на человеческое в нем. От богов в Гильгамеше больше, чем в нас с тобой.
- Я вижу, что он не отступит. Либо он найдет смерть около ворот, либо мы с
тобой.
меня; если порядок, о котором ты говорил, так суров, я просто не вернусь
обратно. Кроме меня разобраться в том, правда ли это, не сможет никто.
жалость. Ты используешь силу только для того, чтобы насытить свое
отчаяние.
Гильгамеш.
раскрываться. - Не бойся темноты, не страшись ничего - может быть, ты
найдешь, чего так желаешь!
Гильгамеш. - Передай, пусть ждут меня. Я приказываю: пусть ждут!
одни ворота, а множество ворот, окруженных блистающими привратниками.
Здесь были скорпионы, львы, просто люди с высокими, острыми копьями в
руках. Они медленно, неохотно расступались перед владыкой Урука, а тот, не
глядя по сторонам, спускался в темноту, на многие поприща уходящую куда-то
вниз. Потом высокую фигуру в грязной полотняной юбке укутал подземный
сумрак, и ворота начали закрываться. Зумхарар закрыл лицо руками, стремясь
как можно дольше сохранить в глазах образ уходящего Гильгамеша. Когда же
он снова захотел взглянуть на стену, та исчезла. Вместе с ней пропали
ворота и таинственные привратники. Зумхарар сидел на горном склоне, а
далеко наверху высился змеиный клык, до которого они так и не добрались.
Он сделал ночь длиннее, медленно и неохотно пропуская свет утренней зари.
Горожане уже проснулись, но не торопились подниматься с постелей. Туман
сохранял ночную промозглую сырость, и теплолюбивые урукцы предпочитали ему
сонный жар, которым тянуло от жаровен, да уютные, мягкие бока своих жен.
Подернутая пленкой тумана, река казалась куда шире обычного. Что-то
невидимое с берега волновало ее поверхность и иногда вокруг столбов, на
которых был укреплен причал, крутились воронки матово-асфальтового цвета.
По таким водам мог приплыть кто угодно, и нахохлившиеся, завернувшиеся в
плащи сторожа, сидевшие у амбаров, поглядывали на Евфрат с непроизвольной
опаской. То ли река лежала перед ними, то ли расстилалось бескрайнее море.
В море, говорят, водятся рыбы размером с целый храм; там живут женщины с
плавниками вместо ног и крученой раковиной, приросшей к спине. А еще там
есть змеи, толстые, как сотни канатов, скрученных вместе. Иногда они
выползают на берег, разинув клыкастые пасти и заглатывают все, что
попадается им на пути. "Это не море. Это Евфрат", - говорили себе сторожа,
но вздрагивали каждый раз, когда им чудилось в глубине тумана какое-то
движение.
неожиданностью. Длинная и странно светлая среди туманных сумерек, лодка
появилась совершенно бесшумно, будто ее породила влага, рассеянная над
водой. Она казалась сделанной из цельного дерева; шумерам, пользовавшимся
для выплетения своих судов связками тростника, это казалось невероятным.
Все как один стражи амбаров поднялись и смотрели на высокий, украшенный
птицеподобным идолом нос лодки, приближающийся к берегу.
длинных шестов. Их облик смазывал туман, но стражи ощущали горделивую
уверенность, сдержанную силу, которые делали фигуры такими
несгибаемо-прямыми. Один из пришельцев передал шест второму и что-то
негромко сказал ему. Затем он шагнул на берег, придерживая полы накидки из
струящегося темного материала. Шаги пришельца гулко множились деревянным
настилом. Стражи встревоженно ждали: куда направится незнакомец, не
купеческое ли богатство цель его?
почти не глядя по сторонам, будто давно уже знал этот путь. Когда его
фигуру скрыл туман, стражи повернулись к причалу. Они ожидали увидеть
лодку, однако причал был пуст.
толку, осеняющие себя магическими знаками, сторожа стали возвращаться на
свои места.
пролегала рядом с храмами, уста незнакомца отверзались, и он произносил
имена богов, коим они были посвящены. И не понять было, чего больше в его
словах: почтения или горечи.
безлюдным улицам в квартал охотников. Оказавшись там, он некоторое время
шел вдоль череды одинаковых домов, пока одна из ни чем не замечательных
дверей не привлекла его внимание. Он повернул к ней и, не замедляя
движения, ударом ноги заставил распахнуться.
только подчеркивало ее. В правом от входа углу, где черноголовые обычно
ставили кровать, послышалось сонное ворчание.
такой?
что в одиночку ты не сумеешь вернуться. Я боялся проклятия Энкиду,
висевшего над тобой. Нет ничего страшнее слов, сказанных на смертном одре.
и, прикрывая огонек ладонью, поднялся с кровати. - Дай я на тебя посмотрю!
закричал:
урукцев, проклинавших меня. Многие говорили: "Он не обо всем рассказывает!
Охотник чувствует за собой какую-то вину! Его нужно пытать - пусть
сознается, куда делся наш Большой!" - прямой, правильный нос Зумхарара
сморщился.
скрестил руки на груди. Его голос звучал глуше, чем раньше. Исчезла
привычная детская яркость. Суше стали черты лица, глубже блюдечки глаз. И
даже лоб как будто стал выше. Копна молодых волос отступила перед тем, что
пришлось увидеть владыке Урука.
встретил Утнапишти!
мой, нашел ли ты то, что искал?
- нашел.
смерти... Я ничего не вижу в твоих руках. Может, это плащ?
человеческое. В ней нет ничего волшебного. - Он подошел к жаровне и присел
около нее, вытянув ладони над углями.
произнес Гильгамеш через некоторое время. - Вижу, тебя разбирает
любопытство. А я не знаю, как его удовлетворить. Все это можно превратить
в сказку, но сейчас мои впечатления слишком сильны, резки. Я не могу
говорить красиво.
так, как ты ее себе представляешь. Чтобы получить бессмертие,
Благочестивому Царю пришлось пережить потоп. Перетерпеть крах мира, будучи
заточенным в деревянный гроб без луча света, без веры во спасение. Он
говорил мне, что пытка длилась всего лишь семь дней, но я видел по его
глазам: эти дни стоили семи жизней. Да и откуда Утнапишти было знать,
сколько прошло времени, ведь Уту ни разу не появился на небесах!.. Для
того, чтобы Благочестивый Царь получил бессмертие, все остальные люди
должны были умереть. Подумай, Зумхарар, посмотри на потоп глазами
Утнапишти: мириады людей пошли на корм рыбам, и только поэтому он стал
ровней богам. Как тебе нравится это? Благочестивый Царь сам сказал мне:
"На что ты надеешься, Большой? Неужели ты думаешь, что боги ради тебя
соберутся еще раз..." и тут же замолчал, испуганно глядя на меня. Я так
понимаю, охотник, что он боялся выболтать свою тайну...
Зумхарар.
не верю им. Не верю. - Он повернулся к охотнику и посмотрел ему прямо в
глаза. - Есть множество родов соблазна. Так вот, смерть - самый великий из
них. Граница между ней и жизнью полна призраков. Одни кажутся светлыми,
другие черными, ужасными, но природа призраков одна - туман
неопределенности. Сквозь него нужно пройти, не обманываясь на фантазии,
рождающиеся в сердце. Ведь когда ты знаешь, куда держать путь, никакой