Однако счел своим долгом отговорить ее. Она прикрыла ладонью его рот. Он
поцеловал ладонь страстно, гневно... ведь он так любил ее! Он стыдился
своих мыслей. Уж не заметила ли она?
наконец Аннета вздохнула. Итак, на этот раз все кончено...
лбом к оголенным ногам Аннеты. Словно хотел доказать ей:
комнаты - Аннета осталась одна и принялась одеваться. Он ждал ее в пали-
саднике, облокотившись о забор, и, рассеянно слушая шум лесов и полей,
упивался воспоминанием о том, что сейчас совершилось. Тягостные мысли
исчезли. Он блаженствовал; удовлетворены были и самолюбие и чувствен-
ность. Он был горд собой. Подумал:
Кто бы мог сказать, что пережила она в те мгновения, пока оставалась од-
на: вспышки ли страсти, тоску ли, отчаяние? Рожэ ничего не приметил, он
занят был только собой. Он пошел навстречу, снова попытался уговорить
ее. Она приложила палец к губам: не надо! У живой изгороди, опоясывавшей
сад, сорвала ветку боярышника, разломила ее надвое, полветочки протянула
ему. А когда выходила из ворот, прильнула губами к губам Рожэ.
молчания. Он держал ее за руку. Был очень нежен. Она улыбалась, полузак-
рыв глаза. Теперь он вел ее. И уже забыл, как плакал здесь час назад...
престарелой родственницы. Но Бриссо нельзя было провести. Они все видели
лучше Рожэ и последнее время подозревали, что упустят Аннету. Но им при-
личествовало не показывать вида, будто они допускают такую возможность,
и прикинуться, будто отъезд не вызывает у них никаких сомнений. До пос-
ледней минуты разыгрывался фарс на сюжет нежданной разлуки и скорой
встречи. Аннете была тяжела эта вынужденная роль, но Рожэ попросил ее
объявить о своем решении попозже, написать из Парижа. И Аннета созналась
себе, что ей было бы очень неприятно сообщить семейству Бриссо о нем
устно. Потому-то, расставаясь, они улыбались, разговаривали с ис-
кусственным оживлением, обнимались, но не было во всем этом сердечности.
ло грустно; Рожэ, как подобает порядочному человеку, снова просил ее
выйти за него замуж; сказал, что обязан жениться на ней, - ведь он был
джентльмен. Джентльменского в нем было даже слишком много. Уж теперь, по
его мнению, он был вправе показать Аннете свою власть, на благо ей са-
мой. Он считал, что Аннета, отдавшись ему, потеряла чувство собственного
достоинства, что отныне положение их не совсем одинаково и что он должен
настаивать на браке. Аннета отлично понимала, что если они теперь поже-
нятся, то он найдет себе в тысячу раз больше оправданий, чем прежде, ли-
шая ее самостоятельности. Конечно, она была признательна ему за то, что
он так настойчив, тактичен. Но... она отказала ему... Рожэ втайне него-
довал. Не мог понять ее. (Он воображал, что прежде понимал!) И строго ее
осудил. Но себя не выдал. Она все подметила со смешанным чувством печа-
ли, иронии и, как всегда, нежности. (Ведь во всем этом был Рожэ!)
на руку Рожэ. Он вздрогнул.
друг на друга. Но они сдерживали слезы, набегавшие на глаза, и оба знали
об этом...
в вагон. В купе были люди. Пришлось ограничиться обычными любезностями,
но они не могли наглядеться друг на друга - хотелось запечатлеть в памя-
ти милое лицо.
дит. Сердит на Аннету. Сердит на себя. Его мучила тоска. Он испытывал -
о стыд! - чувство облегчения.
себе, от презрения и от любви к себе, горько заплакал.
Письмо к Бриссо ушло, и она порвала связь с миром. Никто из друзей не
знал, что она вернулась. Писем она не распечатывала. Целыми днями не вы-
ходила из квартиры. Старая тетка никогда не понимала ее и, привыкнув ко
всему, ничуть не тревожилась и не нарушала ее уединения. Жизнь внешне
словно прекратилась. Зато другая - внутренняя жизнь - стала еще напря-
женнее. В безмолвии порой неистовствовала раненая страсть. Аннете нужно
было остаться одной, чтобы жить только ею. После бурных вспышек она чув-
ствовала себя надломленной, обескровленной; губы пересыхали, лицо пыла-
ло, руки и ноги леденели. Потом она надолго впадала в оцепенение, грези-
ла в тяжелом полусне. Грезила она наяву и не пыталась руководить своими
мыслями. Ею овладели какие-то смутные ощущения, и не было им числа...
Мрачная печаль, горькая нежность, привкус пепла во рту, несбыточные меч-
ты, внезапно вспыхнувший луч воспоминаний, от которого сердце готово бы-
ло выпрыгнуть из груди, приступы уныния, муки уязвленной гордости и
страсти, предчувствие гибели, ощущение чего-то непоправимого, рокового,
против чего тщетны все усилия, - все это сначала подавляло, потом стало
просто навевать тоску, потом понемногу вылилось в какое-то безразличие,
окрашенное уходящей печалью, и в ней было что-то удивительно приятное.
Она не понимала, что с ней...
Будто она совсем одна. Она бежала по лесной чаще. Ветки цеплялись за ее
платье; не пускал мокрый кустарник; вот она вырвалась, но разорвала
платье, ей стыдно - ведь она полуголая. Нагнулась, прикрылась юбкой, ра-
зодранной в клочья. И вот она видит: перед ней на земле круглая корзина,
под грудой листьев, освещенных солнцем, - не желтых и не золотых, а се-
ребристых, белых, как кора березы, белых, как тонкое-претонкое полотно.
Она взволнованно всматривается, опускается на колени. Вдруг под полотном
что-то шевельнулось. Сердце у нее колотится, она протягивает руки - и
просыпается... Волнение не утихло... Она не могла понять, что с ней...
пробуждалась жизнь, новая жизнь...
вообразила, будто овладела тобою, не ты ли сейчас во мне? Крепко-прек-
репко я держу тебя, и ты не уйдешь, о родной мой пленник, крепко держу я
тебя, ты - в моем чреве. Мсти! Поглоти меня! Крошка моя, грызи мое чре-
во! Пей мою кровь! Ты - это я. Ты - моя мечта. На земле я тебя не нашла
и создала тебя из самой себя... Вот когда, Любовь, я завладела тобой! Я
воплотилась в того, кого люблю!.."
пеньюаре сидела на кровати, ее только что вымытые волосы были распущены
по плечам. В открытое окно вливался послеполуденный жар золотого авгус-
товского дня. Здесь словно чувствовалось сонное оцепенение Булонского
леса, дремавшего на солнце гдето за окнами. И Аннета испытывала такое же
состояние тихого блаженства. Она способна была часами лежать, не двига-
ясь, ни о чем не думая, не чувствуя потребности о чем-нибудь думать. Ей
было достаточно сознания, что она не одна, что теперь их двое, и она да-
же не пыталась разговаривать с тем крохотным человечком, который жил в
ней, - она была уверена, что он чувствует то же, что и она, и, значит,
они без слов понимают друг друга. При мысли о нем волна нежности подни-
малась в ней. Потом, сонно улыбаясь, Аннета снова погружалась в свое
блаженное забытье.
роту, мгновенно отзываясь на тончайшие вибрации воздуха и света. Вот из
сада повеяло сладким ароматом клубники - и Аннета уже с наслаждением
вдыхает его, ощущает вкус ягод на языке. От ее слуха не ускользает ни
один звук, и все тешит его - шелест листьев, тронутых ветерком, скрип
песка под чьей-то ногой, голос на улице, звон колокола, зовущего к ве-
черне. Вдали, как огромный муравейник, гудит Париж. Париж 1900 года...
Лето всемирной выставки. Марсово поле напоминало огромный чан, в котором
бродят на солнце тысячи гроздей человеческого винограда... Это чудовищ-
ное кипение было настолько близко, что Аннета слышала и ощущала его, и
вместе с тем достаточно далеко, так что она чувствовала себя в безопас-