сваренными хоть и наспех, но из нержавеющего металла, -- серп, молот, звезда
с пятью лучами, -- с ракетами и с гигантскими лицами Ильичей, взирающими из
самых неожиданных мест на трех бредущих в пятом часу утра по этой магистрали
похмельных персон.
"букетиков", что украшали недавний праздник "Курьера". Десяток лет назад --
звезда Москвы, манекенщица Министерства легкой промышленности, поочередная
любовница дюжины гениев, сейчас явно выходила в тираж. Все на ней было еще
самое последнее, широкое, парижское, лиловатое, но приходило это лиловатое к
ней уже не от бескорыстных московских гениев, а от каких-то сомнительных
музыкантов, подозрительных художников, короче говоря, от молодчиков фарцы и
сыска, а потому и носило какой-то отпечаток сомнительности.
похмельная дрожь -- еще более явный признак заката. Раньше, после ночи
греха, Лора Лерова только бойко всполаскивалась, подмазывалась,
подтягивалась и с ходу устремлялась к новым боям. Сейчас душа ее явно алкала
какого-нибудь пойла, пусть даже гнусного, портвейного.
небритым щекам Лучникова. -- Ирка в Париже, у нее там "бутик"... Алка за
богатого бразильца вышла замуж... Ленка у Теда Лапидуса работает в
Нью-Йорке... Вера, и та в Лондоне, хоть и скромная машинисточка, но
счастлива, посвятила свою жизнь Льву, а ведь он больше любил меня, и я... ты
знаешь. Андрей... я могла бы посвятить ему свою жизнь, если бы не тот
проклятый серб... Все, все, все уехали... Лев, Оскар, Эрнест, Юра, Дима,
все, все... все мои мальчики... не поверишь, просто иногда некому
позвонить... в слякоти мерзкой сижу в Москве... никто меня уже и на Пицунду
не приглашает... только жулье заезжает на пистон... все уехали, все уехали,
все уехали...
красавицы носовым платком, который потом комкал и совал в карман
болтающегося пиджака. За три дня московского свинства он так похудел, что
пиджак болтался теперь на нем, словно на вешалке. Жалость к заблудшим
московским душам, от которых он и себя не отделял, терзала его. Он очень
нравился себе таким -- худым и исполненным жалости.
налился мрачной презрительной спесью. Он, видимо, не нравился себе я
таком состоянии, а потому ему не нравился и весь мир. На предрассветном
социалистическом проспекте не видно было ни души, только пощелкивали
бесчисленные флаги, флажки и флажищи.
за богача, за итальянского коммуниста. Я тебе шмоток пришлю целый ящик.
уши "федору", выражая спиной полное презрение и к страдалице и к утешителю.
Мне страшно. Я боюсь Америки и Франции! На Острове хотя бы русские живут.
Возьми бедную пьянчужку на Остров, я там вылечусь и маргаритствовать не
буду...
из тебя всю твою красоту высосали, но мы тебя на помойку не выбросим, мы
тебя...
высосала, -- сказал Гангут не оборачиваясь. -- Жертва! Сколько генов она
сама высосала из нашего поколения!
жалко. Распущенный и наглый киногений. Пусть гниет в своем Голливуде, а мы
будем друг друга жалеть и спасать.
Гангут. -- Квислинг, дерьмо, идите вы все в жопу...
очереди перед закрытой дверью. Несколько стариков и старух в черных костюмах
и платьях, увешанные орденами и медалями от ключиц до живота.
подвох. Лучников.
большой знаток нашей страны? Ты вроде бы даже и сам русский, а? Ты просто
такой же советский, как мы, да? Тогда отгадай, что это за очередь, творец
Общей Судьбы!
хватает. Может, за фруктами, может быть, запись на ковры...
избирательный участок. Товарищи пришли сюда за два часа до открытия, чтобы
первыми отдать голоса за кандидатов блока коммунистов и беспартийных.
Сегодня у нас выборы в Верховный Совет!
Дворца культуры, теперь враждебно смотрели на трех иностранцев, на двух
мерзавцев и одну проститутку, на тех, кто мешает нам жить.
герои первых пятилеток.
у них интервью.
Я рисковал и во Вьетнаме, и в Ливане. Рискну и здесь.
голос свой отдам.
уже не рад, что заварил эту кашу.
дезертир. Иди и опохмеляйся среди своей любимой буржуазии, иди в говенный
свой ОВИР, а мы опохмелимся здесь, в избирательном участке.
подламывающихся каблучках к бдительным созидателям первых пятилеток.
интервью. Лора интересовалась, не припрятал ли кто-нибудь из старичков в
кармане чекушку, и предлагала за все бриллиантовое кольцо. Она плакала и
норовила встать на колени, чтобы отблагодарить этим странным движением
творцов всего того, что их в этот миг окружало -- плакатов, стендов,
диаграмм и скульптур. Лучников пытался выяснить, чего больше заложено в
старых энтузиастах -- палача или жертвы, и сам, конечно, распространялся о
своем неизлечимом комплексе вины перед замороченным населением исторической
родины. Гангут пытался остановить такси, чтобы всем им вовремя смыться, но
не забывал, однако, и выявлять рабскую природу старческого энтузиазма, а
заодно и высмеивать выборы без выбора.
старичков, прибыл вовремя. Дежурили я эту ночь самые отборные дружинники,
дети дипломатов, студенты института международных отношений в джинсовых
костюмах. Они применили к провокаторам серию хорошо отработанных приемов,
скрутили им руки, швырнули на дно "рафика" и если на них мускулистыми
задами.
первая доброволка Комсомольска-на-Амуре, объявила ее своей племянницей. Этот
факт позволил Андрею Лучникову думать о том, что народ все же сохранил "душу
живу". Об этом он думал всю дорогу до штаба, в то время, когда один из
студентов-международников, которому он вес же успел всадить в ребро
тайваньский приветик, постанывая, бил его в живот крепким каблуком
импортного ботинка.
провокаторов посадили на стулья, а руки им связали шпагатом за спинками
стульев. Тот, с тайваньским синяком под ребрами, плевал себе на ладонь,
подносил плевок ко рту Лучникова и предлагал этот плевок слизать. Слизнешь
плевок, морально разоружишься, получишь снисхождение. Не слизнешь, пеняй на
себя. В конце концов Лучников изловчился и коленкой вывел из игры
подтянутого, чистенького и старательного международника. После этого уже и
ноги ему привязали шпагатом к стулу.
Разумеется, и всему своему сектору, двум подполковникам, трем майорам и
четырем капитанам, он тоже спать не давал. С тех пор, как выяснилось
исчезновение главного объекта, на который весь сектор и работал, ради
которого, собственно говоря, он и был создан, полковник Сергеев стал
посматривать на своих сотрудников особым глазом, подозревая всех в халтуре.
Ходил по трем кабинетам сектора, внезапно распахивая двери, -- наверняка
негодяи разглядывают крымскую порнографию! Надо умудриться -- упустить в
Москве из виду такого человека, как Лучников. Это надо умудриться!
молодого пома -- и вдруг понял, что он сам под тем же подозрением:
исхалтурился, мол, Сергеев, размяк в Москве.
заграничного подполья привык к капитализму, отвык от родины, весело,
энергично шуровали, бывало, и за ширмами и под полом, и вот сейчас вхожу
волей-неволей в колею, восстанавливаю связи по продовольственным заказам, по
каналам дефицита, билеты в модные театры, книги, прочая мура... ловишь себя
все время на подлом отечественном афоризме-- "работа не волк... " А ведь
работа-то почти саперная: раз ошибся -- разнесет, все хозяйство не поймаешь!
лучниковским возможным явкам, подключались к телефонам, под машины
подсовывали подслушивающие "сардины", вели и прямое наблюдение за рядом лиц.
Все безрезультатно. Попутно выяснилось, что функционирует только половина
"сардин". Причина -- явное воровство: