императора, Вардаса, недавно еще полного владыки великолепной Византии и
всех покорных ей стран.
ее новый "Нерон" - Михаил порфирогенет.
физических сил; ум же Вардаса был свеж и неприкосновенен.
какой был необходим для негласной опеки над не выходившим из нетрезвого
состояния Михаилом.
власть в свои руки, пока он будет жив, и, стало быть, он, Вардас до своего
смертного конца останется тем же, чем был большую часть жизни, то есть,
неограниченным владыкой Византии.
качествам.
Македонии, наложили на него неизгладимую печать. Он не был так лукав,
коварен, льстив и, вместе с тем, труслив, как другие приближенные
порфирогенета. В его речах и суждениях выказывался редкий природный ум;
его меткие замечания вызывали восторг у старого политика, и он начинал от
души желать, чтобы после него власть перешла в руки этого Македонянина.
Что скажешь?
отрадными.
ты прикажешь поступить, если Византии будет грозить нападение варваров?
варяго-россами...
трудно избыть даже Византии, перенесшей немало невзгод... Что перед ними
аланы, венгры, болгары, персы? Они - ничто!
речь. Что такое наши враги? Все это народы, изведавшие сперва меч римлян,
а потом и те наслаждения, которые давал Рим. Они сильны, свободны,
могущественны, но в жилах каждого их них уже течет яд Рима... яд
наслаждения жизнью. Они видели разврат римской жизни, и его прелесть для
них кажется привлекательною. В этом их разложение. Они ничтожны, потому
что корень их подточен Римом. Если бы франки или аллеманны тронулись на
нас, я бы смеялся... Они были бы мне жалки... Но теперь я дрожу...
поднимаются славяне... Ты знаешь этот народ? Нет? Так я расскажу тебе о
нем. Это народ-богатырь. Мы исчезнем с лица земли, будем стерты первым
встречным [слова Вардаса оправдались: в 1211 году Константинополь попал
под власть крестоносцев - первых встречных по отношению к Византии], но
этот дивный народ, эти русские - так они называют теперь себя - будут жить
в веках. Это девственный народ. Он не знает ни лжи, ни обмана. И врагу, и
другу он смело глядит в глаза. Никто не посмеет его ни в чем упрекнуть.
Наше счастье, что у него до сих пор не было единого вождя; но теперь он
явился - и дрожит Византия, и так же будет дрожать перед ним и весь мир,
потому что великие душевные силы хранятся в нем... Я могу только
удивляться, как эти витязи до сих пор не обращали на нас внимания...
полученного, известия.
он стоял столь близко к кормилу правления этого великолепного судна, что
начал смотреть на него, как на свое собственное достояние, и теперь
страшился близкой грозной опасности, потому что боялся, как бы
надвигающаяся гроза не лишила его этого достояния.
наконец, Вардаса, несколько собравшегося с мыслями. - И отчего Рим не
обратил на них внимания?... Разве трудно ему было покорить их?
ему; ты же сам сказал, что он обессилил все народы, которые попали под его
власть.
не предусмотрел того, что разрозненные племена могут соединиться в один
могучий народ, перед которым задрожат его же твердыни... И вот, теперь это
случилось...
прошептал Вардас, - ум мой от недуга и лет ослабевает. Он потерял свою
прежнюю остроту, и я теряюсь перед этой новой грозой.
имела причин жаловаться на Византию!
причинах ее побега.
для Византии?
истории, как знаю я. Она - дочь бывшего старейшины на Приднепровье. Отца
ее помнят, память его чтут, и ради него славяне пойдут за дочерью, куда бы
она их ни повела... Ты понимаешь это? Я старался приручить Зою, я
рассчитывал, что она полюбит Византию, и думал, что мне удалось это... В
самом деле, Зоя на моих глазах из дикарки превратилась в матрону, уму
которой могли бы позавидовать наши женщины. Поступая так, я рассчитывал,
что, когда придет время, Зоя отблагодарит Византию за все заботы, но
теперь это время пришло, а Зои нет, и где она - неизвестно. Если на
Днепре, то тучи кажутся мне еще более грозовыми.
какой-нибудь ущерб Византии.
и, в самом деле, сумеет удержать Зою... Да, но мы говорим, а все-таки не
знаем, что угрожает нам... Ты говоришь, что распорядился привести купцов?
как отвратить гнев Божий от нашей родины.
человек, который так дружески беседовал на форуме с подгулявшим мореходом
Андреем; нет, это был гордый, бесстрастный правитель, правая рука
императора, привыкший к беспрекословному повиновению и раболепству всех
тех, кто только приближался к нему.
всем умел держать себя сообразно с обстоятельствами. Когда нужно, он был
ласков, приветлив, обходителен, но, когда это не было нужно, он опять-таки
становился необыкновенно высокомерен, горд и умел, как нельзя лучше,
показать это...
неисповедимыми путями, выделяя его из ничтожества...
купцов, куда-то в даль, как будто считая этих раболепно склонившихся перед
ним людей, выказавших себя такими гнусными себялюбцами, недостойными