громоздкой и неудобной, - это было что-то вроде высокой колодки с
раздваивающейся веревочной лямкой, причем одеть такую колодку можно было
только на босую ногу, потому что лямка вдевалась между большим и средним
пальцами ноги. У него мелькнула мысль, что охранник шутит, но он заметил в
углу несколько пар черных лаковых туфель, из которых торчали носки. Сев на
невысокую лавку, он принялся разуваться. Когда процедура была закончена,
он поднялся и отметил, что гэта сделали его сантиметров на десять выше.
протягивая его Сердюку. - Вы ведь галстук тоже не от холода носите.
нашел этот аргумент достаточно убедительным. К тому же ему очень хотелось
заглянуть внутрь фонаря, чтобы выяснить, настоящий там огонек или нет.
японские. Это где три черточки одна над другой. Ну, знаете - как триграмма
"небо".
дверью, - кашляните там или скажите что-нибудь. И ждите, что вам скажут.
Сердюк пошел вперед. Идти было очень неудобно, циновки негодующе скрипели
под ногами, и Сердюк даже покраснел, представив себе, как охранник тихо
смеется, глядя ему вслед. За плавным поворотом оказалась небольшая
полутемная зала с черными балками под потолком. Сначала Сердюк не увидел
вокруг никаких дверей, а потом понял, что высокие стенные панели и есть
двери, которые сдвигаются вбок. На одной из этих панелей висел листок
бумаги. Сердюк поднес к нему фонарь, увидел три нарисованные тушью
черточки и понял, что это и есть комната номер три.
инструмент - тембр звуков был необычным, а мелодия, построенная на
странных и, как отчего-то показалось Сердюку, древних созвучиях, была
печальной и протяжной. Сердюк кашлянул. Никакого ответа из-за стены не
последовало. Он кашлянул еще раз, громче, и подумал, что если ему придется
кашлять еще раз, то его, скорее всего, вырвет.
застелен простыми темными циновками. В углу комнаты, поджав под себя ноги,
сидел на россыпи разноцветных подушечек босой человек в темном костюме. Он
играл на странном инструменте, похожем на длинную лютню с небольшим
резонатором, и на появление Сердюка не отреагировал никак. Его лицо трудно
было назвать монголоидным - скорее в его чертах было что-то южное (мысли
Сердюка даже проехались по вполне конкретному маршруту - он вспомнил о
своей прошлогодней поездке в Ростов-на-Дону). На полу комнаты стояли
одноконфорочная электрическая плитка с объемистой кастрюлей и черный
обтекаемый факс, провода от которого уходили в дыру в стене. Сердюк вошел
в комнату, поставил фонарь на пол и закрыл за собой дверь.
воспаленные глаза, провожая навсегда уходящую из мира ноту, и аккуратно
положил свой инструмент на пол. Его движения были медленными и очень
бережными, словно он боялся оскорбить неловким или резким жестом кого-то
присутствующего в комнате, но невидимого Сердюку. Вынув из нагрудного
кармана пиджака платок, он смахнул с глаз слезы и повернулся к Сердюку.
Некоторое время они смотрели друг на друга.
ладонь была холодной и сухой.
подушек. - Садитесь. Прошу вас, садитесь.
традиция, которая до сих пор жива, - если к вам в дом входит человек с
фонарем в руках, а на ногах у него гэта, это значит, что на улице ночь и
непогода, и первое, что вы должны сделать, это налить ему подогретого
сакэ.
коротким горлышком. Она была закрыта герметичной пробкой, а к горлышку
была привязана длинная нить, за которую Кавабата ее и достал. Откуда-то
появились два маленьких фарфоровых стаканчика с неприличными рисунками -
на них красавицы с неестественно высокими бровями замысловато отдавались
серьезного вида мужчинам в маленьких синих шапочках. Кавабата наполнил их
до краев.
водку, разбавленную рисовым отваром. Кроме того, она была горячей -
возможно, по этой причине Сердюка вырвало прямо на циновки сразу же после
того, как он ее проглотил. Охватившие его стыд и отвращение к себе были
такими, что он просто взял и закрыл глаза.
буря.
похоже на женщин, изображенных на стаканах. Больше того, у них были такие
же высокие брови - приглядевшись, Сердюк понял, что они нарисованы тушью
на лбу. Словом, сходство было таким полным, что мысли Сердюка не приняли
вольного оборота только из-за пережитого несколько секунд назад позора.
Девушки быстро свернули испачканные циновки, постелили на их место свежие
и исчезли за дверью - но не за той, через которую вошел Сердюк, а за
другой; оказалось, что еще одна стенная панель сдвигается в сторону.
Сердюк жалко улыбнулся и пожал плечами.
плавно проскользнуло внутрь и исцеляющим теплом растеклось по телу.
бумаги. Кавабата дождался, когда бумага остановится, вырвал лист из машины
и погрузился в его изучение, совершенно забыв про Сердюка.
деревянными панелями, и теперь, когда сакэ сняло последствия вчерашнего
приступа ностальгии, каждая из них стала казаться дверью, ведущей в
неизвестное. Впрочем, одна из панелей, на которой висела гравюра, дверью
явно не была.
представляла собой огромный лист бумаги, в центре которого постепенно как
бы сгущалась картинка, состоящая из небрежно намеченных, но точных линий.
Она изображала нагого мужчину (его фигура была сильно стилизована, но о
том, что это мужчина, можно было догадаться по реалистично
воспроизведенному половому органу), стоящего на краю обрыва. На шее
мужчины висело несколько тяжелых разнокалиберных гирь, в руках было по
мечу; его глаза были завязаны белой тряпкой, а под ногами начинался крутой
обрыв. Было еще несколько мелких деталей - садящееся в туман солнце, птицы
в небе и крыша далекой пагоды, но, несмотря на эти романтические
отступления, главным, что оставалось в душе от взгляда на гравюру, была
безысходность.
тот самый, что отравился недавно рыбой фугу. Как бы вы определили тему
этой гравюры?
поднявшись от оголенного члена к висящим на груди гирям.
есть "он" и "гири".
быть, сначала все-таки интервью? Я быстро пьянею.
- Видите ли, в чем дело, - наша фирма существует очень давно, так давно,
что, если я скажу вам, вы, боюсь, не поверите. Главное для нас - это
традиции. К нам, если позволите мне выразиться фигурально, можно попасть
только через очень узкую дверь, и вы только что сделали сквозь нее
уверенный шаг. Поздравляю.
инкорпорейтед".
вы занимаетесь торговлей, и для вас...
заразиться отвратительным западным прагматизмом. Конечно, я не имею в виду
вас, но у меня есть все основания для таких слов.