день, через железную решетку, подавал им хлеб и воду. И действительно,
когда последовало его административное исчезновение, были найдены в под-
вале какие-то нагие и совершенно дикие существа, которые кусались, виз-
жали, впивались друг в друга когтями и огрызались на окружающих. Их вы-
вели на свежий воздух и дали горячих щей; сначала, увидев пар, они фыр-
кали и выказывали суеверный страх; но потом обручнели и с такою зверскою
жадностию набросились на пищу, что тут же объелись и испустили дух.
шенно особенному случаю. Жил будто бы на свете какой-то начальник, кото-
рый вдруг встревожился мыслью, что никто из подчиненных не любит его.
дойди до дела, так никто и пальцем для меня не пожертвует.
ревнивого начальника, что он решился испытать своих подчиненный и клик-
нул клич.
бит указательный палец правой руки своей!
что были изнежены и знали, что порубление пальца связано с болью; другие
не выходили по недоразумению: не разобрав вопроса, думали, что начальник
опрашивает, всем ли довольны, и, опасаясь, чтоб их не сочли за бунтовщи-
ков, по обычаю во весь рот зевали: "Рады стараться, ваше-е-е-ество-о!"
начальник.
совсем не исчерпывали вопроса. Лицо начальника сперва побагровело, потом
как-то грустно поникло.
рутенами прохвост и велиим голосом возопил:
бил его.
гоизбиенной его жизни, когда в лице его мелькнуло что-то человеческое.
своей спины от палок; но нет, у этого прохвоста созрела своего рода
идея...
чала изумился, но потом пришел в умиление.
ни о социалистах, ни о так называемых нивелляторах вообще. Тем не менее
нивелляторство существовало, и притом в самых обширных размерах. Были
нивелляторы "хождения в струне", нивелляторы "бараньего рога", нивелля-
торы "ежовых рукавиц" и проч. и проч. Ног никто не видел в этом ничего
угрожающего обществу или подрывающего его основы. Казалось, что ежели
человека, ради сравнения с сверстниками, лишают жизни, то хотя лично для
него, быть может, особливого благополучия от сего не произойдет, но для
сохранения общественной гармонии это полезно, и даже необходимо. Сами
нивелляторы отнюдь не подозревали, что они - нивелляторы, а называли се-
бя добрыми и благопопечительными устроителями, в мере усмотрения радею-
щими о счастии подчиненных и подвластных им лиц...
позднейшей, с трудом можем перенестись даже воображением в те недавние
времена, когда каждый эскадронный командир, не называя себя коммунистом,
вменял себе, однако ж, за честь и обязанность быть оным от верхнего кон-
ца до нижнего.
этой школы. Начертавши прямую линию, он замыслил втиснуть в нее весь ви-
димый и невидимый мир, и притом с таким непременным расчетом, чтоб
нельзя было повернуться ни взад, ни вперед, ни направо, ни налево. Пред-
полагал ли он при этом сделаться благодетелем человечества? - утверди-
тельно отвечать на этот вопрос трудно. Скорее, однако ж, можно думать,
что в голове его вообще никаких предположений ни о чем не существовало.
Лишь в позднейшие времена (почти на наших глазах) мысль о сочетании идеи
прямолинейности с идеей всеобщего осчастливления была возведена в до-
вольно сложную и неизъятую идеологических ухищрений административную те-
орию, но нивелляторы старого закала, подобные Угрюм-Бурчееву, действова-
ли в простоте души, единственно по инстинктивному отвращению от кривой
линии и всяких зигзагов и извилин. Угрюм-Бурчеев был прохвост в полном
смысле этого слова. Не потому только, что он занимал эту должность в
полку, но прохвост всем своим существом, всеми помыслами. Прямая линия
соблазняла его не ради того, что она в то же время есть и кратчайшая -
ему нечего было делать с краткостью, - а ради того, что по ней можно бы-
ло весь век маршировать и ни до чего не домаршироваться. Виртуозность
прямолинейности, словно ивовый кол, засела в его скорбной голове и пус-
тила там целую непроглядную сеть корней и разветвлений. Это был какой-то
таинственный лес, преисполненный волшебных сновидений. Таинственные тени
гуськом шли одна за другой, застегнутые, выстриженные, однообразным ша-
гом, в однообразных одеждах, все шли, все шли... Все они были снабжены
одинаковыми физиономиями, все одинаково молчали и все одинаково куда-то
исчезали. Куда? Казалось, за этим сонно-фантастическим миром существовал
еще более фантастический провал, который разрешал все затруднения тем,
что в нем все пропадало, - все без остатка. Когда фантастический провал
поглощал достаточное количество фантастических теней, Угрюм-Бурчеев, ес-
ли можно так выразиться, перевертывался на другой бок и снова начинал
другой такой же сон. Опять шли гуськом тени одна за другой, все шли, все
шли...
лый систематический бред, в котором, до последней мелочи, были регулиро-
ваны все подробности будущего устройства этой злосчастной муниципии. На
основании этого бреда вот в какой приблизительно форме представлялся тот
город, который он вознамерился возвести на степень образцового.
улицы, или, как он мысленно называл их, роты. По мере удаления от цент-
ра, роты пересекаются бульварами, которые в двух местах опоясывают город
и в то же время представляют защиту от внешних врагов. Затем форштадт,
земляной вал - и темная занавесь, то есть конец свету. Ни реки, ни
ручья, ни оврага, ни пригорка - словом, ничего такого, что могло бы слу-
жить препятствием для вольной ходьбы, он не предусмотрел. Каждая рота
имеет шесть сажен ширины - не больше и не меньше; каждый дом имеет три
окна, выдающиеся в палисадник, в котором растут: барская спесь, царские
кудри, бураки и татарское мыло. Все дома окрашены светло-серою краской,
и хотя в натуре одна стороны улицы всегда обращена на север или восток,
а другая на юг или запад, но даже и это упущено было из вида, а предпо-
лагалось, что и солнце и луна все стороны освещают одинаково и в одно и
то же время дня и ночи.
подростков и по двое малолетков, причем лица различных полов не стыдятся
друг друга. Одинаковость лет сопрягается с одинаковостию роста. В неко-
торых ротах живут исключительно великорослые, в других - исключительно
малорослые, или застрельщики. Дети, которые при рождении оказываются не-
обещающими быть твердыми в бедствиях, умерщвляются; люди крайне преста-
релые и негодные для работ тоже могут быть умерщвляемы, но только в та-
ком случае, если, по соображениям околоточных надзирателей, в общей эко-
номии наличных сил города чувствуется излишек. В каждом доме находится
по экземпляру каждого полезного животного мужеского и женского пола, ко-
торые обязаны, во-первых, исполнять свойственные им работы и, во-вторых,
- размножаться. На площади сосредоточиваются каменные здания, в которых
помещаются общественные заведения, как-то: присутственные места и все-
возможные манежи: для обучения гимнастике, фехтованию и пехотному строю,
для принятия пищи, для общих коленопреклонений и проч. Присутственные
места называются штабами, а служащие в них - писарями. Школ нет, и гра-
мотности не полагается; наука числ преподается по пальцам. Нет ни про-
шедшего, ни будущего, а потому летосчисление упраздняется. Праздников
два: один весною, немедленно после таянья снегов, называется "Праздником
неуклонности" и служит приготовлением к предстоящим бедствиям; другой -
осенью, называется "Праздником предержащих властей" и посвящается воспо-
минаниям о бедствиях, уже испытанных. От будней эти праздники отличаются
только усиленным упражнением в маршировке.
ровать внутреннюю обстановку живых существ, в нем захваченных. В этом
отношении фантазия Угрюм-Бурчеева доходила до определительности поистине
изумительной.
командира и своего шпиона (на шпионе он особенно настаивал) и принадле-
жащая к десятку, носящему название взвода. Взвод, в свою очередь, имеет
командира и шпиона; пять взводов составляют роту, пять рот - полк. Всех
полков четыре, которые образуют, во-первых, две бригады и, во-вторых,
дивизию; в каждом из этих подразделений имеется командир и шпион. Затем
следует собственно Город, который из Глупова переименовывается в "веч-
но-достойныя памяти великого князя Святослава Игоревича город Непрек-
лонск". Над городом царит окруженный облаком градоначальник, или, иначе,
сухопутных и морских сил города Непреклонска обер-комендант, который со
всеми входит в пререкания и всем дает чувствовать свою власть. Около не-
го... шпион!!