пусть он скажет, что было в папке.
неуверенно осклаблялся.
хмурости его как не бывало. - Пошевеливайся, мой славный!
подтолкнул к двери. Изя потерял равновесие и схватился за косяк. Лицо его
побелело. Он понял.
улыбнулся Андрею и выпихнул Изю в коридор.
кабинету, гася лишний свет. Все. Он сел за стол и некоторое время сидел,
уронив голову в ладони. Он был весь в испарине, как перед обмороком. В
ушах шумело, и сквозь этот шум он все время слышал беззвучный и
оглушительный, тоскливый, отчаянный, севший голос Изи: "Ребята,
подождите... Ребята, подождите..." И еще была торжественно ревущая музыка,
топот и шарканье по паркету, звон посуды и невнятное шамканье: "...гюмку
кюгасо и а-ня-няс!.." Он оторвал руки от лица и бессмысленно уставился в
изображение мужского органа. Потом взял листок и принялся рвать его на
длинные узкие полоски, бросил бумажную лапшу в мусорную корзину и снова
спрятал лицо в руки. Все. Надо было ждать. Набраться терпения и ждать.
Тогда все оправдается. Пропадет дурнота, и можно будет вздохнуть с
облегчением.
спокойный голос.
ногу на ногу и сцепив тонкие белые пальцы на колене, смотрел на Андрея
Наставник, грустный, с усталым лицом. Он тихонько кивал головой, уголки
рта его были скорбно опущены.
во имя себя самого. Дороги в обход нет. Надо было пройти и через это. Нам
ведь нужны не всякие люди. Нам нужны люди особого типа.
- Мы знаем только, какие люди нам не нужны.
Используя таких, как Румер, во имя и на благо таких, как Ван, дядя Юра...
понимаешь?
сделаться таким, как Румер. Разве ты еще не почувствовал, что Красное
Здание необходимо? Разве сейчас ты такой же, какой был утром?
совести.
знать, в чем цель Эксперимента! Так легко запутаться, так все смешалось...
Я, Гейгер, Кэнси... Иногда мне кажется, я понимаю, что между нами общее, а
иногда - какой-то тупик, несуразица... Ведь Гейгер - бывший фашист, он и
сейчас... Он и сейчас бывает мне крайне неприятен - не как человек, а
именно как тип, как... Или Кэнси. Он же что-то вроде социал-демократа,
пацифист какой-то, толстовец... Нет, не понимаю.
тебя требуется, а нечто совсем иное.
отчаянием.
не виноватого, невежественного большинства...
хозяином земли! Да-да, это я понимаю. Ради этого можно на многое пойти...
- Он помолчал, собирая мучительно разбегающиеся мысли. - А тут еще этот
Антигород, - сказал он нерешительно. - Ведь это же опасно, верно?
поступил правильно. Мы не имеем права рисковать.
Андреем, Андрей это чувствовал. - Не ошибается только тот, кто ничего не
делает. Не ошибки опасны - опасна пассивность, ложная чистоплотность
опасна, приверженность к ветхим заповедям! Куда могут вести ветхие
заповеди? Только в ветхий мир.
раз то, на чем мы все должны стоять. Что такое личность? Общественная
единица! Ноль без палочки. Не о единицах речь, а об общественном благе. Во
имя общественного блага мы должны принять на свою ветхозаветную совесть
любые тяжести, нарушить любые писаные и неписанные законы. У нас один
закон: общественное благо.
но взрослеешь!
дверью.
курил и смотрел, как голубой дым медленно крутится вокруг голой желтой
лампы под потолком. Он поймал себя на том, что улыбается. Он больше не
чувствовал усталости, исчезла сонливость, мучившая его с вечера, хотелось
действовать, хотелось работать, и досада брала при мысли, что вот придется
все-таки сейчас пойти и несколько часов проспать, чтобы не ходить потом
вареным.
вспомнил, что телефона в подвале нет. Тогда он поднялся, запер сейф,
проверил, заперты ли ящики стола, и вышел в коридор.
минут до включения солнца. Сонная уборщица лениво возила по цементному
полу сырую тряпку. Окна в коридорах были распахнуты, вонючие испарения
сотен человеческих тел рассеивались и выползали в темноту, вытесняемые
холодным утренним воздухом.
подвал, небрежным взмахом руки усадил на место подскочившего было
охранника и распахнул низкую железную дверь.
насвистывая полузнакомый маршик, стоял возле ржавого рукомойника и обтирал
волосатые мосластые руки одеколоном. Больше в комнате никого не было.
подняться к тебе... Дай сигаретку, у меня все кончились.
рот и с усмешкой посмотрел на Андрея.
небо ты попал - ну. Никакой он не шпион - даже не пахнет.
ладонь новую порцию одеколона.
наставительно. - В папке у него были любовные письма. От бабы он шел -
разругался и любовные письма отобрал. А он свою вдову боится до мокрых
штанов и, сам понимаешь, не будь дурак, от папочки этой постарался
избавиться в первый же удобный момент. Говорит, бросил ее по дороге в
канализационный люк... И очень жалко! - продолжал Фриц еще более
наставительно. - Папочку эту, господин следователь Воронин, надо было
сразу же отобрать - компромат получился бы первостатейный, мы бы нашего
еврея вот где держали бы!.. - Фриц показал, где они держали бы нашего
еврея. На костяшках пальцев виднелись свежие ссадины. - Впрочем,
протокольчик он нам подписал, так что шерсти клок мы все-таки получили...
запонками. - Я вижу, у тебя шишка на лбу. Так вот, пойди к врачу и эту
шишку запротоколируй. Румеру я уже нос разбил и отправил в медкабинет. Это
на всякий случай. Подследственный Кацман во время допроса напал на
следователя Воронина и младшего следователя Румера и нанес им телесные
повреждения. Так что вынужденные к обороне... и так далее. Понял?
огляделся. - А где... он? - спросил он с трудом.