буддистка, мы сидим собравшись в хижине на лошадиной горке и говорим все
одновременно и тут я оборачиваюсь и там будто сне вижу ее, она сидит у стены
как рубиновая статуя, ноги сложены в позе лотоса, пальцы сплетены, глаза
невидяще смотрят вперед, может она и не слышит ничего даже -- о невероятный
мир наш.
старому братишке Кевину, он тоже бородач как и все, но работает плотником, и
у него есть жена и двое ребятишек, всегда в пестрых штанах с налипшими
опилками, в расстегнутой рубахе, патриархальный такой, сердечный,
деликатный, проницательный, очень серьезный, целеустремленный, тоже буддист,
сразу за его деревянным обветшавшим домом с незаконченным крыльцом которое
он сейчас мастерит, стеной возвышается поросшая травой гора переходя где-то
там наверху в горные Оленьи Долины, самые настоящие реликтовые оленьи
заповедники где лунными ночами внезапно натыкаешься на возникающего будто из
ниоткуда оленя, он сидит и жует под огромным эвкалиптом -- внизу под горой
укромное местечко излюбленное диким зверьем, все Бродяги Дхармы знают о нем,
двадцать калифорнийских веков олени спускаются в эту Священную Рощу --
Наверху, на самой вершине, хижина утопает в розовых кустах -- Поленницы
дров, трава по пояс, дикие цветы, кустарник, моря деревьев шелестят вокруг
-- Как я уже говорил, домик этот был построен пожилым человеком чтобы в нем
умереть, и ему это удалось, он умер именно там, и был он великим плотником -
Кевин обтянул все стены красивой драпировкой из джутовой мешковины, повесил
красивые буддистские картинки, расставил красивые чайники и тонкой работы
чайные чашки и ветки в вазах, и бензиновый примусок чтобы кипятить воду для
чая, и сделал здесь себе буддистское убежище и домик для чайных церемоний,
для гостей и зависающих месяца на три друзей вроде меня (которые должны быть
буддистами, то есть понимать что Путь не есть Путь[66]), и по четвергам,
сказав своему начальнику на плотницких работах "Я беру выходной" (на что
начальник отвечает "Ну и кто же тогда возьмется за второй конец доски?" "Не
знаю, найдите кого-нибудь") Кевин оставляет свою милую жену с детишками
внизу и забирается вверх по тропе поднимающейся среди эвкалиптовых рощ в
Оленьи Долины, с Сутрами[67] подмышкой, и проводит там весь день в
медитациях и изучении -- Медитирует сидя в позе лотоса, на Праджну[68] --
читает комментарии Судзуки[69] и Сурангама-Сутру -- И говорит, "Если бы
каждый рабочий в Америке брал раз в неделю такой выходной, наш мир стал бы
совсем другим."
безукоризненные зубы, такое особое ирландское обаяние, и восхитительно
мелодичная манера говорить --
Кевина, карабкаемся вверх по раскаленной тропе (оставив машину у почтового
ящика) и врываемся в разгар кевиновского медитационного дня -- Хоть сегодня
понедельник, он не работает -- И заваривает чай сидя на корточках, как
настоящий мастер Дзена.
принимается медитировать, пока Коди с Рафаэлем болтают о всякой ерунде, а мы
с Кевином слушаем их посмеиваясь -
всеобщности Господней, "ты что, хочешь сказать что все есть Бог? И она Бог,
Боже ж ты мой?" тыча пальцем в Пенни.
Или Коди ангел?"
продолжает говорить:
запрещено, хотя я вот знаю старина Джек этот паршивец он где угодно
улетит[70]" -
останется последнее слово, и Пенни сидит здесь такая раскрасневшаяся и
лучащаяся вся, с маленькими веснушками на лице и руках, рыжеволосая --
и он идет врубаться в деревья, и возвращается назад (в это время Коди как
раз говорит: "Попробуй-ка чайку, парень" и дает мне чай в японской чашечке,
"Мозги враз прочистит почище сухого винища[71] -- ап!" (чихая, расплюхивает
чай из чашки) "Чхи! -"
говорю я выхватив из собственной головы, как я это делаю иногда, обрывок
какой-то внутренней болтовни просто чтоб посмотреть что из этого выйдет.
на него и вижу маленького индуса, и вспоминаю что вид его маленьких босых
ног всегда вызывал у меня это чувство, что мы уже когда-то встречались, в
каком-то храме, где я был священником, а он танцором, и танцевал еще там с
какой-то женщиной -- И как же деликатно он переносит всю эту бурю звуков и
болтовни ворвавшуюся к нему вместе с Коди и Рафаэлем -- смеясь с легким
придыханием и слегка напрягая живот, втянутый и твердый как живот молодого
йога --
у людей ауры видят и вот эти самые ауры отражают точнехонько э-э так сказать
внутреннюю суть каждого, вот так вот!" колотя кулаком об ладонь и
подпрыгивая даже чтобы удобней лупить было, и голос его от возбуждения вдруг
срывается как по утрам у старого Конни Мерфи в Милл Волли, особенно после
долгих пауз раздумья или просто споткнувшись в рассуждениях, "видят как
кошки эти чтецы аур, и раз уж увидели они ауру какого-нибудь парня значит
время ему подошло (как Господом было определено, Господом Всемогущим) узнать
про свою Карму (то есть судьбу какую себе заслужил, это Джек так говорит),
ему это просто нужно потому что раньше он кучу всего нехорошего натворил, ну
грехов там, ошибок -- и он эту свою Карму узнает когда ему чтец говорит, "у
тебя, браток, есть злой дух и добрый дух, вот они и собачатся за твою
душу-сущность, а я их вижу (сверху над макушкой, понимаешь), и ты можешь
отогнать зло и привлечь добро медитируя на белый квадрат твоей души который
у тебя над макушкой висит и в котором эти оба духа и обретаются" -- цпф" - и
он сплевывает бычок сигаретный. И пялится в пол. Сейчас если Рафаэль похож
на итальянца, итальянца Возрождения, то Коди -- грек, римо-арийская смесь
(атлантских кровей), воин Спарты и потомок первобытных кочевников миоцена.
капиллярных венах и сосудах проходит что-то подвергающееся мощному влиянию
звезд и в особенности луны -- "Так что когда луна выходит, у человека крыша
съезжает, например -- тяга этого вот Марса, чувак".
"дальше, к другим мирам, к самым шизанутым мирам, папаша" -- "к самым
дальним рубежам", добавляет он. На самом деле Коди работает на железной
дороге, тормозным кондуктором, и сейчас на нем чуть узковатые синие
форменные штаны, накрахмаленная белая рубаха под синим жилетом, а синюю
кепку с надписью ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНИК он оставил в своем трогательном зверюге
Шевви 33, эх-эх -- сколько раз Коди кормил меня когда я был голоден --
человек веры -- и что за тревожный и беспокойный человек! -- А как он
ломанулся с лампой в руках в полной темноте чтобы найти пропавший вагон, и
потом утром успел подцепить этот вагон с цветами к пригородному
шермановскому -- Эх, старина Коди, что за человек!
Потому что нас окружает пустота, и мы с Коди оба знаем это и бесцельно едем
вперед. Просто Коди ведет эту машину. А я сижу и медитирую на них обоих, на
Коди и на его машину. Но именно его твердая рука должна справиться с рулем
чтобы избежать столкновения (пока мы скользим по переулкам) -- И мы оба
знаем об этом, мы оба слышали эту неземную музыку однажды ночью? когда ехали
вместе в машине, "Слышишь?" Я только что слышал позвякивание музыки в
заполненной ровным гудением мотора машине -- "Да", говорит Коди, "что это?".
Он слышал.
80
рукописью в руках он возвращается со двора где в тишине наблюдал за
деревьями, и говорит, "У меня в книжке вырос новый лист" - говорит он Коди,
Коди деятельному и недоверчивому, и Коди слышит его, но я вижу каким
взглядом смотрит он на Рафаэля -- Потому что это два разных мира, Урсо и
Померэй, и хоть имена у обоих звучат как Casa d`Oro[73] и не хуже чем
Corso[74], они как Итальянский Сладкоголосый Певец против Ирландского
Брабакера[75] - кррркрр - (это по кельтски, так дерево потрескивает в море)
-- и Рафаэль говорит "Джек только и хочет, что писать маленькие
бессмысленные песенки, он как Гаммельнский Крысолов ведущий никуда"[76] -
такая вот песенка, рафаэлевская.
ни музыки ни песен --
Померэй -- они говорили мне, никогда не гуляй по нижней Ист-Сайд" -
бородой, улыбается и слушает и сидит на полу чуть развалясь и ссутулясь, и
вдруг садится выпрямившись в задумчивости.
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Ильин Андрей
Ильин Андрей
Орлов Алекс
Лондон Джек