ностям моего микроэтноса и этим оскорблял его еще невыносимее.
го, но даже и восьмидесятого. Оскорблял, когда ковбойской походкой шагал
прямиком к экзаменационному столу и, не отходя от кассы, как коллега от
коллеги, принимал причитавшиеся пять шаров и выходил в коридор, откуда
еще даже не успели украсть мою куртку, которую я не удостоивал ради де-
сяти минут сдавать в гардероб.
сдува, а кто-то жался у дверей, дожидаясь какой-то благоприятной погоды,
выпытывая, что кому попалось да что у кого спрашивали, - я совсем не ду-
мал, что они на меня тоже смотрят. Я оскорблял их, когда перед конт-
рольной или экзаменом до трех часов ночи отплясывал твист, а потом еще
часа два тискался на лестнице с потной партнершей, каждый раз новой. А
скольких я оскорблял тем, что постоянно горел чем-то не относящимся ни к
комфорту, ни к карьере, скольких я оскорблял, когда, ненасытно пожирая
все подручные искусства и науки, я успевал влипать в приключения с бла-
городным оттенком... слава Богу еще, никто не знал, что я мечтаю отдать
жизнь за какой-нибудь угнетенный народ - за негритянский, испанский, чи-
лийский, - только евреям я никогда не сочувствовал, а тем более - русс-
ким. Евреи должны были стать выше своих мелких обид, а вообразить угне-
тенными русских не мог бы и безумец: угнетен тот, кто должен краснеть.
биться, когда кому-то чего-то недодают, - вот когда не берут - тут со-
чувствие у меня вмиг вспыхивает гудящим титаническим (как в кипятильнике
- титане) пламенем. Я говорю о высоком, титаническом сочувствии - быто-
вое-то дружелюбие било из меня во все стороны сверкающими фаянсовыми
улыбками. Поделиться последней копейкой, потратить три часа на объясне-
ние, - я чуть ли не сам на это напрашивался. Однако благодетельствуемые
вполне могли заметить, что дружбу я вожу только с умниками и забулдыга-
ми, только с блестящими или бесшабашными, воспринимая остальных как фон,
которому нужно улыбнуться, помочь и забыть.
которые сделались первыми и вторыми, я догадался, что фон - это и есть
настоящая жизнь.
Кара-Тау с быстротой, неправдоподобной даже для еврея. Родительская ком-
натенка, словно гостиная знатного спортсмена, была сверху донизу устав-
лена кубками и вазами с прочувствованными надписями от благодарных сту-
дентов. Меж кубками проглядывали бюсты и барельефы Владимира Ильича Ле-
нина - единственного соперника Якова Абрамовича по части скромности и
человечности.
встречный - то учитель ("мугалим"), то администратор Дома пионеров ("Пи-
онерлер уй"), то инструктор обкома, то сексот, то сапожник, то нищий. И
с каждым он останавливался для краткой - оживленной или проникновенной -
беседы и, двинувшись дальше по подплывающему от жары асфальту, пояснял:
"Мой студент". Или студентка. Очники и заочники. Лица студентов тянулись
на цыпочки от уважения, студентки светились обожанием, граничащим с на-
божностью.
нашего педа, сияя, тряс мне, ничтожеству, мою не обагренную ничьей
кровью руку (я невольно высматривал, не выпирает ли откуда его финарь):
"Приходи к нам на лекцию, к твоему бате. Гад буду, не пожалеешь!" Не ви-
дал я моего бати... Вместо меня к "бате" пришла Пендина мать, вдова Ге-
роя Советского Союза, которого сумел добить только алкоголь. "Вы первые
к нему отнеслись по-человечески", - плакала она, не подозревая, что про-
дает русский народ мировому еврейству.
дом твоем успехе - ни о ком он не говорил с такой нежностью, как о Тама-
ре Аспановой и Динаре Арслановой. Я первое время ушам своим не верил,
когда и он начал робко ворчать по поводу ленинской национальной полити-
ки. Заходил он всегда очень издалека, но я уже понимал: если началось
растроганное перечисление сотен и тысяч удивительных, ни с чем несравни-
мых казахов, жди антитезиса. Получалось так, что кроме этих - истинных,
природных, так сказать, казахов - есть еще как бы искусственные, инкуба-
торские.
люди среди замечательных людей), а инкубаторских специально выращивали в
качестве именно Казахов, именуя их нацкадрами - вот от них-то и шло все
зло. Нащупав две не имеющие ничего общего между собой породы казахов,
папа почувствовал себя окрыленным: появилась возможность свободно обсуж-
дать самые неблаговидные дела, совершаемые казахами, без необходимости
тут же уравновешивать их лихорадочной чередой русских и - высшая спра-
ведливость! - еврейских мерзавцев и невежественных бар: отныне все нега-
тивные тенденции касались исключительно инкубаторских казахов.
цинизмом, высказывал папа ужасающую догадку: как можно принять диплом
доктора философии, а тем более - просто доктора, если рядом есть более
знающие, более умеющие, пусть хотя бы и русские, - робко недоумевал па-
па, чувствуя, что посягает на что-то святое. "Казахи обращаются с русс-
кими, - криво усмехался я, - так же, как сами русские с евреями: умный
ты или идиот, праведник или прохвост - мы все равно выберем нашего. Кто
из русских отказался от чина, от аспирантуры - вон, дескать, Каценелен-
боген умнее меня? Или какой-нибудь рабочекрестьянин протестовал, что на-
до, мол, выдвигать не по происхождению, а по личным заслугам? А когда
Единство обернется против них, все сразу вспоминают про личные заслуги -
приобретенное, мол, выше наследуемого!.."
вах человека - удел отщепенцев), только ошибочно полагал, что просто
злобствую.
нет-нет-нет-нетнетнетнет, это кучка негодяев, а настоящие казахи, насто-
ящие русские - это Пушкин-Фуюшкин, Баянжанов-Биробиджанов, - водопад
благороднейших имен не умолкал ни на миг, чтобы как-нибудь не пропустить
хоть словечко правды. Количество и качество природных казахов превосхо-
дило самое разнузданное воображение. А какие казашки и казахи у него
учились и продолжают - золото, золото сердце народное! Но прямо злой
рок: как в целевую аспирантуру, в горком, в хренком - так обязательно
выдвигают кого похуже. И ведь теперь все они при должностях, при степе-
нях - сквозь их кору настоящему казаху уже и не пробиться, вот в чем
ужас... Вот-вот-вот-вот-вот, любые привилегии - это обязательно победа
худших. Другое дело - помогать тем, у кого были малограмотные родители,
учителя, папа всю жизнь только и делал, что им помогал, - и каких людей
он вывел в люди: Орлюка, Мурлюка, Касымханова, Молдоханову...
папа даже не удостаивал заглушить низвержениями своих воспитанников, ибо
и в самом деле не видел ничего общего между помощью отдельным лицам и
привилегией для отдельных групп. Кое-какая разница действительно есть:
помочь человеку взобраться на определенный уровень - это одно, а опус-
тить уровень до его возможностей - это несколько другое.
Абая, в которую ни один казах, хоть раз примеривший пиджак и шляпу, не
отдавал своего ребенка (папа давал уроки английского тем, кто едва гово-
рил по-русски), учительская после шестого урока всегда оказывалась пус-
той. "Так вы же ж одни да[cedilla]ть шестой урок, - наконец разъяснила
ему техничка. - Остальные так отпускають". На селе (ауле) и того проще.
"Ребята, почему школа закрыта?" - "Ха, так директорша еще в магазин не
ходил".
близлежащих начальников - но эти благороднейшие люди для очистки совести
всегда предлагали поделиться гонораром, - и только Касымханов и Валиах-
метов клали бабки в карман безо всяких ужимок. Даже начальник обл.КГБ
Тер-Акопян, просивший поставить зачет его приятелю-заочнику, напирал на
благородные мотивы (пошатнувшееся здоровье, безвременно - и не вовремя -
скончавшаяся старушка мать и т.п., и притом его друг обязательно все вы-
учит, как только здоровье поправится, а мать оживет) - и только Омаров
из Сельхозуправления явился прямо с бешбармаком.
и Пелопонесской войной, и сколько ни выражай готовность абсолютно без-
возмездно разъяснять ему эту разницу до конца времен, он, переждавши всю
эту жалкую словесную канитель, опять повторяет свое: "Приходи с женой на
бешбармак". А когда мы жили на одной площадке с судьей Джумаевым, к нему
все время являлись с громоздкими подношениями какие-то страховидные лич-
ности - в полосатой пижамной куртке поверх ватника, например, мимо прой-
ти было страшно.
ли настоящие, а не инкубаторские казахи. Но, к счастью, настоящие казахи
были святы вдвойне, поскольку они оказывались жертвами еще и нацкадров.
краснеть при слове "казах". Правда, в Алмате попадались такие экземпляры
- как-то даже напирали по-ястребиному: "кхазакх", - но это было за пре-
делами Эдема, а потому немедленно забывалось, как все диковинки призрач-
ной жизни чужаков, - эти горно-степные орлы оставались в том исчезающем,
стоит тебе отвернуться, мире Алматы вместе с то мерцающими сквозь расп-
лавленную дымку, то сияющими снежными изломами гор, вместе с повисшим,
не успев коснуться дышащей жирной сыростью почвы водопадом зелени, про-
низанной лакированной алой картечью черешни и фиолетовыми синяками нака-
ченных солнечным медом слив, вместе с илистыми арыками, неумолчно бегу-
щими в одну и ту же "под гору", вместе с жаркой, будто под одеялом, и
такой же непроглядной тьмой, чуть только унырнет за горы ни мгновения за
Свержин Владимир
Володихин Дмитрий
Бажанов Олег
Чернецов Андрей
Флинт Эрик
Сертаков Виталий