на ему своей фигурой.
нужденно, весело и с поверхностным скептицизмом, тем самым показывал
слушателям свое превосходство.
- вернее, совсем не верю. В старину медицина исходила из того принципа,
что на всякую болезнь есть лекарство. Люди верили, что бог в неизречен-
ном своем милосердии сотворил целебные снадобья от всякого недуга и лишь
предоставил смертным, может быть, из лукавства, заботу самим их открыть.
И врачеватели открыли бесчисленное множество снадобий, но так и не узна-
ли, от каких именно болезней они помогают. В действительности лекарств
нет, а есть болезни. Когда болезнь определится, надо, по мнению одних,
тем или иным способом прервать ее, а по мнению других а - ускорить ее
течение! Сколько в медицине школ, столько и методов лечения. В одном и
том же случае применяются совершенно противоположные средства: одни наз-
начают лед, другие - горячие припарки, одни предписывают строжайшую дие-
ту, другие - усиленное питание. Я уж не говорю о бесчисленных ядовитых
лекарствах, которыми одарила нас химия, извлекая их из растений и мине-
ралов. Конечно, все это оказывает действие, но какое - неизвестно: иног-
да спасает, иногда убивает.
пути, взяв исходной точкой химию органическую, химию биологическую, с
уверенностью полагаться на нее невозможно, ибо она лишена научной осно-
вы. Он рассказывал анекдоты о чудовищных промахах крупнейших врачей в
доказательство того, что вся их хваленая наука - сущий вздор и надува-
тельство.
говорил он, - кожи, мышц, всех органов, а главное, желудка, ибо он наш
отец-кормилец, питающий весь человеческий механизм, его регулятор, сре-
доточие жизненных сил.
лать людей веселыми или печальными, способными к физическому или к
умственному труду - в зависимости от назначаемого питания. Может даже
воздействовать на самый интеллект - на память, на воображение, на всю
работу мозга. И в заключение он шутливо заявлял:
волшебником, чудотворцем, богом. Показывая свои белые тонкие руки, он
восклицал:
ка, употребление спиртных напитков небольшими дозами и сам составлял
мудреные смеси, которые герцогиня должна была пить в определенные часы -
одни перед едой, другие после еды.
бовал свои бутылки; ему приносили эти бутылки, запертые серебряными за-
мочками, - ключ от них он держал при себе. Он наливал понемногу из каж-
дой в очень красивый голубой бокал, который почтительно держал перед ним
на подносе вышколенный лакей, а затем отдавал приказание:
как только выйдет из воды, еще не одеваясь.
ная горькая.
больных, и они пускались на всяческие уловки, чтобы добиться от него со-
ветов.
стульев, где сидели красивые молодые дамы, отдыхая меж двумя предписан-
ными стаканами воды из источника Христианы, раздавались возгласы: "Док-
тор!" Он останавливался с любезной улыбкой, и его увлекали ненадолго на
узенькую дорожку, проложенную по берегу речки.
кетливо переходили к вопросам здоровья, но говорили таким безразличным
тоном, словно речь шла о ком-то постороннем.
сить его к себе: он принадлежал герцогине, только герцогине. Но как раз
это исключительное его положение и подстегивало прелестных дам, усилива-
ло их старания. А так как все шепотком говорили, что герцогиня ревнива,
страшно ревнива, между дамами началось отчаянное соперничество - каждой
хотелось добиться врачебного совета от прекрасного итальянца.
началась другая игра: они обменивались откровенными признаниями, желая
доказать его особую заботливость.
осведомлялся о таких вещах... о таких...
моем муже.
чуть не сгорела со стыда. Отвечать на такие вопросы... Хотя и понимаешь,
что они необходимы.
он обещал массировать меня зимой в Париже. Мне это очень нужно, чтобы
дополнить лечение водами.
нельзя заплатить.
ка. Он, должно быть, любит булавки: я у него заметила уже две или три, и
очень красивые.
ватили мою мысль. Ну, ничего, я подарю ему кольцо.
изящные подарки, чтобы его растрогать, всяческие милые знаки внимания,
чтобы его пленить.
предметом всеобщего любопытства; но вдруг распространился слух, что граф
Гонтран де Равенель ухаживает за Шарлоттой Ориоль и собирается на ней
жениться. Весь Анваль загудел шумными пересудами.
казино, он ходил за нею как пришитый; у всех на глазах он был необыкно-
венно внимателен к ней, как всякий мужчина, стремящийся понравиться де-
вушке и не скрывающий своих намерений: отношения их приняли характер ве-
селого и откровенного флирта, который постепенно и так естественно при-
водит к более глубокому чувству.
Христиану и очень дорожили ее дружбой, в чем немалую роль играло, конеч-
но, польщенное тщеславие. Гонтран же стал вдруг неразлучен с сестрой. По
утрам он устраивал прогулки, по вечерам игры, к великому удивлению Хрис-
тианы и Поля. Потом они заметили, что он как будто увлекается Шарлоттой.
Он весело поддразнивал ее, но в шутках его сквозили тонкие комплименты,
выказывал ей множество изящных, едва заметных знаков внимания, связываю-
щих нежной близостью два молодые существа. Привыкнув к непринужденно-фа-
мильярным манерам этого великосветского шалопая-парижанина, девушка вна-
чале ничего не замечала и по природной доверчивости простодушно смеялась
и дурачилась с ним, как с братом.
отеле за всяческими играми, в которых Гонтран несколько раз пытался по-
целовать Шарлотту под предлогом выкупа "фанта", Луиза, за последние дни
чем-то недовольная и угрюмая, вдруг сказала резким тоном:
жит себя с тобой неприлично.
до, чтобы скомпрометировать девушку? Раз ты не умеешь вести себя, я по-
неволе обязана напомнить тебе о приличиях.
жениться, пусть поговорит с папой; тут уж будет решать папа. А если он
хочет только позабавиться, надо это немедленно прекратить.
залось ужасно обидным, что сестра взяла на себя роль наставницы и делает
ей выговоры; дрожащим голосом, со слезами на глазах" она потребовала,
чтобы Луиза не вмешивалась в чужие дела, которые нисколько ее не касают-
ся. Она разгорячилась, говорила, заикаясь, всхлипывая. Смутный, но вер-
ный инстинкт подсказывал ей, что в самолюбивой душе Луизы проснулась за-
висть.
плакала в постели, размышляя о многом таком, что раньше ей и в голову не