что самым мудрым будет дать вам прежде всего возможность успокоиться. И
я стала ждать.
побеседуем с вами, как серьезные люди. Итак, вы меня по-прежнему любите?
Я спрашиваю об этом не как кокетка... Я спрашиваю как друг.
узнаю ваших. Расскажите мне о себе, обо всем, что творилось в вашем
сердце, в вашем уме, с тех пор как вы скрылись.
своем решении излечиться от любви к ней, о своем бегстве, о скитаниях в
этом огромном лесу, где он нашел только ее одну, о днях, полных
неотступных воспоминаний, о ночах, полных грызущей ревности; он
рассказал с полной чистосердечностью обо всем, кроме любви Элизабет,
имени которой он больше не произносил.
своего господства над ним еще больше, чем искренностью его голоса, в
восторге от своего торжества, от того, что снова владеет им, потому что
она все-таки очень любила его.
разволновавшись от рассказа о том, как он исстрадался и что передумал, и
в страстном, неудержимом порыве, но без гнева и горечи, возмущенный и
подавленный неизбежностью, снова стал упрекать ее в бессилии любить,
которым она была поражена.
бы менее несчастны, если бы, после того как я десять месяцев обожала
вас, теперь влюбилась бы в другого?
думаете, что исступленное чувство должно продолжаться годами? Нет и нет!
Ну, а те женщины, что живут одними страстями, буйными, длительными или
короткими вспышками своих капризов, превращают свою жизнь в роман. Герои
сменяются, обстоятельства и события полны неожиданностей и разнообразия,
развязка всегда новая. Признаю, что все это для них очень весело и
увлекательно, потому что волнения завязки, развития и конца каждый раз
возрождаются. Но когда это кончено - это кончено навсегда.., для него...
Понимаете?
я говорю о жгучих, мучительных страстях, вроде той, которой вы еще
страдаете. Это припадок, который вам тяжело достался, очень тяжело, - я
это знаю, чувствую, - из-за.., скудости моей любви, из-за моей
неспособности изливать свои чувства. Но этот припадок пройдет, он не
может быть вечным.
меня, вы можете оказаться превосходным любовником, потому что в вас
много такта. И наоборот, вы были бы отвратительным мужем. Впрочем,
хороших мужей не бывает и не может быть.
любить? Она живо ответила:
спутнике. Тщеславная склонность к вниманию света не лишает меня
возможности быть верной и преданной и думать, что я могу дать мужчине
нечто совсем особенное, недоступное никому другому: честную преданность,
искреннюю привязанность сердца, полное и сокровенное доверие души, а
взамен получить от него, вместе со всей нежностью любовника, столь
редкое и сладостное ощущение, что я не совсем одинока. Это не любовь,
как вы ее понимаете, но и это чего-нибудь да стоит!
примиритесь с мыслью время от времени немного страдать из-за меня. Это
пройдет, а так как вы страдаете при любых условиях, то лучше страдать
при мне, чем вдали от меня. Не правда ли?
Видя, как он трепещет от страсти, она испытывала во всем теле
своеобразное наслаждение, довольство, от которого по-своему была
счастлива, как счастлив ястреб, бросающийся с высоты на свою
зачарованную добычу.
вделанные в ручку зонтика.
княгиню фон Мальтен, Бернхауза, Ламарта, Масиваля, Мальтри и одного
новенького - господина де Шарлена, путешественника, который только что
вернулся из интереснейшей экспедиции в Северную Камбоджу. Все только о
нем и говорят.
причиняли ему боль, словно его жалили осы. В них таился яд.
предложил он.
опасения могла ей теперь внушать горничная?
дорогой, несколько более длинной, но пролегавшей около Волчьего оврага.
которого веяло прохладой и слышалось соловьиное пение, она воскликнула,
охваченная тем невыразимым ощущением, которым всемогущая и таинственная
красота мира с помощью зрения потрясает нашу плоть:
все это умиротворяет!
у причастия, вся проникнутая истомой и умилением. Она положила руку на
руку Андре.
промелькнул, как видение, поезд, идущий в Париж. Он проводил ее до
станции. Расставаясь с ним, она сказала:
все-таки полный тревоги, потому что ничто не разрешилось до конца.
непонятной, неодолимой прелестью. Бегство от нее не освободило его, не
разлучило с ней, а было только невыносимым лишением, между тем как,
покорясь ей, он получит от нее все, что она обещала, потому что она не
лжет.
свидание ей даже не пришло в голову, ей ничто не подсказало хоть раз
протянуть ему губы. Она была все та же. Ничто никогда не изменится в
ней, и, может быть, он всю жизнь будет так же страдать из-за нее. Память
о жестоких часах, уже пережитых им, о часах ожидания в невыносимой
уверенности, что ему никогда не удастся ее воспламенить, снова сжимала
его сердце, вызывая в нем предчувствие и боязнь предстоящей борьбы и тех
же душевных терзаний в будущем. И все-таки он был готов лучше все
перетерпеть, чем снова потерять ее, готов был вновь покориться вечному
желанию, превратившемуся в какую-то свирепую и неутолимую жажду,
сжигавшую его тело.
возвращался из Отейля один, уже снова овладевал им, заставляя метаться в
ландо, катившем в прохладной тени высоких деревьев, как вдруг мысль, что
его ждет Элизабет, такая свежая, юная и хорошенькая, с сердцем, полным
любви, с поцелуями на устах, разлилась в нем сладкой отрадой. Сейчас он
обнимет ее и, закрывши глаза, обманывая самого себя, как обманывают
других, сливая в опьянении объятий ту, которую он любит, с той, которая
любит его, будет обладать ими обеими. Конечно, даже и сейчас его влекло