read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



разнородного, в одном сознании, что выражено словосочетаниями: разнородно,
но может быть связано в одном сознании, или: качественно различные части
одного сознания.
Ориентировочно нащупывая проблему, прилагая вначале термин "монада",
содержательно иначе его понимая, чем Лейбниц, Кант очень четко фиксирует
свою проблему - как проблему особого рода разнородных частей явления,
которое является целым, будучи разнородным. Такова, скажем, идея - она есть
некое целое, которое дано множеством предметов этой идеи. Идея не дана
отдельно от предметов, она как бы растворена в них. Она дается
совокупностью, но в то же время идея как таковая неотделима от предметов
так, что в свою очередь этой идее можно было бы дать особый предмет. Иначе
говоря, по отношению к идее предметное множество пусто. А с другой стороны,
предметы не могут быть взяты отдельно от элемента, пронизывающего эти
предметы; взятые отдельно, они совсем другие и никакого отношения к этому
целому не имеют. Значит, у Канта всякий раз есть какое-то целое, находящееся
одновременно на двух уровнях. Они могут быть выражены разными оппозициями,
например как уровни духовного и опытного, эмпирического, материального,
физического. В "Монадологии" Кант говорит следующее, что для явлений,
предметов такого рода целых нет и не может быть дистинктного множества
предметов. Чтобы замкнуть мысль, вспомним проблему особого рода множеств в
современной математике. Эти множества не имеют границ или имеют размытые
границы. Скажем, для явления "красный цвет" нельзя задать множество, которое
состояло бы из дистинктных красных предметов. Я не буду сейчас обсуждать
проблему цветового пространства, хочу только сказать, что Кант мыслит здесь
точно, конкретно, как имеющий математическую закалку, его формулы можно
перенести в современную математическую проблематику. Для термина "идея" нет
множества, так же как нет множества для термина "красный".
Вернувшись к проблеме аналогии, мы должны тогда сказать так: то, что я
называю странными множествами у Канта, порождается во взаимодействии вещей.
Взаимодействия порождают явления и эффекты, которые друг по отношению к
другу, или друг в связи с другом, являются особого рода множествами. Я
показывал (хотя показать это, наверное, невозможно), что на шаге
воспроизводства среди воспроизводимых явлений мира воспроизводимся и мы в
качестве видящих эти явления и что то многообразие, которое здесь имеет
место, состоит из разнородно соединенного в одном явлении, из явлений,
расположенных сразу на двух уровнях и так, что мы для них не можем иметь
отдельное предметное множество, состоящее из дистинктных предметов. Эху
одновременность связи того, что ушло вбок от нашего горизонтального движения
во временной последовательности, мы можем дать только аналогией, только по
аналогии внутренней формы этого многообразия, иди пространства,
вертикального по отношению к горизонтальному движению времени и,
соответственно, к нашему движению замыкания причинно-следственных связей.
Особенно четко этот ход мысли, ведущий к аналогии, к аналогическим
понятиям у Канта проясняется в письмах. Кстати, в другой связи он будет
называть эти понятия символическими. Символические понятия не имеют прямого
предмета, то есть предметное множество для них тоже пусто. В "Пролегоменах"
Кант говорит так: "Вот почему чистые рассудочные понятия теряют всякое
значение, если их отделять от предметов опыта и соотнести с вещами в
себе[E40]". Я вскользь замечу, что вещи в себе мы оставили в стороне в сяду
того, что постулировали: на шаге воспроизводства мира мы должны в этом мире
воспроизводиться в качестве видящих и понимающих. Значит, ни о какой вещи в
себе речи уже быть не может, то есть не может идти речь о вещи в себе как
таковой, безотносительно к тому или иному миру или форме. Вернусь к цитате:
"Они служат лишь, так сказать (чувствуете. Кант не настаивает, это я
настаиваю, что все вырастает из внутренней формы, из непреднамеренной
гениальности), для разбора явлений по складам, чтобы их можно было читать
как опыт".
Обратите внимание, категории, чистые рассудочные понятия служат так
сказать для разбора явлений по складам. Почему-то у Канта выскочили слова т
складам, читать. Произошло как раз то, что я называл внутренней формой, иди
непреднамеренной гениальностью.
Чтобы сделать очередной заход, напомню в другой формулировке скрытый
нерв, скрытую тему всего нашего движения. Фактически вся познавательная
проблема - я как проблема нравственная и как эстетическая - возникла у Канта
на такой ноте: он увидел, что когда мы описываем что-либо в мире, то
описание мира скрыто содержит термины нас самих в качестве понимающих это
описание. По этому мотиву Кант вводит всю тему различения миров. И эта тема
рождает своим движением маниакально настойчиво повторяемые Кантом термины
(хотя, вопреки этой маниакальной настойчивости повторения, они ускользают от
внимания читателей), а именно наше созерцание, наш рассудок. Тем самым Кант
все время имеет в виду возможность другого созерцания, другого рассудка. Все
эти термины появляются из-за того, что Кант с самого начала полагает:
проблема не просто в том, чтобы описывать мир, а еще и в том, чтобы описание
понималось. Не мир понимался, а описание понималось. То есть возможно
описание мира в некоторой особенной системе отсчета, с которой мы не можем
быть сообщены, - и тоща это не будет для нас описанием. Знание других
возможных существ не является по отношению к нам - поскольку мы с ними не
находимся в связи взаимопроникновения, или общения, или сообщности, -
некоторым описанием, мы вообще не могли бы воспринять это как описание.
Такие описания были бы для нас вещами, которые мы должны не понимать, но
анализировать как вещи. Ведь вещи мы исследуем, а явления духовные мы
понимаем. Скажем, бином Ньютона мы не усваиваем путем исследования, но
понимаем. А понимание, в отличие от знания, располагается у Канта на этом
всеохватывающем, поперечном по отношению к движению времени срезе,
поперечном к той плоскости, в которой развертывается наш эмпирический опыт.
Этот эмпирический опыт развертывается как бы впереди нас в том горизонте,
который рождается скованностью вбок - и вправо и влево. Если уловить этот
оттенок, тоща естественным образом на свое место встанут такие слова, как
"целое", "единое", "одно сознание", а также определение времени -
неуловимое, ненаблюдаемое, невыразимое, нечто, обладающее частями в
зависимости от связи целого, или то, сами части чего определяются в
зависимости от связи целого. Так же Кант определяет пространство. И если это
уловить, то мы четче поймем проблему формы, или проблему топоса, - некоторой
данной над законами или лежащей за законами структуры, содержащей в себе
условия того, что внутри нее могут быть сформулированы конкретные законы,
конкретные связи явлений. Сначала дана топологическая связанность и
некоторая топологическая содержательность сознания, отличная от его
предметных содержаний. Кант нащупал и будет развивать это в
трансцендентальном аппарате анализа. Все нити у него теперь свяжутся в одной
точке, где употребляется понятие "я мыслю". Но пока я не буду вводить это
понятие. Скажу лишь, чтобы нам иметь аналогию, что радикальной фразой
критики, вызывающей наибольшие возражения в современной феноменологической и
экзистенциальной философии, является фраза: "Должно быть возможно, чтобы я
мыслю сопровождало все мои представления".
Движение, которое мы проделали, позволяет сразу поставить эту фразу на
место, не раскрывая пока всех связанных с нею понятий. Я уже повторял, что
содержания, утверждаемые в мире, рассматриваются Кантом как содержания
сознательных явлений, которые сами являются некоторыми упорядоченными
объектами, стороной этих упорядоченных объектов. И эти упорядоченные объекты
должны случиться по гениальной координации разнородного на условиях, не
исчерпываемых самим содержанием, которое мы увидели в мире. На шаге
воспроизводства мир должен воспроизводить и нас, видящих и понимающих этот
мир. Этот факт, в котором просвечивает ограничение, накладываемое стихией
практического. Кант и обозначает фразой: "Должно быть возможно, чтобы я
мыслю сопровождало все мои представления[E41]". Выражение "я мыслю"
обозначает сознательное многообразие как упорядоченное и упорядочение
воспроизводящееся - его упорядоченное воспроизводство есть условие того, что
внутри него вообще что-то можно сформулировать в содержании представлений.
Значит, за этой фразой стоит не требование того, что мы должны сопровождать
какой-то психологической реальностью, какой-то тенью Я, рефлексивной тенью
себя самих как психологических существ все свои представления. И в
феноменологии, и в экзистенциализме уже показано, что это ирреальная картина
нашей психики, что нет такого сопровождения. Говорят также, что это, мол, у
Канта чисто юридическая формула. Но у Канта речь идет вовсе не о том, что
дополнительно к предметам нашего сознания существует еще один предмет,
называемый в этом сознании Я. "Я мыслю", сопровождающее все представления,
есть то, что Кант называет сознанием вообще, это и есть тот упорядоченный
объект, о котором я говорил. Представление "я мыслю" есть задание структуры
сознания. По структуре сознания показывается что-то. Сама она не имеет
референта и предмета в мире.
Вспомните, что я говорил о свойствах многообразии, которые не являются
множествами дистинктных предметов. Эти многообразия называются монадами.
Монады - такие целостности, содержание которых дано одновременно на двух
разнородных уровнях. И эта расположенность на двух уровнях, так, что мы не
можем разделить никакое множество дистинктных предметов, есть структура
сознания. Ею что-то показывается или в ней мы что-то знаем по форме
выражения - одной для разнообразных и совершенно разнородных вещей. Иначе
говоря, не имея связи содержания и причины в горизонтальном нашем движении,
связи во временной последовательности разворачивания сил и взаимодействий,
всякое рождаемое взаимодействиями и "гениально" координированное
многообразие связано лишь как структура сознания, или топос. Следовательно,
внутри последнего возможна аналогия, которая всегда пространственна,
аналогия как внутренняя форма выражения и чтения, одинакового чтения
разнородных явлений. Эту форму мы можем переносить в совершенно разнородные
области; не выясняя и не будучи в состоянии проследить причины, мы по форме
выражения можем судить о процессах и событиях. А причины всегда предполагают
временную последовательность опыта. Причинно-следственно связаны только
различные по времени явления. И тем самым оказывается, что в нашем
макроязыке опыта всегда есть нечто, что заставляет нас обращаться к
индивиду, или индивидуальному, уникальному, неповторимому и незаместимому.



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 [ 34 ] 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.