широких мантий.
Мобюиссон. Из башни, где находился кабинет короля, на женскую половину
попадали по крытой дозорной галерее. У каждой бойницы дежурил стражник. Под
шквальными порывами ветра жалобно стонала черепица. Снизу от земли подымался
влажный запах.
звенели каменные плиты, и через каждые десять туазов навстречу им подымался
лучник.
остановился. Он прислушался. Из-за двери доносился беспечный хохот и
радостные возгласы. Король взглянул на Изабеллу.
рывком распахнул дверь.
мгновение ока.
пьеску, которую как-то в Венсене, к их великому удовольствию, представил
бродячий лицедей, но имел несчастье не угодить королю.
представляла опочивальню Филиппа Красивого, а сам он спал на постели,
покрытый расшитым золотом одеялом. Его высочество Валуа стучится в двери и
требует, чтобы его пустили поговорить с братом. Камергер Юг де Бувилль
отвечает, что король, мол, не может его принять и что вообще с ним запрещено
разговаривать. Его высочество Валуа в гневе удаляется. Вслед за тем в дверь
стучатся марионетки, изображающие Людовика Наваррского и его брата Карла.
Бувилль дает королевским сыновьям тот же ответ. Наконец, предшествуемый
тремя приставами с дубинками в руках, является Ангерран де Мариньи; перед
ним тотчас же распахиваются двери со словами: "Соблаговолите войти. Король
давно желает побеседовать с вами".
запретил показывать ее на сцене. Но три молоденькие принцессы презрели
королевский приказ и втихомолку разыгрывали пьеску: они получали двойное
удовольствие - и от самого представления, и от того, что оно под запретом.
сценки, особенно когда на подмостки выходили марионетки, изображавшие их
собственных супругов.
потупились, как нашалившие школьницы.
набросила ее на свои точеные плечи и грудь, открытые чересчур
декольтированным платьем. Бланка старалась привести в порядок свои кудряшки,
которые растрепались от слишком усердного исполнения роли разгневанного
дядюшки Валуа.
не услышали бы ни одного слова, которое могло бы оскорбить ваш слух. Мы
сейчас все уберем.
невесток. Восемнадцать лет, двадцать с половиной, двадцать один год; все три
- красавицы, каждая в своем роде. На его глазах росли и хорошели девчушки,
которых в возрасте двенадцати-тринадцати лет привезли в Париж, чтобы выдать
замуж за его сыновей. Но, по всей видимости, ума у них не прибавилось. До
сих пор играют, как непослушные девчонки, какими-то марионетками. Неужели
Изабелла сказала правду? Как могло столько женского лукавства гнездиться в
этих существах, которых он до сих пор считал чуть ли не детьми? "Должно
быть, - подумалось ему, - я ничего не понимаю в женщинах".
жаловались, что ваша золовка вас не любит. И однако ж мне сообщили, что
каждой из вас она преподнесла по прелестному подарку...
и Бланки, будто кто-то задул свечу.
те кошели, которые вы получили из Англии.
неравные части: на одной его стороне находились Филипп Красивый, Изабелла,
весь двор, бароны, оба королевства; а другая на глазах у всех становилась в
эту минуту непереносимо страшным кошмаром, и там остались три молоденькие
невестки Железного короля.
с них пристального взгляда своих огромных глаз, на которые никогда не
опускались веки.
напряженной тишине был слышен только скрип половиц под его тяжелыми шагами.
Три молодые женщины, полумертвые от страха, следили за каждым его движением.
камином, и, прислонившись к стене, прерывисто дышала.
съездить за ними и привезти немедля сюда.
конюших.
ее побледнело, сердце замерло, головка склонилась набок: казалось, она
сейчас упадет без сознания. Жанна схватила сестру за плечи и с силой
встряхнула, чтобы привести в чувство.
изображающей Мариньи, которой она с таким увлечением играла всего пять минут
назад.
Жанны, - взгляд, исполненный жгучей ненависти к презренной предательнице, и
вдруг ее охватила безмерная усталость. "Нет, нет, отступать поздно", -
подумала она.
в дверях, так как каждый непременно хотел войти первым и поскорее услужить
королю, быть отмеченным королем.
всего несколько слов:
принесли мои кошели: посмотрите, они у них на поясе. Филипп Красивый
повернулся к своим невесткам:
подарки, которые вам поднесла ваша золовка?
не понимая, за что наказывает ее хозяин, потом медленно перевел глаза на
старшего брата, как бы прося у него поддержки. Но Готье стоял с полуоткрытым
от ужаса ртом.
и голос этот, ни на что не похожий, страшный голос, заполнил все закоулки
замка и ночной мрак, притаившийся за окном. Вот уже ровно десять лет, со дня
битвы при Мон-ан-Певель, когда Филипп IV скликал свои войска и сумел добыть
победу, никто ни разу не слышал его крика, никто не мог даже представить
мощь королевской глотки. Впрочем, он тут же перешел на обычный тон.
страже.
через минуту на пороге показался мессир Алэн де Парейль: он не успел надеть
шлема и прилаживал на ходу свой меч.
темницу их и в оковы. Им предстоит ответить перед моим судом за свое
вероломство.
разговаривать с мессиром Ногарэ... Мессир Алэн, - продолжал он, обращаясь к
капитану, - принцессы будут находиться здесь под стражей вплоть до особого
распоряжения; выставьте у их дверей караул. Любому, будь то их прислужницы,
родные, даже их мужья, входить в эту комнату запрещается, равно как и
разговаривать с ними. За это отвечаете вы.
приказ. Человека, который собственноручно арестовал Великого магистра Ордена
тамплиеров, уже ничто не могло удивить. Королевская воля была единственным
его законом.
королевской воли.