калачиком, и я нанес ей удар ногой. Не помню куда. Кажется,
попал в шею, в подбородок. Это отрезвило меня. Я побежал из
спальни, чуть не кубарем скатился с лестницы и в столовой лег
на свой диван, уставившись глазами в его бордовую плюшевую
обивку.
Вернее, сползает. Потом на всех ступенях я замывал кровь,
капавшую с ее разбитых губ. Я не обернулся. За моими плечами
слышалось ее трудное, прокуренное дыхание. Она уткнулась лбом
в мою спину, стоя на коленях у дивана, и стала тереться лицом,
размазывая по моей рубашке кровь.
еврея... а много... Целое гетто.
Так появилась на свет моя дочь. Рута.
вызвал удивления ее взрывчатый, как заряд динамита, характер.
повернувшие мою жизнь. И не в лучшую сторону.
Таратуты, и я лишился единственного влиятельного покровителя.
Зато быстро пошел в гору его питомец и лютый недруг Алоизас,
чью судьбу он некогда решил в одну минуту на моих глазах.
Алоизас, встав на ноги и набрав силу, не забыл того унижения,
каким были куплены его спасение и нынешняя карьера,
безжалостно и подло расправлялся со всеми, кого злой рок
привел в кабинет коменданта города.
работников, которых пригласил в комендатуру на расправу с
Алоизасом майор Таратута. Уцелел лишь я один. И я, по своей
наивности, уже полагал, что меня минует злобная мстительность
нового всемогущего вельможи по той причине, что я был
свидетелем случайным и фигурой настолько мизерной и
незначительной, что разумней всего было сделать вид, будто он
меня и не заметил.
отрекшегося тогда от своей матери. Его месть была педантично
рассчитана до мелочей. Он не останавливался на полпути и
тщательно прикрывал свой тыл. Даже я казался ему опасным. И он
смахнул меня. Как сухую крошку хлеба смахивают со стола.
бушевала антисемитская кампания, разжигаемая газетами и радио.
Все грехи советского государства, все его провалы и недостатки
приписывали еврейским козням и евреев изгоняли с работы,
предварительно на общих собраниях на потеху толпе поглумившись
над ними и заставив каяться в несодеянных поступках. Изгнание
с работы - "волчий билет", перед обладателем которого
закрывались все двери, и его семья получала перспективу
протянуть ноги с голоду, но это было еще далеко не худшим
вариантом для еврея. Многих арестовывали, обвинив в диверсиях
и сотрудничестве с иностранными разведками. Евреев объявили
антипатриотами и космополитами. В любом учреждении, где в
штате числился хотя бы один еврей, проводились собрания, на
которых этого еврея разоблачали и, вдоволь надругавшись,
изгоняли.
сосредоточился между литовцами и русскими, преследуемыми были
литовцы, ненавидимыми - русские. Евреи оставались как бы в
стороне.
космополитизмом и низкопоклонством перед Западом, то и в Литве
решили слегка намять бока своим евреям. Неприязнь к евреям
объединила недавних врагов: русских и литовцев.
работников. В основном за счет оркестра. Еще были кладовщик и
буфетчица. У нас тоже стали искать своих космополитов и
диверсантов. По указанию сверху.
увольнения запретив покидать собрание до самого конца.
Выходить из зала разрешалось только в туалет. Это сразу
настроило всех на тревожный лад.
космополитах, который по бумажке читал, запинаясь и кашляя, не
совсем грамотный литовец из городского комитета партии.
оторвался он от бумажки и обвел глазами зал, словно выискивая
среди нас кандидата на заклание.
страху, скользя взглядом от одной физиономии к другой и так ни
на ком и не остановившись. Я уж полагал, что отделался лишь
легким испугом, но горько ошибся. Докладчик передал слово
представителю нашего коллектива. Из-под его руки высунул
маленькую головку наш лилипут по кличке "Купите даме
шоколаду". Он встал и, когда сполз со стула, над краем стола
высилась лишь верхняя половина его головы с прямым пробором
посередине зализанных жидких волос. Я и не знал, что наш
лилипут партийный. Его представили нам как неподкупного
коммуниста, который выследил и вывел на чистую воду всю шайку
безродных космополитов, окопавшихся в ресторане "Версаль" под
видом безобидных музыкантов, как волки, натянувшие на себя
овечьи шкуры.
глаза на меня и прикусила нижнюю губу. Она сразу поняла, что я
обречен.
зал. Красный, кровавый бархат штор на окнах. Длинный овальный
стол, за которым мы сидели на мягких стульях с резными
дубовыми спинками. На одной стене в позолоченной раме висела
картина, изображающая битву под Грюнвальдом: месиво конских
крупов, сверкающих мечей, выпученных глаз и лежащих под
копытами тел в кольчугах.
ткань, был оранжево-красным. И, словно мы находились на сеансе
циркового иллюзиониста и фокусника, над краем стола, как
отрезанная, виднелась лишь верхушка головы оратора-лилипута,
писклявым детским голоском выносившего мне приговор.
инкриминировалось, что я засорил наш репертуар упадническими
западными мелодиями, как пример приводилась пресловутая
"Африка" - коронный номер ресторанного оркестра, в основном и
привлекавший публику в наш зал.
номер. "Африка" исполнялась в ресторане задолго до моего
прихода в оркестр. Но мне не дали говорить. И когда я нервно
вскочил, требуя слова, Лайма дернула меня сзади за пиджак и,
вернув на место, прошипела в ухо:
подряд всех евреев, но лишь меня он требовал изгнать из
коллектива, чтобы очистить атмосферу. Мне стало все ясно. Как
во сне, я увидел за половинкой головы со сморщенным лобиком
ухмыляющееся лицо Алоизаса. Он, как фокусник, был в черной
мантии и черном цилиндре и рукою в белой перчатке дергал
ниточки - они вели к лилипуту, и тот детским голоском пищал
страшные слова.
поставил на голосование - изгнать меня из оркестра. И все
покорно подняли руки. И мои коллегим-узыканты, и повара,
совсем недавно изготовившие чудо-торт к моей свадьбе, и
официанты, и еврей-кладовщик, и еврейка-буфетчица.
нее, а она, с презрительной улыбкой на красивых губах,
рассматривала кровавую штору поверх половинки головы лилипута.
шоколаду" и, после паузы, добавил: - А вы, Лайма, останетесь в
нашем коллективе. Вы - хорошая литовская певица. И вам совсем
не к лицу еврейская фамилия. Вернитесь к своей добрачной
девичьей фамилии.
Лайма.
высившийся рядом с макушкой лилипута. - Просто ваша девичья
фамилия теперь больше... ну, скажем... в моде.
более за вашей. За ней не успеваешь угнаться. С вашего
разрешения, я себе оставлю немодную фамилию.
Жанной д'Арк, античной богиней, самым мужественным и честным
человеком из тех, кого я знал. Встретив мой восхищенный
Каменистый Артем
Сертаков Виталий
Махров Алексей
Афанасьев Роман
Беляев Александр
Куликов Роман