, сутулые
плечи, на бессильную шею, и в горле стоял комок. Я так давно ее не видел.
Я так по ней стосковался. Я опять так долго не смогу увидеть ее. Вдруг она
оглянулась, и улыбка согрела ее лицо и оживила глаза.

- Равл! Да как же ты тихонечко взошел, я и не чуяла!

Но я молчал, и улыбка ее погасла.

- Равл, никак что стряслось? Что с тобой, детка?

- Матушка, - глухо сказал я. - Тебе надо уехать.

Она обвела испуганным взглядом дом - родные стены, где прошла ее
жизнь, где она любила и горевала, где родила и потеряла своих детей, -
единственное, что есть у нее на свете.

- Господи помилуй, Равл. Куда ж я из дому?

Я не ответил. Я молча глядел на нее, и мать вдруг шагнула ко мне,
провела по лицу рукою.

- Сыночек, детка моя ненаглядная, да что с тобой?

- Хочешь, чтоб я остался честным человеком? Чтобы не стыдиться за
меня?

Она кивнула.

- Уезжай. Если до тебя доберутся... я все сделаю... любую подлость.
Развяжи мне руки, матушка. Не дай, чтобы меня скрутили.

- О-ох, Равл!

- Ты не одна поедешь - Ирсал тоже увозит своих. И мать Суил там. И я
приеду... попозже.

- О-ох, Равл, - опять простонала она. - Сказывала ж я... Когда
ехать-то?

- Этой ночью.

- Нынче? - и мать вдруг рванула себя за волоса и заголосила, как по
покойнику.

Нелегкий был день, но я все успел. Даже увиделся - жаль, не с Асагом,
с другим Старшим Братом - Сиблом. И хотя он был Старший, а я только Брат
Совета, да еще не прошедший обряд, он молча выслушал распоряжения, и
спросил лишь, где и когда будет встреча.

- В лесу. Хонтову вырубку знаешь? В полдень, через два дня. Сам не
успею - кого-то пришлю. Все. Храни вас бог. Проследи сам, чтоб тех, кого я
назвал, завтра к утру в городе не было.

- Коль уж ты велишь, как не расстараться! - странная усмешка и
странный взгляд, но мне было не до того, я спешил проводить мать.

Невеселым был наш исход. Чтобы никто не заметил, мы из города вышли
пешком; повозка ждала в лесу. Мать еле шла; от страха и от горя у нее
подкашивались ноги. Сразу за околицей я взял ее на руки, и она всю дорогу
проплакала, прижавшись ко мне. Такая она была маленькая и легкая, так мало
я дал ей радости и столько горя принес взамен! И потом, сидя в повозке,
она все меня не отпускала, и ее слезы жгли мне лицо.

Но вот все кончилось. Тазир оторвала ее от меня, и они, обнявшись,
заплакали в голос. Ирсал хлестнул лошадей, заскрипели колеса. Долго еще
звучал в ночи этот скрип, а потом затих, затерялся в лесных звуках, и я
повернулся и безрадостно зашагал в город. Усталый и одинокий вступил я в
безлюдье улиц, и первый осенний дождь вовсю поливал меня. Мой дом был тих
и темен, и, взбираясь по лестнице, я малодушно надеялся, что Суил еще нет.
Так будет намного проще... И все-таки я улыбнулся, когда распахнулась
дверь, и я увидел Суил.

- Никак вернулся, горе мое? Хорош! Где это тебя черти под дождем
таскали?

- Мать провожал.

Она тихо вскрикнула и схватилась за щеки.

- Господи, Тилар! Что это ты надумал?

- Может, отложим, Суил? Я устал.

- Раздевайся! - приказала Суил и полезла в ларь за одеждой. - Ел-то
хоть сегодня?

- Не помню.

- Ой, и беда с тобой! Иди сюда, полью.

А потом, умывшись и одевшись в сухое, я сидел за столом, и Суил
хмурила тонкие брови, ревниво следя, как я ем. И только когда убедилась,
что в меня не влезет ни крошки, поглядела в глаза и потребовала сурово:

- Сказывай!

- Суил, а может у Огила сотню для тебя попросить?

- Какую еще сотню?

- Ну-у, может, когеров? Они как раз без командира.

- Ой, да ну тебя! Тилар, бога ради, что стряслось? Да скажи ж ты, не
мучай!

- Я ухожу, Суил.

- От меня? - спросила она, бледнея.

- Что ты, птичка! Только от Огила.

- Тилар! - закричала Суил и оказалась на коленях рядом со мною. - Что
он тебе сделал?

- Мне? Пока ничего.

- Тилар, ты так не шути! Всерьез? Тилар, да как же вы... что вы один
без другого делать-то будете? Ты ж подумай...

- Я думал, Суил. Полгода думаю.

- Тилар, - теребя мою руку, молила она, - богом тебя прошу, скажи,
что стряслось! Я ведь для вас... Ну нельзя ж вам один без другого, никак
нельзя!

Я поднял ее, посадил себе на колени, и она тревожно затихла у меня
под рукой.

- Ты права, Суил, - сказал я тихо, - никого у меня нет дороже Огила.
Только ты. А расставаться надо. Не могу я с ним больше.

- За что? Господи, Тилар, что ты мнешься? Иль мне на стороне
узнавать?

- А никто и не знает.

- Из-за этого? - она взяла мою корявую руку и прижала ее к щеке.

- Да. Ты ведь знаешь, что мне пришлось вступить в Братство, и я
поклялся быть верным ему.

- Да ты всерьез, что ли, клялся?

- Тогда нет. Ладно, Суил, ты права, нам нельзя хитрить друг с другом.
Тогда я хотел только дожить до весны. Вот вернется Огил - и выручит. А
когда он вернулся, я уже не хотел, чтобы он меня выручал. Потому, что я
понял: это два совсем разных Квайра - великий Квайр, который нужен Калату,
и Квайр для людей, который нужен мне. И пока мы могли быть вместе, мы были
вместе. А теперь Огил решил уничтожить Братство.

- Он сам сказал?

- Нет, конечно, иначе бы мне уходить? Я выпытал у Равата.

- Ну и что?

- Ничего. Надо выбирать, и я выбрал братьев.

- А дядь Огил тебе что, не брат?

- Больше, чем брат, но я ему уже не могу помочь. Он сам все выбрал за
нас обоих. Понимаешь, птичка, я его не виню: кто платит - тому и
кланяются. Когда мы взяли дворец, в казне было двадцать ломбов. А он
ворочает громадными деньгами. Как ты думаешь, кто их дал?

- Кто?

- Квайрские толстосумы - купцы и владельцы мастерских. Как он посмеет
им перечить?

- Ну и что? - сказала она сердито. - Что оно, твое Братство, вес
Квайр? Кому оно надобно?

- Мне. Если с Огилом что-то случится, страну унаследует Рават.
Представляешь, что будет с людьми под властью Равата?

- Рават? Да ты что? Иль дядя Огил вовсе спятил?

- Да нет, Суил, он прав. Великий Квайр можно построить только очень
жестокой рукой. Я не стану у Огила на пути, но мне в этом Квайре нечего