чем сплести теперь эту официальную безделушку. Могу ли я смутить Брауна,
явившись к нему?
тем, что отправит к вам своего поверенного, какую-нибудь лису, мечтавшую о
взятке, а поэтому не лучше ли сделать первый {такой} шаг самой?
действительно правы. У нас есть план, - продолжала Биче, устраняя
озабоченную морщину, игравшую между ее тонких бровей, меняя позу и улыбаясь.
- План вот в чем: оставить пока все дела и отправиться на "Бегущую". Я так
давно не была на палубе, которую знаю с детства! Днем было жарко. Слышите,
какой шум? Нам надо встряхнуться.
музыка, весь праздничный гул собравшегося с новыми силами карнавала. Я
немедленно согласился. Ботвель отправился распорядиться о выезде. Но я был
лишь одну минуту с Биче, так как вошли ее родственники, хозяева дома -
старичок и старушка, круглые, как два старательно одетых мяча, и я был
представлен им девушкой, с облегчением убедясь, что они ничего не знают о
моей истории.
хозяйка, причем ее сморщенное лицо извинялось за беспокойство и шум города.
- Мы теперь не выходим, нет. Теперь все не так. И карнавал плох. В мое время
один Бреденер запрягал двенадцать лошадей. Карльсон выпустил "Океанию" -
замечательный павильон на колесах, и я была там главной Венерой. У Лакотта в
саду фонтан бил вином.. О, как мы танцевали!
уменьшался с каждой минутой, так он был дряхл. - Нет желания даже выехать
посмотреть. В тысяча восемьсот... ну, все равно, я дрался на дуэли с
Осборном. Он был в костюме "Кот в сапогах". Из меня вынули три пули. Из него
- семь. Он помер.
стояли с трудом, и я попрощался с ними.
помогли Биче устроить все это дело. Да, я говорю о пиратах. Что же, повесили
их? Раньше здесь было много пиратов.
вышел вместе с ней, догоняемый старческим шепотом:
Глава XXXII
стесняет меня. Я был неясен Биче, ее отчетливому представлению о людях и
положениях. Я вышел из карнавала в действие жизни, как бы просто открыв
тайную дверь, сам храня в тени свою душевную линию, какая, переплетясь с
явной линией, образовала узлы.
многим приметам, был для Биче добрым приятелем, как это случается между
молодыми людьми разного пола, связанными родством, обоюдной симпатией и
похожими вкусами. Мы начали разговаривать, но скоро должны были оставить
это, так как, едва выехав, уже оказались в действии законов игры, - того
самого карнавального перевоплощения, в каком я кружился вчера. Экипаж
двигался с великим трудом, осыпанный цветным бумажным снегом, который почти
весь приходился на долю Биче, так же как и серпантин, медленно опускающийся
с балконов шуршащими лентами. Публика дурачилась, приплясывая, хохоча и
крича. Свет был резок и бесноват, как в кругу пожара. Импровизированные
оркестры с кастрюлями, тазами и бумажными трубами, издававшими дикий рев,
шатались по перекресткам. Еще не было процессий и кортежей; задавала тон
самая ликующая часть населения - мальчишки и подростки всех цветов кожи и
компании на балконах, откуда нас старательно удили серпантином.
где стояла "Бегущая по волнам", но, попав туда, мы узнали от вахтенного с
баркаса, что судно уведено на рейд, почему наняли шлюпку. Нам пришлось
обогнуть несколько пароходов, оглашаемых музыкой и освещенных иллюминацией.
Мы стали уходить от полосы берегового света, погрузясь в сумерки и затем в
тьму, где, заметив неподвижный мачтовый огонь, один из лодочников сказал:
самой "Бегущей по волнам", о которой мне рассказывал отец, что ее выстроили
на дне моря, пользуясь рыбой пилой и рыбой-молотком, два поплевывающих на
руки молодца-гиганта: "Замысел" и "Секрет".
Ступить на палубу ногой, топнуть. Вот и все.
жалкое прошлое.
видимо, слышал обо всем этом деле. - У нас разное говорили...
неясная фигура. Это был агент, который, после недолгих переговоров,
приправленных интересующими его намеками благодарности, позвал матроса и
спустил трап.
повар. Мулат шумно приветствовал меня. Повар принес фонарь. При слабом,
неверном свете фонаря мы поднялись на палубу.
вперед и обернулась. - В каком же положении экипаж?
все перешли в салон. Электричество, вспыхнув в лампах, осветило углы и
предметы, на которые я смотрел несколько дней назад. Я заметил, что прибрано
и подметено плохо; видимо, еще не улеглось потрясение, вызванное
катастрофой.
ходы контрабандной торговли, и один матрос; все остальные были арестованы
или получили расчет из денег, найденных при Гезе. Я не особо вникал в это,
так как смотрел на Биче, стараясь уловить ее чувства.
Биче обошла салон, рассматривая обстановку с таким вниманием, как если бы
первый раз была здесь. Однажды ее взгляд расширился и затих, и, проследив
его направление, я увидел, что она смотрит на сломанную женскую гребенку,
лежавшую на буфете.
этому ее взгляду на предмет незначительный и красноречивый. - Где вы
помещались? Где была ваша каюта? Не первая ли от трапа? Да? Тогда пройдемте
в нее.
как я попался, обманутый мнимым раскаянием Геза.
грустно! Но я не намереваюсь долго быть здесь. Взойдемте наверх.
не образовался привкус, невидимый след, с которым я так долго еще должна
иметь дело внутри себя? О, я так хотела бы, чтобы этого ничего не было!
Биче остановилась у трапа.
Я, кажется, никогда не почувствую, не представлю со всей силой переживания,
как это могло быть. Один!
Я вспомнил, что сказала мне Фрези Грант. Но было уже поздно. Биче смотрела
на меня с тягостным, суровым неудовольствием. Момент молчания предал меня. Я
не сумел ни поправиться, ни твердостью взгляда отвести тайную мысль Биче, и
это передалось ей.
ее веселом, беспечном голосе, - Гарвей, скажите мне правду!
Глава XXXIII
чувствовал себя, как оступившийся во тьме и теряющий равновесие. Ничто
нельзя было изменить в этом моменте. Биче дала тон. Я должен был ответить
прямо или молчать. Она не заслуживала уверток. Не возмущение против запрета,
но стремление к девушке, чувство обиды за нее и глубокая тоска вырвали у
меня слова, взять обратно которые было уже нельзя. - Я не лгал, но я
умолчал. Да, я не был один, Биче, я был свидетелем вещей, которые вас
поразят. В лодку, неизвестно как появившись на палубе, вошла и села Фрези
Грант, "Бегущая по волнам".
бледно и смутно. - Говорите тише!.. Я слушаю.