щание учителей, приступавших к занятиям в середине года, с тем чтобы за-
одно и отвезти вещи на новую квартиру, которая оказалась маленькой, но
вполне пригодной для жилья.
берт спросил:
последнее время воспоминания о дорожном происшествии мало беспокоили
его. Если что и должно случиться с ним, все равно случится. В глубине
души он был уверен, что молния не ударит второй раз в то же место, - ко-
нечно же, он не погибнет в автомобильной катастрофе.
вещании царила совершенно домашняя атмосфера. Все его старые коллеги,
еще продолжавшие преподавать в школе Кливс Милс, подходили, чтобы поже-
лать ему здоровья и счастья. Но он, конечно, заметил, что лишь немногие
обменялись с ним рукопожатиями, и он ощущал некоторую сдержанность и
настороженность во взглядах. Наверное, показалось, убеждал он себя по
дороге домой. А если нет, ну и пусть... в этом даже есть что-то забав-
ное. Жаль, что они не читают "Потусторонний взгляд", а то бы знали, что
он обманщик и нечего его бояться.
рождественских каникул. Бандероли с вещами приходить перестали, словно
кто-то поставил на их пути невидимый заслон, - вот она, сила печатного
слова, сказал Джонни отцу. Их сменил короткий поток рассерженных - в ос-
новном анонимных - писем и открыток от людей, которые сочли себя обману-
тыми.
Штаты, - гласило типичное послание. Оно было написано на измятом листке
почтовой бумаги отеля "Рамада" и отправлено из Йорка, штат Пенсильвания.
- Вы просто Жулик-Трюкач и грязное вонючее дерьмо.Спасибо журналу, кото-
рый раскусил вас. Вам должно быть стыдно за себя, Сэр. По Библии обычно-
го грешника бросят в Озеро ОГНЯ, и он ищезнет там, а ЛЖЫВЫЙ ПРАРОК! бу-
дет гореть вечно и ВСЕГДА! Это вы Лжывый Прарок, который продал свою
Бессмертную Душу за несколько дешевых монет. И это конец моего письма и
я надеюсь для вашего же блага никогда не поймать вас на Улицах вашего
Родного Города. Остаюсь ДРУГОМ (Бога, а не вашим, Сэр)!"
пришло десятка два писем такого же примерно содержания. Несколько прохо-
димцев пожелали стать партнерами Джонни. "Я был ассистентом фокусника, -
похвалялся один из корреспондентов, - и мог запросто вытряхнуть старую
шлюху из корсета. Если вы репетируете какой-нибудь телепатический трюк,
я вам очень пригожусь!"
лей. Однажды, в конце ноября Джонни открыл почтовый ящик и в третий раз
подряд ничего в нем не нашел; он повернул обратно и вдруг вспомнил
предсказание Энди Уорола: для каждого американца наступает день, когда
он может прославиться на пятнадцать минут. Судя по всему, его пятнадцать
минут пришли и ушли, и никто на свете не радовался этому больше, чем сам
Джонни.
Странно, ведь отец три месяца назад поменял номер телефона. Приближалось
рождество, в углу гостиной стояла елка в старой крестовине, изготовлен-
ной Гербертом, когда Джонни был еще ребенком. За окном валил снег.
откашлялся. - У меня, как бы это сказать... предложение к вам.
расследую одно дело. Но на самом деле мне его дал ваш друг. Доктор по
фамилии Вейзак.
лия Баннерман начала ему о чем-то говорить. Совсем недавно он встретил
ее в статье, опубликованной в воскресном приложении. Баннерман был шери-
фом графства Касл, расположенного значительно западнее Паунала, в районе
озер. КаслРок, центр графства, находился милях в тридцати от Норуэя и
двадцати от Бриджтона.
- Он позвонил мне и назвал ваше имя. Было это... э-э... месяц назад, а
то и больше. Честно говоря, я решил, что он спятил. А теперь мы сами го-
лову сломали.
ман. - Может, сегодня вечером? На Главной улице Бриджтона есть славное
местечко под названием "У Джона". Это как раз на полпути между нашими
городками.
И почему доктор Вейзак не позвонил сам?
себя читать все газеты, стараясь наверстать упущенное. И совсем недавно
он встречал фамилию Баннермана. Совершенно точно. Баннерман попал в
какой-то переплет из-за...
все понял. Он смотрел на нее так, как человек смотрит на змею, вдруг со-
образив, что она ядовитая.
глухая злость на Сэма Вейзака, Сэма, который только нынешним летом твер-
дил ему, чтобы он не высовывался, а сам за его спиной наговорил бог зна-
ет чего первому встречному.
ярость. И не только в ярость. Джонни стало страшно.
таете этот дурацкий "Потусторонний взгляд"? Я же самозванец.
Прощайте! - Он бросил трубку на рычаг и быстро отошел от телефона, будто
это могло помешать новому звонку. Он чувствовал, как в висках зарождает-
ся головная боль. Глухие толчки. Не позвонить ли матери Сэма в Калифор-
нию, подумал он. Сказать ей, что у нее есть сынок. И сообщить, как свя-
заться с ним. Око за око.
чий телефон Сэма в Бангоре и набрал номер. Едва на другом конце линии
раздался звонок, как он, испугавшись, повесил трубку. Зачем Сэм устроил
ему это? Зачем, черт возьми?
чердака, вытащили из мягких бумажных оберток и повесили на елку. Вот
ведь как забавно с этими елочными игрушками. Когда человек вырастает,
мало что остается из вещей, окружавших его в детстве. Все на свете пре-
ходяще. Немногое может служить и детям и взрослым. Одежда переходит
кому-то по наследству или передается в Армию спасения; из часов с
утенком Дональдом на циферблате выскакивает заводная пружинка;
ковбойские сапоги изнашиваются. Вместо бумажника, который ты сам
смастерил в летнем лагере, появился другой, из настоящей кожи, а свою
красную коляску и велосипед ты променял на взрослые игрушки -
автомобиль, теннисную ракетку, модную приставку для игры в хоккей по
телевизору. Мало что сохраняется от детства. Несколько книг, счастливая
монетка, коллекция марок, которая уцелела и пополнилась.
фольги, которой увенчивали елку; небольшой жизнестойкий взвод
стеклянных шаров, уцелевших из целого батальона (мы не забудем геройски
павших, подумал он; один погиб, сжатый рукой ребенка, другой
выскользнул у отца, когда тот его вешал, и хлопнулся об пол, а третий,
красный, с Вифлеемской звездой, каким-то загадочным образом оказался
вдруг разбитым, когда однажды мы достали игрушки с чердака, и я долго
горько плакал), а вот и крестовина. Но иногда, размышлял Джонни,
рассеянно потирая виски, было бы, наверное, лучше, милосерднее совсем
порвать с этими последними отголосками прошлого. Старые книги уже
никогда не взволнуют тебя так, как в детстве. Счастливая монетка не
уберегла тебя от ударов, издевок и обыденности. Глядя на елочные
игрушки, вспоминаешь, что когда-то здесь хозяйничала мать; она всех
учила наряжать елку; должно быть, ей нравилось изводить тебя
указаниями: "немного выше", или "немного ниже", или "по-моему, дорогой,
слишком много мишуры слева", - а ты тихо закипал. Глядя на игрушки,
сознаешь, что на сей раз мы развешивали их вдвоем, потому что мать
сошла с ума и умерла, а хрупкие шары по-прежнему здесь, украшают новую