дважды.
даже не как на подлеца. Впрочем, как на подлеца она на меня никогда не
смотрела... не знаю. Так смотреть она могла бы на пришельца из другой
галактики; но не на полномочного представителя братской могучей
цивилизации, спускающегося по широкому трапу из недр фотонной ракеты, а на
нелепое, не приспособленное к земным условиям желеобразное существо,
которое, мирно и жалобно похрюкивая и попукивая, вдруг выползло бы,
скажем, из-за унитаза - явно не агрессивное, но абсолютно неуместное и
чужое.
скопиться трое?
Ну, все хорошие слова, какие есть, я могу сказать о тебе, правда. Ничего
нет удивительного, что время от времени ты увлекаешься какой-нибудь
женщиной, или какая-нибудь женщина увлекается тобой. Но ведь... Саша... Ты
ведь не можешь всем им быть мужем!
мне; занавесив бедро, свесился длинный, пушистый хвост распущенных светлых
волос.
что хотел сказать.
почувствовал: если уходит один друг, и остальные становятся чуть дальше.
То, что действительно умирает, осыпается само, и бог с ним, хотя и от
этого больно, всегда больно от смерти - но... я знаю, это тоже подло,
но... рубить по живому нельзя! От этого люди ожесточаются, высыхают... и
тот, кто рубит, и тот, кого рубят. Представь: ты была с человеком два
года, и вдруг он говорит: уходи. И два года счастья у тебя в памяти
превращаются в два года неправды. И жизнь становится короче на четыре
года!
языки! Сколько раз ты это говорил! Ну, а раз нельзя, можно ни одного не
знать. Фразку из одного, фразку из другого... Весь ты в этом! Русский
князь...
штуки знаю прилично...
волосы.
совершеннолетию сделаем подарок: что есть у нее братик или сестричка...
нехотя: - Между прочим, они со Станиславой друг другу понравились.
мне, и жалко мне ее, и любит она тебя остервенело, а это чувство, как ты
понимаешь, я вполне разделяю... Ох, не знаю, что делать. А пустить тебя
привольно пастись на лужайке с двумя - а то и с тремя, святые угодники! -
с тремя козами... Это же курам на смех!
вычур. Но она и не разрушала версии о том, что я долечиваюсь где-то. Иван
Вольфович, в преддверии моего потайного возвращения, последние недели
зачастил к Лизе в гости - как бы повидать супругу получившего, так
сказать, производственную травму коллеги. Точно так же он приехал и на
этот раз, к десяти утра. Дом мой загодя был сызнова прозвонен
противоподслушивающими датчиками; привезли меня вчера с военного аэродрома
в наглухо закрытом кузове почтового фургона, который вогнали во внутренний
дворик особняка, и я, в виде одного из двух грузчиков - вторым был Рамиль
- втащил в дом через хозяйственный вход корзину настоящего крымского
"кардинала", вполне натурально присланную Рахчиевым, но вдобавок
использованного для вящей натурализации легенды; так что, ежели кто и
ухитрился заглянуть в ворота из окон, скажем, дома напротив - хотя жильцы
там, в сущности, были вне подозрений - он увидел лишь рыло мощного
грузовика, поданного кузовом к самым дверям, да в зазор между дном авто и
асфальтом ноги двух грузчиков и полную винограда корзину, тут же пропавшие
в доме. То, что обратно в кузов села лишь одна пара ног, уверенно
разглядеть в вечерней мгле было невозможно даже в инфракрасную оптику. Так
что если неведомые водители "пешек" взяли меня в Симбирске на заметку,
угнаться за мною им сейчас будет тяжело.
окна ее выходили во двор, что было очень ценно в нынешней ситуации.
Выспавшиеся, худо-бедно отдохнувшие - а Лиза с моим приездом прямо-таки
расцвела, не смотря ни на что, и мне это было черт знает как приятно и
лестно - мы сидели рядышком на диване и были живой иллюстрацией к песенке
"голубок и горлица никогда не ссорятся". Ведь мы за пятнадцать лет
действительно не ссорились ни разу - об этом я думал еще ночью, перед тем,
как заснуть. Но была в этом и определенная опасность. Есть пары, которые
чуть ли не раз в неделю собираются разводиться, то и дело перекатывают
взад-вперед обвинения во всех смертных грехах, орут на два голоса бранные
слова - и прекрасно при этом существуют, даже силы черпают в каждодневных
перепалках. Будто умываются оплеухами. Правда, дети в таких семьях растут
- ой. Для нас с Лизой одна резкая или даже просто неуважительная фраза
оказалась бы столь значимым, столь из ряда вон выходящим событием, так
фатально выломилась бы из семейных отношений, что поставила бы между нами
стену более высокую, чем могли бы десять Стась. И, инстинктивно чувствуя
это, мы даже голоса никогда не повышали друг на друга.
по-братски обнялись. Несколько секунд он молча щекотал мне щеку своими
бакенбардами, от избытка чувств легонько похлопывая меня ладонью по спине,
потом отстранился.
Совсем хорошо?
некоторым удивлением повернулся к ней и разъяснил:
Николаевна! Простите старика, что не к вам к первой. Уж очень все это
время беспокоился за вашего гусара!
вас обижать не хочу - корабль отходит вечером, вам, я полагаю, суток одних
маловато друг для друга между двумя разлуками, так что уж это время у вас
занимать теперь - смертный грех. Я коротенько, по делу.
Открыла ее, обернулась, послала еще одну улыбку Ламсдорфу, потом мне. И
плотно затворила дверь за собою.
Золото!
ломает! И ведь не скажешь: выгляди-ка плохо, а то все догадаются!..
патриарх допустит чужого человека к социалистическим потемкам.
Значит, первое. За ранение вам положена компенсация - полторы тысячи
рубликов переведены на ваш счет в Народном банке...
Акунин Борис
Суворов Виктор
Шекли Роберт
Никитин Юрий
Прозоров Александр
Лукьяненко Сергей