чтобы быть заурядной особой.
но как же все в ней великолепно. Очаровательная головка, радовался
Костопольский. Фигура чересчур грузновата, словно постамент. Все вместе
напоминает статую вообще, ничью статую? Теория очень красивого тела, а не
кто-то конкретно.
одна, - призналась она.
водянистых. Но это разбавленное винцо больше кружило головы женщинам, чем
нередко самые красивые глаза. Оно, капля по капле, приковывало к себе
внимание. Метке недавно снился экзамен на аттестат зрелости Учитель
математики смотрел на нее то своими глазами, то глазами Костопольского;
она вспомнила свой сон. И подумала, что еще очень нескоро забудет эти
взгляды.
вот фраза. Она выдала ее за свою.
как это можно было бы заключить из ее слов.
причем желание подогревалось еще и тем, что Метка знала, как она
строптива. Он чувствовал в ней и эту готовность, и то, что именно на него
она возложит бремя увлечь себя. Он ведь так опытен. Донжуаны существуют
затем, чтобы и у неприступных женщин кто-нибудь был. Мысль эта рассмешила
Костопольского.
шутка.
своему решению, рассказала историю, которую ей напомнили слова
Костопольского.
обе они очень поздно возвращались домой.
женщина, чуть не в слезы: "Какие несносные эти мужчины!" А та, опытная,
которая была нарасхват, утешает ее: "Не бойся, они только притворяются
такими".
же у них пропадает всякая охота.
не умеет, тем, кто ненадолго.
торопливо. - Совсем не о физической стороне дела!
как муж, все как-то обыденно, все как по обячанности. Любить хотели бы
нес, да вот никто не умеет!
смтрс,'ш i!n Костопольского хмуро, слонно се донимали какие ю дом.цпяис
хлопоты. I'n'im (H.I и"; слышать, о чем он.)
w к мужчинам, а к цо.чнотс. И обеспокоена он;) тем, ill" Tciiepi, придется
во многим ccf"f "TK;!.".шаг!.. но 'по JTU (""v;io tit ЖИШ1.''
подобные пещи немного пугают меня. Истее! пенно, я ни и чем, чю было, нс
жа,'кчо. Л если мне и нс хочется, то понес нс оттого, что с этим связано
немало неприятностей. Желание отпивает у меня, скорее, само удовольствие.
она.
погрузиться в ее глаза. Выражение их не менялось, казалось только, что,
хотя 1ц"ст их, темно-синий, стал еще гуще, они сделались прозрачнее,
пропуская в себя человеческий взгляд.
пришло бы разговаривать подобным тоном с кем-нибудь из знакомых мужчин.
Так исповедоваться в своих недостатках может молодой поэт перед критиком,
который пробудил в нем доверие к себе. И если, кто знает, он этим
воспользуется, нс страшно; самое главное, помог бы советом. И
действительно, хотя Костопольский и был ею очарован, он не относился к
разговору как к возможности сразу же приступить к стараниям присоединить
Метку к своей коллекции. Ему хотелось докопаться до сути самой проблемы.
экзамене по катехизису.
нелепостей. Она запуталась.
хрупка. Не сила в сближении, хотя, правда, тут обо всем забываешь, но
потом тотчас же забываешь и о сближении. Так какой прок мне от такого
забвения, к которому не привлечена даже память. Все не то.
раз горяча. Мысль обладать ею все больше захватывала его. А не сама Метка.
Она все еще казалось ему скорее олицетворением красоты, а г;е женщиной.
Воплощением совершенства того типа, которому покорялись ушедшие эпохи. Он
даже и не знал, как к ней подступиться. Его это нимало не огорчало. Школой
Костопольского был полный покой. Он не говорил, что восхищен. И сам не
пытался вызвать к себе восхищения. В любовных делах он добивался своего,
овладевая предметом. Не очаровывал, зато выслушивал исповедь о
разочарованиях. Казалось, он отправлялся в страну любви как посланец
рассудка. Он предлагал себя, не гарантируя, что любовь придет, а обещая,
что это не будет пошло.
доктора, который сидит за столо?, после осмотра больного, но еще не взялся
выписывать рецепт, - просто-напросто никто вас не занимает. Ну хорошо,
узнаете вы об этом. И что? Можно прожить годы и годы-и не влюбиться! Но
любовь-то в эти годы нужна. Чужой, как видно, вам недостаточно. Результат
она приносит ничтожный. Вы все удивляетесь, что ваш жизненный фонд так
скромен. Но вы ведь в одиночку пополняете его! Так вас ничто не
удовлетворит. Послушайте-ка меня. Поразмышляйте обо мне. Я присматриваюсь
к вам очень давно. Если вы мне поможете, я разгадаю вас. От меня вы о себе
узнаете все, что может подметить человек у другого и осмыслить в нем. К
слову, и очень сжившиеся друг с другом люди не всегда любят говорить кое о
каких вещах. А я и тут помогу вам понять себя.
если принять во внимание, что-так говорилик комиссии он обращался как к
женщине. Что он умел делать как никто другой, так это кротостью
завоевывать к себе доверие.
интерес, убеждать, что, когда речь заходила о решении, нельзя медлить и
минуты. Он советовал выгодное дело, которое его якобы не занимало. Он
указывал людям на пропасть перед самым их носом, указывал словом, даже не
жестом, и уж никогда не вскакивал со стула. Причем поступал так не оттого,
что был флегматичен или бесчувствен, а в убеждении, что спокойствию и
рассудительности-этим двум надежным крыльям, всегда способным спасти, -
всюду должно найтись место, даже на самом дне пропасти. Впрочем, если уж
пропасть, то на дне ее всегда спасение; если дно, то непременно лестница,
ведущая наверх, или боковой выход не сразу, так спустя какое-то время
отыщутся.
угол! Можно ли относиться к самоубийцам всерьез, хотя и трудно быть более
серьезным, - рассуждал Костопольский. Пуля им в голову входит легко, а все
остальное-с огромным трудом.
в другую. В смерть! Жизнь дана нам пожизненно. Есть ведь такие спекуляции,
которые с нею не проходят. Костопольский сверлил Метку глазами. Чудная
женщина! Кто знает, не будет ли она моим прощанием с родиной! -
расчувствовался он.
навязчивой идеей. Может, в Южную Америку? В далекий мир. Лишь бы не в иной.
преступление, отходя от своих принципов и немного злясь на себя, но и был
растроган тем, что Метка вынудила его к этому. - Я убираюсь отсюда.
сказала, что никакой это не повод. Почему же путешественник может иметь на
нее больше прав. Куда бы это привело?