лонно осведомился мистер Пиквик.
еще на свет не родился, да и никого из нас еще здесь не было.
мистер Пиквик. - Не согласитесь ли вы его продать?
вилось такое выражение, которое он считал, должно быть, лукавым.
тер Пиквик, - если вы его немедленно выкопаете для меня.
не щадя сил (чтобы извлечь его на поверхность, достаточно было разок на-
лечь на лопату), собственноручно перенес камень в гостиницу и, стара-
тельно отмыв, положил на стол.
настойчивость, отмывание и отскребывание увенчались успехом. Камень был
шероховатый и с трещинами, а буквы нацарапаны криво и неровно, но часть
надписи легко удалось разобрать;
жирал глазами открытое им сокровище. Была достигнута желанная цель его
честолюбивых стремлений. В том графстве, которое славилось обилием ос-
татков старины, в той деревне, где еще существовали памятники далекого
прошлого, он - он, президент Пиквикского клуба, - открыл странную и лю-
бопытную надпись неоспоримой древности, совершенно ускользнувшую от вни-
мания многих ученых, которым удалось побывать здесь до него. Он едва ве-
рил своим глазам.
же мы возвращаемся в Лондон.
медленно доставлено туда, где его тщательно исследуют и надлежащим обра-
зом истолкуют. Есть у меня еще одно основание для принятого мною реше-
ния. Через несколько дней в Итенсуиллском округе состоятся выборы в пар-
ламент, агентом одного из кандидатов состоит мистер Перкер, джентльмен,
с которым я на днях познакомился. Мы увидим во всех подробностях и изу-
чим зрелище, столь интересное для каждого англичанина.
нул взглядом своих друзей. Привязанность и рвение учеников зажгли в его
груди огонь Энтузиазма. Он был их вождь, и он чувствовал это.
зал он.
аплодисментами. Собственноручно положив драгоценный камень в маленький
сосновый ящик, купленный специально для этой цели у хозяйки, мистер Пик-
вик поместился в кресле во главе стола; и вечер был посвящен веселью и
дружеской беседе. Был двенадцатый час - поздний час для деревушки Кобем,
- когда мистер Пиквик удалился в приготовленную для него спальню. Он
распахнул решетчатое окно и, поставив свечу на стол, отдался размышлени-
ям о волнениях и суматохе последних двух дней.
нулся, когда на церковных часах пробило полночь. Торжественно прозвучал
в его ушах первый удар, по, когда замер бой часов, тишина показалась не-
выносимой; он почувствовал себя так, словно потерял друга. Нервы его бы-
ли натянуты и возбуждены; торопливо раздевшись и поставив свечу на ка-
мин, он улегся в постель.
ние физической усталости тщетно борется с бессонницей. В таком состоянии
находился мистер Пиквик; он перевернулся сначала на один бок, потом - на
другой; он упорно закрывал глаза, словно уговаривая себя заснуть. Это ни
к чему не привело. Было ли тому виной непривычное физическое утомление,
жара, грог или незнакомая постель, но только мысли его с мучительным
упорством возвращались к мрачным картинам, развешанным внизу, и к свя-
занным с ними старинным легендам, о которых в тот вечер шла речь. Прому-
чившись с полчаса, он пришел к неутешительному заключению, что ему все
равно не заснуть, поэтому он встал и надел кое-какие принадлежности туа-
лета. "Все лучше, чем лежать и представлять себе всякие ужасы", - поду-
мал он. Он выглянул в окно - было очень темно. Он прошелся по комнате и
почувствовал себя очень одиноким.
вдруг вспомнил о рукописи священника. Это была блестящая мысль. Быть мо-
жет, рукопись и не заинтересует его, но зато усыпит. Он достал ее из
кармана и, придвинув столик к кровати, снял нагар со свечи, надел очки и
приступил к чтению. Почерк был странный, а бумага покрыта пятнами. Проч-
тя заглавие, он вздрогнул и невольно окинул внимательным взглядом комна-
ту. Но, поразмыслив о том, как нелепо поддаваться таким чувствам, он
снова снял нагар со свечи и стал читать следующее:
слово несколько лет назад! Какой пробудило бы оно ужас, который, бывало,
охватывал меня так, что кровь закипала в жилах, холодный пот крупными
каплями покрывал кожу и от страха дрожали колени! А теперь оно мне нра-
вится. Это прекрасное слово. Покажите мне монарха, чей нахмуренный лоб
вызывает такой же страх, какой вызывает горящий взгляд сумасшедшего, мо-
нарха, чья веревка и топор так же надежны, как когти безумца. Хо-хо! Ве-
ликое дело - быть сумасшедшим! На тебя смотрят, как на дикого льва
сквозь железную решетку, а ты скрежещешь зубами и воешь долгой тихой
ночью под веселый Звон тяжелой цепи, и катаешься, и корчишься на соломе,
опьяненный этой славной музыкой! Да здравствует сумасшедший дом! О, это
чудесное место!
внезапно и падал на колени и молил избавить меня от проклятья, тяготев-
шего над моим родом, когда бежал от веселья и счастья, чтобы спрятаться
в каком-нибудь уединенном месте и проводить томительные часы, следя за
развитием горячки, которая должна была пожрать мой мозг. Я знал, что бе-
зумие смешано с самой кровью моей и проникло до мозга костей, знал, что
одно поколение сошло в могилу, не тронутое этой страшной болезнью, а я -
первый, в ком она должна возродиться. Я знал, что так должно быть, так
бывало всегда, и так всегда будет, и когда я сидел в людной комнате, за-
бившись в темный угол, и видел, как люди перешептываются, показывают на
меня и посматривают в мою сторону, я знал, что они говорят друг другу о
человеке, обреченном на сумасшествие, и, крадучись, я уходил и тосковал
в одиночестве.
длинными, очень длинными; но они - ничто по сравнению с теми беспокойны-
ми ночами и страшными снами, какие снились мне в те годы. Я холодею,
вспоминая о них. Большие темные фигуры с хитрыми, насмешливыми лицами
прятались по всем углам комнаты, а по ночам склонялись над моей кро-
ватью, толкая меня к безумию. Они нашептывали мне о том, что пол в ста-
ром доме, где умер отец моего отца, запятнан его кровью, пролитой им са-
мим в припадке буйного помешательства. Я затыкал пальцами уши, но голоса
визжали в моей голове, их визг звенел в комнате, вопил о моем деде, - в
поколении, предшествовавшем ему, безумие оставалось скрытым, но дед мое-
го деда годы прожил с руками, прикованными к земле, дабы не мог он себя
самого разорвать в клочья. Я знал, что они говорят правду, знал прекрас-
но. Я это открыл много лет назад, хотя от меня пытались утаить истину.
Ха-ха! Меня считали сумасшедшим, но я был слишком хитер для них.
я свободно мог посещать людей, смеяться и шутить с лучшими из них. Я
знал, что я сумасшедший, но они этого даже не подозревали. Как я восхи-
щался самим собой, своими тонкими проделками, потешаясь над теми, кто,
бывало, шушукался и косился на меня, когда я не был сумасшедшим, а
только боялся, что когда-нибудь сойду с ума! А как весело я хохотал,
когда оставался один и думал о том, как хорошо храню я свою тайну и как
быстро отшатнулись бы от меня добрые мои друзья, узнай они истину! Обе-
дая с каким-нибудь славным веселым малым, я готов был кричать от востор-
га при мысли о том, как побледнел бы он и обратился в бегство, если бы
узнал, что милый друг, сидевший подле него, натачивая сверкающий нож,
был сумасшедшим, который имеет полную возможность да, пожалуй, и не
прочь вонзить нож ему в сердце. О, это была веселая жизнь!
ям, прелесть которых увеличивалась в тысячу раз благодаря моей тайне,
столь искусно хранимой. Я унаследовал поместье. Правосудие - даже само
правосудие с орлиным оком - было обмануто и в руки сумасшедшего отдало
оспариваемое наследство. Где же была проницательность зорких и здраво-
мыслящих людей? Где была сноровка юристов, ловко подмечающих малейший
изъян? Хитрость сумасшедшего всех обманула.
Как меня восхваляли! Как пресмыкались передо мной три гордых и властных
брата! Да и старый, седовласый отец - какое внимание, какое уважение,
какая преданная дружба, - о, он боготворил меня! У старика была дочь, у
молодых людей - сестра, и все пятеро были бедны. Я был богат, и, женив-
шись на девушке, я увидел торжествующую усмешку, осветившую лица ее неи-
мущих родственников, когда они думали о своем прекрасно проведенном пла-
не и доставшейся им награде. А ведь улыбаться-то должен был я. Улы-
Каменистый Артем
Круз Андрей
Грабб Джеф
Сертаков Виталий
Перумов Ник
Каменистый Артем