Чтение 34–й страницы книги ~Тарантул~

На ваш хороший, передовой коллектив ложится тень. Верно я говорю? Товарищ
Каряева?

- А это мне неизвестно. Вы спросите у Ольги Михайловны. Она провизор, а я
что... я санитарка.

- Ольга Михайловна! - обратился Маслюков к рецептару.

- Я вам уже заявила, что не могу обвинять человека, если нет точных
фактов. Что я могу сказать? Кто-то к нему приходит? Да, приходят какие-то
знакомые. Ну так что? У всех есть знакомые и родные. Разве это что-нибудь
доказывает? Дает он им лекарства? Да, дает. На то мы и аптека, чтобы
лекарства отпускать. Без рецептов? Ну что ж... Есть много общеизвестных
лечебных средств. У нас есть и ручная продажа. Дефицитные? У нас теперь
почти все лекарства дефицитные. Что он за это получает? Не знаю и никогда не
видела...

Все время, пока говорила Ольга Михайловна, Аннушка молча кивала головой в
знак согласия.

- Значит, надо считать, что наши подозрения не обоснованы?

- Этого я тоже не знаю, - сухо ответила Ольга Михайловна. - Если они
обоснованы, если у вас есть факты, поступайте, как находите нужным.

- По закону?

- Да. По закону, - повторила рецептар.

- Обэхаэс для того и создан, чтобы бороться с хищениями, - сказал
Маслюков и посмотрел на санитарку, сидящую с упрямо поджатыми губами.

Как быть? Если на этом закончить разговор и, извинившись, отпустить
женщин, может случиться так, что они сговорятся молчать. В аптеке сейчас все
знают и обеспокоены их вызовом. Они же на обратном пути придумают
какой-нибудь пустяковый предлог и не скажут, зачем их вызывали в отделение
милиции. А ведь эта затея имеет определенную цель. Шарковский должен узнать,
что о его комбинациях с лекарствами известно в ОБХС. "Надо сделать так,
чтобы они рассердились на Шарковского, - решил Маслюков и забарабанил
пальцами по столу. - Связать их одной веревочкой".

- Так... Значит, говорить вы не хотите, - строго проговорил он.

- Нет. Мы не хотим наговаривать, - поправила его Ольга Михайловна.

- Понимаю. Не в ваших интересах.

- А что это значит?

- А это значит, что, когда начнется следствие, может выясниться, что
Шарковский старался не только для себя...

- Ну, ну, ну... Ты, пожалуйста, не намекивай, - перебила его Аннушка. -
Вижу, куда гнешь.

- А куда?

- А туда... Носом в грязь тыкаешь... Не пристанет. Ишь ты какой хитрый!..
"Не для себя старался"!.. - все больше волнуясь, говорила она. - А для кого?
Для меня, что ли? Для Ольги Михайловны?

- Я про вас еще ни слова не сказал.

- И не скажешь. Вы тут привыкли со всякими жуликами да спекулянтами дело
иметь. "Не для себя старался", - снова повторила она фразу, особенно
возмутившую ее. - Вон куда удочку закидывает!

- Аннушка, не волнуйтесь, - попробовала успокоить ее Ольга Михайловна, но
из этого ничего не вышло.

- Каким колобком подкатывается, - продолжала горячиться санитарка. - Ты
мне прямо скажи: что я украла? Взяла я себе позапрошлую зиму касторки с
литр, лепешки из дуранды жарить. И то с разрешения. Рыбьего жиру брала раза
два для внучки. Вот и все мои грехи перед Советской властью.

- А почему вы покрываете Шарковского? - спросил Маслюков.

- Кто покрывает? Я? А на что он мне сдался? Да пропади он пропадом!
Расстреляйте, пожалуйста, не пожалею... А только правильно Ольга Михайловна
говорит. Нет у нас фактов. Не пойман - не вор. Он меня к своим шкафам близко
не подпускает. Даже уборку делать в дефектарной без себя не позволяет.

- Ну, хорошо. Все это мы, конечно, выясним.

- Вот и выясняйте. А на людей поклепы зря не возводите.

Теперь можно считать, что цель достигнута. Санитарка задета за живое и,
вернувшись на работу, молчать не будет.

- Товарищ Каряева, мы вас пока ни в чем не обвиняем, - сказал Маслюков. -
Напрасно беспокоитесь. Вызовем еще раз на площадь. А вы за это время лучше
припомните... Я уверен, что и факты найдутся, если в памяти порыться как
следует. Нам надо установить правду.

На обратном пути, как и предполагал Маслюков, между женщинами произошел
разговор.

- Как это все неприятно!.. Знаете что, Аннушка, - тихо предложила Ольга
Михайловна, - не надо нашим ничего говорить... Особенно о Романе Борисовиче.
Будем держаться в стороне.

- Покрывать? - сердито буркнула санитарка.

- Почему покрывать? Пускай милиция сама выяснит.

- Да вы что, Ольга Михайловна! Вы слышали, что он сказал? "Мы, говорит,
пока ни в чем вас не обвиняем"... Пока! Шарковский сухим из воды выйдет -
вот помяните мое слово, - а нас грязью замажут. Он хитрый... хапуга! Чуяло
мое сердце, что все это наружу выйдет. Рано или поздно все откроется.

- Безусловно. Сколько бы веревочка ни тянулась, кончик всегда найдется.
Но все-таки нам надо молчать. Самое лучшее - молчать. Время военное...

- Ну не-ет! - угрожающе протянула Аннушка. - Я ему сейчас все выложу. Я
душу отведу... Сколько раз он меня одергивал! "Не вмешивайтесь. Дело не
ваше", - передразнила она Шарковского. - Вот тебе и не наше дело! Меня
первую спросили про его шахер-махеры... Значит, мое это дело? А я что?
Слепая, что ли? Не видала, какую он лавочку у нас под носом устроил...
Картины ему три раза приносили. Говорят, многие тысячи золотом стоят... Я
видела, все видела...

Придя в аптеку, Аннушка первым делом отправилась в дефектарную.

- Ну что... допрыгались, Роман Борисович? - спросила она дефектара,
отпускающего лекарства фасовщице.

- Что такое? Как ты сказала?

- А так!.. Допрыгались, говорю! В милицию вызывали и про ваши комбинации
спрашивали.

- Кто спрашивал?

- Обэхаэс...

К удивлению Аннушки, это сообщение не произвело особенного впечатления.
Шарковский внимательно посмотрел на санитарку и пожал плечами.

- Каждая организация существует для какого-нибудь дела, - равнодушно
сказал он. - Если там делать нечего, то пускай спрашивают. А вы, товарищ
Каряева, следите лучше за кубом. В дефектарной вам делать нечего.

- Не указывайте! Я свои обязанности лучше вас знаю. Вот погодите...
Следствие начнется, не так запоете, - проворчала она себе под нос, но так,
чтобы это слышал Шарковский.

В конце рабочего дня Шарковский подошел к рецептару.

- Ольга Михайловна, в милиции действительно интересовались моей особой? -
вполголоса спросил он.

- Да. Задавали вопросы, имеющие явное отношение к вам. Догадаться было не
трудно.

- Странно... Неужели настучал кто-нибудь из ваших работников?

- Поищите лучше среди ваших знакомых, Роман Борисович.

- Мои знакомые доносами не занимаются. Я подозреваю новую кассиршу.

- Валю! Не говорите глупости. Прекрасная, самоотверженная девушка. Чем вы
ей насолили?

- Иногда личные мотивы не имеют особого значения. Она подослана к нам с
определенной целью,

- А если и так... вас это тревожит?

- Ничуть.

- Меня тоже.

Шарковский с минуту молчал, выжидая, пока Ольга Михайловна писала рецепт.

- Вы думаете, что они затевают дело? - спросил он,

- Думаю, что да.

- Эх-хе-хе!.. - шумно вздохнул Шарковский, - Опять надо архив поднимать.
Хорошо, что я человек предусмотрительный и на каждый грамм у меня есть
бумажное оправдание. Не там они ищут причины своих неудач... Кто виноват в
том, что война застала нас врасплох? Столько было разговоров, а как до дела
дошло... Везде дефицит.

- Роман Борисович, вы напрасно мне это говорите, - резко сказала Ольга
Михайловна. - Оправдывайтесь там... Я отказалась давать показания... Я не
имею фактов.

- Так их и нет, Ольга Михайловна.

- Тем лучше для вас.

Не желая больше разговаривать с Шарковским, Ольга Михайловна отправилась
в ассистентскую за готовыми лекарствами,

28. АРЕСТ

Вечером к Шарковскому пришел участковый инспектор.

- Роман Борисович, разрешите войти? - с некоторым смущением сказал он,
останавливаясь в дверях дефектарной.

Участковый бывал в этой комнате не раз, и не только по делам службы. В
дефектарной имелись весьма привлекательные снадобья, вроде чистого спирта.

- Входите, входите, товарищ Кондратьев! Давно вас не видел. Как здоровье?

- Здоровье вполне приличное. Устаю последнее время. Работы много.

- Присаживайтесь, - предложил Шарковский.

- Да нет... Я к вам по делу. На одну минутку. Видите ли... Такая,
понимаете ли, оказия... Не представляю, с какого боку и приступить, - мялся
участковый.

- Я знаю, зачем вы пришли, - криво усмехнувшись, сказал Шарковский. - За
мной? В гости приглашать...

- Вот-вот... - обрадовался Кондратьев, - приглашают вас завтра на площадь
для разговора. Комната двести вторая. Вот повестка, распишитесь...

Участковый вручил розового цвета толстую бумажку V обнадеживающе похлопал