Чтение 34–й страницы книги ~Три товарища~

было просто невозможно сравнить ее с нашей неуклюжей косоглазой Фридой.
Мне вдруг стало не по себе.

- Господин Локамп? - спросила она. Я кивнул.

Она повела меня через маленькую переднюю и открыла дверь в комнату. Я
бы, пожалуй, не очень удивился, если бы там оказался подполковник Эгберт
фон Хаке в полной парадной форме и подверг меня допросу, - настолько я
был подавлен множеством генеральских портретов в передней. Генералы,
увешанные орденами, мрачно глядели на мою сугубо штатскую особу. Но тут
появилась Пат. Она вошла, стройная и легкая, и комната внезапно преобра-
зилась в какой-то островок тепла и радости. Я закрыл дверь и осторожно
обнял ее. Затем вручил ей наворованную сирень.

- Вот, - сказал я. - С приветом от городского управления.

Она поставила цветы в большую светлую вазу, стоявшую на полу у окна.
Тем временем я осмотрел ее комнату. Мягкие приглушенные тона, старинная
красивая мебель, бледно-голубой ковер, шторы, точно расписанные пас-
телью, маленькие удобные кресла, обитые поблекшим бархатом.

- Господи, и как ты только ухитрилась найти такую комнату, Пат, -
сказал я. - Ведь когда люди сдают комнаты, они обычно ставят в них самую
что ни на есть рухлядь и никому не нужные подарки, полученные ко дню
рождения.

Она бережно передвинула вазу с цветами к стене. Я видел тонкую изог-
нутую линию затылка, прямые плечи, худенькие руки. Стоя на коленях, она
казалась ребенком, нуждающимся в защите. Но было в ней что-то и от моло-
дого гибкого животного, и когда она выпрямилась и прижалась ко мне, это
уже не был ребенок, в ее глазах и губах я опять увидел вопрошающее ожи-
дание и тайну, смущавшие меня. А ведь мне казалось, что в этом грязном
мире такое уже не встретить.

Я положил руку ей на плечо. Было так хорошо чувствовать ее рядом.

- Все это мои собственные вещи, Робби. Раньше квартира принадлежала
моей матери. Когда она умерла, я ее отдала, а себе оставила две комнаты.

- Значит, это твоя квартира? - спросил я с облегчением. - А подпол-
ковник Эгберт фон Хаке живет у тебя только на правах съемщика?

Она покачала головой:

- Больше уже не моя. Я не могла ее сохранить. От квартиры пришлось
отказаться, а лишнюю мебель я продала. Теперь я здесь квартирантка. Но
что это тебе дался старый Эгберт?

- Да ничего. У меня просто страх перед полицейскими и старшими офице-
рами. Это еще со времен моей военной службы.

- Она засмеялась:

- Мой отец тоже был майором.

- Майор это еще куда ни шло.

- А ты знаешь старика Хаке? - спросила она.

Меня вдруг охватило недоброе предчувствие:

- Маленький, подтянутый, с красным лицом, седыми, подкрученными усами
и громовым голосом? Он часто гуляет в городском парке?

Она, смеясь, перевела взгляд с букета сирени на меня:

- Нет, он большого роста, бледный, в роговых очках!

- Тогда я его не знаю.

- Хочешь с ним познакомиться? Он очень мил.

- Боже упаси! Пока что мое место в авторемонтной мастерской и в пан-
сионе фрау Залевски.

В дверь постучали. Горничная вкатила низкий столик на колесиках. Тон-
кий белый фарфор, серебряное блюдо с пирожными, еще одно блюдо с неправ-
доподобно маленькими сандвичами, салфетки, сигареты и бог знает еще что.
Я смотрел на все, совершенно ошеломленный.

- Сжалься, Пат! - сказал я наконец. - Ведь это как в кино. Уже на
лестнице я заметил, что мы стоим на различных общественных ступенях. По-
думай, я привык сидеть у подоконника фрау Залевски, около своей верной
спиртовки, и есть на засаленной бумаге. Не осуждай обитателя жалкого
пансиона, если в своем смятении он, может быть, опрокинет чашку!

Она рассмеялась:

- Нет, опрокидывать чашки нельзя. Честь автомобилиста не позволит те-
бе это сделать. Ты должен быть ловким. - Она взяла чайник. - Ты хочешь
чаю или кофе?

- Чаю или кофе? Разве есть и то и другое?

- Да. Вот посмотри.

- Роскошно! Как в лучших ресторанах! Не хватает только музыки.

Она нагнулась и включила портативный приемник, - я не заметил его
раньше.

- Итак, что же ты хочешь, чай или кофе?

- Кофе, просто кофе. Пат. Ведь я из сельской местности. А ты что бу-
дешь пить?

- Выпью с тобой кофе.

- А вообще ты пьешь чай?

- Да.

- Так зачем ж кофе?

- Я уже начинаю к нему привыкать. Ты будешь есть пирожные или сандви-
чи?

- И то и другое. Таким случаем надо воспользоваться. Потом я еще буду
пить чай. Хочу попробовать все, что у тебя есть.

Смеясь, она наложила мне полную тарелку. Я остановил ее:

- Хватит, хватит! Не забывай, что тут рядом подполковник! Начальство
ценит умеренность в нижних чинах!

- Только при выпивке, Робби. Старик Эгберт сам обожает пирожные со
сбитыми сливками.

- Начальство требует от нижних чинов умеренности и в комфорте, - за-
метил я. - В свое время нас основательно отучали от него. - Я перекаты-
вал столик на резиновых колесиках взад и вперед. Он словно сам напраши-
вался на такую забаву и бесшумно двигался по ковру. Я осмотрелся. Все в
этой комнате было подобрано со вкусом. - Да, Пат, - сказал я, - вот,
значит, как жили наши предки!

Пат опять рассмеялась:

- Ну что ты выдумываешь?

- Ничего не выдумываю. Говорю о том, что было.

- Ведь эти несколько вещей сохранились у меня случайно.

- Не случайно. И дело не в вещах. Дело в том, что за ними стоит. Уве-
ренность и благополучие. Этого тебе не понять. Это понимает только тот,
кто лишился всего.

Она удивленно посмотрела на меня:

- И ты мог бы это иметь, если бы действительно хотел.

Я взял ее за руку:

- Но я не хочу, Пат, вот в чем дело. Иначе я считал бы себя великос-
ветским жуликом. Нашему брату лучше всего жить на полный износ. К этому
привыкаешь. Время такое.

- Да оно и весьма удобно.

Я рассмеялся.

- Может быть. А теперь дай мне чаю. Хочу попробовать.

- Нет, - сказала она, - продолжаем пить кофе. Только съешь что-ни-
будь. Для пущего износа.

- Хорошая идея. Но не надеется ли Эгберт, этот страстный любитель пи-
рожных, что и ему кое-что перепадет?

- Возможно. Пусть только не забывает о мстительности нижних чинов.
Ведь это в духе нашего времени. Можешь спокойно съесть все.

Ее глаза сияли, она была великолепна.

- А знаешь, когда я перестаю жить на износ, - и не потому, что меня
кто-то пожалел? - спросил я.

Она не ответила, но внимательно посмотрела на меня.

- Когда я с тобой! - сказал я. - А теперь в ружье, в беспощадную ата-
ку на Эгберта!

В обед я выпил только чашку бульона в шоферской закусочной. Поэтому я
без труда уплел все угощение. Ободряемый Пат, я выпил заодно и весь ко-
фе.

- Не так, как я. Раньше ты говорил что-то про великосветского жулика.
А вот я - настоящая авантюристка.

Мы сидели у окна и курили. Над крышами рдел багряный закат.

- Хорошо у тебя, Пат, - сказал я. - По-моему, здесь можно сидеть, не
выходя целыми неделями, и забыть обо всем, что творится на свете.

Она улыбнулась:

- Было время, когда я не надеялась выбраться отсюда.

- Когда же это?

- Когда болела.

- Ну, это другое дело. А что с тобой было?

- Ничего страшного. Просто пришлось полежать. Видно, слишком быстро
росла, а еды не хватало. Во время войны, да и после нее, было голоднова-
то.

Я кивнул:

- Сколько же ты пролежала?

- Подумав, она ответила:

- Около года.

- Так долго! - Я внимательно посмотрел на нее.

- Все это давным-давно прошло. Но тогда это мне казалось целой веч-
ностью. В баре ты мне как-то рассказывал о своем друге Валентине. После
войны он все время думал: какое это счастье - жить. И в сравнении с этим
счастьем все казалось ему незначительным.

- Ты все правильно запомнила, - сказал я.

- Потому что я это очень хорошо понимаю. С тех пор я тоже легко раду-
юсь всему. По-моему, я очень поверхностный человек.

- Поверхностны только те, кто считают себя глубокомысленными.

- А вот я определенно поверхностна. Я не особенно разбираюсь в
больших вопросах жизни. Мне нравится только прекрасное. Вот ты принес