они мчатся, преодолевая пятьдесят метров незащищенного пространства.
приседать на пол, но все-таки теперь у нас на четыре оладьи больше, а
это мое любимое кушанье.
ри. Шипение, треск, - и я галопом срываюсь с места, обеими руками прижав
блюдо к груди. Я уже почти у цели, как вдруг слышится нарастающий свист.
Несусь, как антилопа, и вихрем огибаю бетонную стенку. Осколки барабанят
по ней; я скатываюсь по лестнице в погреб; локти у меня разбиты, но я не
потерял ни одной оладьи и не опрокинул блюдо.
пьем кофе, офицерский кофе с продовольственного склада, и курим при этом
офицерские сигары и сигареты, - все из того же склада, Ровно в семь мы
начинаем ужинать. В десять часов мы выбрасываем за дверь поросячьи ске-
летики. Затем переходим к коньяку и рому, опять-таки из запасов благос-
ловенного склада, и снова курим длинные, толстые сигары с наклейками на
брюшке. Тьяден утверждает, что не хватает только одного - девочек из
офицерского борделя.
тенок. Мы подманиваем его и даем ему поесть. От этого к нам самим снова
приходит аппетит. Ложась спать, мы все еще жуем.
Свежий молочный поросенок очень обременителен для желудка. В блиндаже не
прекращается хождение. Человека два-три все время сидят снаружи со спу-
щенными штанами и проклинают все на свете. Сам я делаю десять заходов.
Около четырех часов ночи мы ставим рекорд: все одиннадцать человек, ка-
раульная команда и гости, расселись вокруг блиндажа.
с грохотом врезаются в землю. Колонны машин с боеприпасами мчатся по до-
роге. Одна из стен склада снесена. Шоферы из колонны толкутся у пролома,
как пчелиный рой, и, несмотря на сыплющиеся осколки, растаскивают хлеб.
Мы им не мешаем. Если б мы вздумали остановить их, они бы нас поколоти-
ли, только и всего. Поэтому мы действуем иначе. Объясняем, что мы - ох-
рана, и, так как нам известно, что где лежит, мы приносим консервы и об-
мениваем их на вещи, которых нам не хватает. Чего над ними трястись, -
ведь все равно здесь скоро ничего не останется! Для себя мы приносим из
склада шоколад и едим его целыми плитками. Кат говорит, что его полезно
есть, когда живот не дает покоя ногам.
едим, пьем и бездельничаем. Никто нас не тревожит. Деревня медленно ис-
чезает под разрывами снарядов, а мы живем счастливой жизнью. Пока цела
хоть часть склада, нам больше ничего не нужно, и у нас есть только одно
желание - остаться здесь до конца войны.
ны. Он с важностью объясняет, что это вошло у него в привычку. Кат тоже
чудит - проснувшись поутру, он первым делом кричит:
считает другого своим денщиком, обращается к нему на "вы" и дает ему по-
ручения.
артистка, а тот тащит его за ногу вверх по лестнице.
еще разок: "Тьяден!"
тевского "Геца фон Берлихингена", которое у него всегда на языке.
счастью пришел конец. Два больших грузовика забирают нас с собой. На них
горой навалены доски. Но мы с Альбертом все же умудряемся водрузить
сверху нашу кровать с балдахином, с покрывалом из голубого шелка, матра-
цами и кружевными накидками. В изголовье мы кладем по мешку с отборными
продуктами. Время от времени поглаживаем и твердые копченые колбасы,
банки с ливером и с консервами, коробки с сигарами наполняют наши сердца
ликованием. У каждого из нашей команды есть с собой такой мешок.
стоят в кровати, и мы, развалясь, сидим на них, как в театральной ложе.
Словно шатер, трепещет и раздувается над нами шелковое покрывало. У каж-
дого во рту сигара. Так мы сидим, разглядывая сверху местность.
кошки. Кошку мы взяли с собой, она лежит в клетке перед своей мисочкой и
мурлыкает.
осталась теперь уже окончательно покинутая деревня, снаряды взметают
фонтаны земли.
ти нам встречаются беженцы - выселенные жители этой деревни. Они тащат с
собой свои пожитки, - на тачках, в детских колясках и просто за спиной.
Они идут понурившись, на их лицах написаны горе, отчаяние, затравлен-
ность и покорность. Дети цепляются за руки матерей, иногда малышей ведет
девочка постарше, а те, спотыкаясь, бредут за ней и все время оборачива-
ются назад. Некоторые несут с собой какую-нибудь жалкую куклу. Проходя
мимо нас, все молчат.
обстреливать деревню, из которой еще не ушли их земляки. Но вот через
несколько минут в воздухе раздается вой, земля дрожит, слышатся крики, -
снаряд угодил в замыкающий колонну взвод, и осколки основательно потре-
пали его. Мы бросаемся врассыпную и падаем ничком, но в то же мгновение
я замечаю, что то чувство напряженности, которое всегда бессознательно
диктовало мне под огнем единственно правильное решение, на этот раз из-
менило мне; в голове у меня молнией мелькает мысль: "Ты пропал", во мне
шевелится отвратительный, парализующий страх. Еще мгновение, - и я ощу-
щаю в левой ноге резкую, как удар хлыста, боль. Я слышу, как вскрикивает
Альберт; он где-то рядом со мной.
тия, на открытом пространстве.
надо перемахнуть через живую изгородь; она выше человеческого роста.
Кропп цепляется за ветки, я подхватываю его ногу, он громко вскрикивает,
я подталкиваю его, он перелетает через изгородь. Прыжок, я лечу вслед за
Кроппом и падаю в воду, - за изгородью оказался пруд.
Поэтому мы забираемся в воду по самое горло. Заслышав вой снаряда, мы
ныряем в нее с головой.
стонет:
несемся вдоль по ней. Огонь догоняет нас. Дорога ведет к складу боепри-
пасов. Если он взлетит, от нас никогда не найдут даже и пуговицы. Поэто-
му мы изменяем план и бежим в поле, под углом к дороге.
Пошли, я буду тебя поддерживать!
и я перевязываю его. Пуля вошла над самым коленом. Затем я осматриваю
самого себя. На штанах у меня кровь, на руке - тоже. Альберт накладывает
на входные отверстия бинты из своих пакетиков. Он уже не может двигать
ногой, и мы оба удивляемся, как это нас вообще хватило на то, чтобы при-
тащиться сюда. Это все, конечно, только со страху, - даже если бы нам
оторвало ступни, мы все равно убежали бы оттуда. Хоть на культяпках, а
убежали бы.
рая забирает нас. В ней полно раненых. Их сопровождает санитар, он заго-
няет нам в грудь шприц, - это противостолбнячная прививка.
Нам дают жиденький бульон, который мы съедаем с презрением, хотя и жад-
но, - мы видали лучшие времена, но сейчас нам все-таки хочется есть.
такое.
пьем воду, кружку за кружкой.
отнимут ногу, я поставлю точку. Не желаю ковылять по свету на костылях.
соображаю, что мне делать, - ведь всем известно, что в полевых лазаретах
врачи не задумываясь ампутируют руки и ноги. Сейчас, когда лазареты так
забиты, это проще, чем кропотливо сшивать человека из кусочков. Мне
Шилова Юлия
Лондон Джек
Муркок Майкл
Шилова Юлия
Самойлова Елена
Шилова Юлия