смертном муже таился еще другой, иной, токмо наблюдающий этот мир,
бесконечно терпеливый и мудрый. Глянул - и, не вопросив, понял все. Роман
рухнул на колени.
Сергий.
все будет после, позже! Теперь он отправится вместе с Сергием на Москву.
Остальные же побредут прямо к Троице с благою вестью о возвращении
игумена.
ударяя в берег, и высит стройная, уже потемнелая от ветров и погод церковь
у него за спиной...
Принял посох. Выходя из ворот уже, вновь оглянул творение рук своих,
оглянул столпившую семо и овамо братию, столь уже привыкшую к нему как к
наставнику своему, понял в сей миг, что невестимо свершил еще один подвиг,
надобный родимой земле, и с тем, просветлевши лицом, благословил обитель.
Потом оборотился и пошел, уже не оглядываясь назад. Роман и московские
посланцы поспешали следом. Архимандрита с игуменом в ближнем селении ждали
кони, Сергий же с Романом намерились, по обычаю преподобного, весь путь до
Москвы проделать пешком.
Как знать, не самое ли это правильное и для всякого из нас, живущих на
этой земле!
днем сам рукоположил во дьякона и затем во пресвитера Сергиева ученика
Романа, сам и отослал его игуменствовать на Киржач.
келью вместе с архимандритом Павлом.
как вести разговор о нижегородских труднотах.
спрямляя пути разговора и сминая все Алексиевы хитрые замыслы. Как понял,
как узнал он, о чем его попросит митрополит, Алексий не спрашивал.
Помолчав, сказал:
дабы Сергий вновь не обнажил своего сокровенного знания, добавил: -
Дмитрий Константиныч согласен подписать ряд с Москвой, отрекаясь от
великого княжения!
Архимандрит Павел только вздыхал, глядя то на того, то на другого.
строго спросил Сергий, утверждая.
порешил вмешаться архимандрит Павел. Сергий кивнул. Видимо, он знал и это.
предложенное Алексием. Произнес только, осуровев лицом и не обращаясь ни к
кому:
были впалые щеки и здоровою - худоба, и стан прям, и руки, большие руки
плотника, крепки и чутки. Но что-то прежнее, юношеское, что так долго
держалось в Сергии, изменилось, отошло, отцвело. Спокойнее и строже стали
очи, не так пышны потерявшие яркий блеск волосы. Верно, когда уже
переваливает за сорок, возраст сказывается всегда. Возраст осени? Или все
еще мужества? Возраст свершений! Для многих - уже и начало конца... И
Алексия вдруг охватил испуг, он устрашился движению времени, явленному ему
в этом дорогом лице. Но Сергий снова глянул ему в глаза, улыбнулся
чуть-чуть, лишь две тонкие морщинки сложились у глаз, словно возвратясь из
вечности приветствовал здешних, смертных, поверивших было его гибели.
посылает его не иначе как троицким игуменом и потому тем паче...
на стороне Дмитрия Константиныча, и потому, что он знал другое: что все
это - и княжеская грызня, и споры из-за великого стола - тоже неважны.
Придет неизбежный конец, уравнивающий всех, и думать надо о вечном,
сбирать богатства, коих червь не точит и тать не крадет. И пока сего не
поймут, все будет так, как есть, и не пременит течения своего. Даже
невзирая на необходимые в мире сем усилия кир Алексия.
первый. Они остались одни.
голоса смягчить суровость слов, - и должен нести его до конца! - Помолчал,
прибавил негромко: - На худое меня не зови. Токмо на доброе! - И еще
помолчал и рек твердо: - Смирять братьев надобно! Это мой долг, как и
твой!
годами и властью, возникло чувство, что он - младший и днесь целует
учителя своего, без которого ему трудно, очень трудно жить на земле!
сильно билось сердце и пересыхало во рту. Он остановился и долго стоял,
смиряя себя и собираясь с духом.
Иноки вышли и стояли рядами вдоль пути, иные падали ничью.
предыдущей ночью, сами покинули обитель, прознав о возвращении игумена,
так что и выгонять ему никого не пришлось.
склонил чело и глухо повестил, что понял все и теперь готов уйти из
монастыря. Сергий молча поднял его с колен и поцеловал в лоб, произнеся
токмо:
меж тем как Михей за стеною в хижине хлопотливо готовил покой к
праздничному сретению любимого учителя, а учиненный брат уже созывал
иноков к молебствию и торжественной трапезе.
архимандрита Павла, игумена Герасима и нескольких отряженных с ним попов и
иноков вышел в путь. Тяжкая оперенная стрела с тихим жужжанием вылетела,
толкаемая тетивою владычной воли, и теперь устремилась к цели.
заметили в Нижнем Новгороде. Кучка пропыленных, умученных жарою
странствующих иноков переправилась на дощанике через Оку и от перевоза
неспешно устремила стопы в гору, по направлению к городу. Их не остановили
в воротах, поскольку иноки повестили, что идут в Печерский монастырь к
игумену Дионисию.
озираясь кругом, разглядывая наспех сооруженные Борисом валы,
полуобвалившиеся кое-где, когда весенние воды подмывали мерзлую и потому
рыхлую осыпь. Там и тут суетились работники, довершая и доделывая. И все
же полный обвод городовых стен был сотворен и потребовал бы в случае осады
города и приступа немалых усилий.
гостей, ибо извещен был уже о том, что епископия Нижегородская отошла в
ведение Алексия, и о посольстве был предупрежден заранее скорым гонцом.
Сергий, с которым они изредка пересылались грамотами, не был в Нижнем
несколько лет, и теперь (после богослуженья и трапезы) они сидели вдвоем,
прямь друг друга, вглядываясь и привыкая к приметам быстротекущего времени
на знакомом лице.
жаркий день изгибал, и Волга, видимая отселе в небольшие, в два бревна,
прорубленные оконца, играла лениво и успокоенно, стремясь и стремясь
безостановочно в дикую татарскую степь.
беспокойно ходя по горнице.
Дионисий. Он мучился тем, что вынужден говорить все это духовному мужу,
коего чтил высоко и с которым совсем не об этом хотелось бы ему
беседовать. - Не ведаю даже, примет ли он вас! - Дионисий смущенно пожал
плечами, скосил взгляд на Сергия: не сердится ли тот?
посвечивающую золотыми искрами сквозь путаницу ветвей. Усмехнулся,
вопросил, где та келья, в коей они беседовали когда-то, в первый
отроческий приход Сергиев к прославленному уже тогда игумену.