хотелось. Я надвинулся на нее.
на нее с той стороны. Она звала мать, просила, чтобы та меня удержала. С
разбегу я вломился туда. Мону отбросило к кровати, она повалилась спиной
на покрывало. Она хватала ртом воздух:
правда? Так это самая худшая книга в мире, да?
руками и упала на подушки. С воплями в спальню ворвалась мать. Сквозь
пальцы Моны сочилась кровь.
гения? Ты!
удар во имя свободы!
Мать же вцепилась в меня, как кошка.
лопотать мать.
этому рад.
Восток и на Запад. На Востоке лежал Лос-Анжелес. На Западе через полмили
- море. Я зашагал к морю. Холодища стояла в ту летнюю ночь. Наползал
туман. Ветер толкал его туда и сюда - огромные полосы ползучей белизны. С
канала мычали сирены, будто грузовики с молодыми волами. Я закурил. На
костяшках пальцев осталась кровь - кровь Моны. Я вытер ее о штаны. Она не
стерлась. Я поднял кулак и позволил туману обслюнявить его холодными
поцелуями. Потом снова потер. Она все равно не стиралась. Тогда я повозил
костяшками по грязи возле тротуара, пока кровь не исчезла, но ободрал
кожу, и теперь потекла уже моя кровь.
ты, Артуро?
ее вперед себя, потом аккуратно раздавил пяткой. Через плечо оглянулся.
Поразительно. Она по-прежнему горела, в тумане завивался слабый дымок. Я
прошел квартал, размышляя об этой сигарете. Она еще жила. Мне было больно
от того, что она все еще тлела.
быть может. Почему я должен отказывать этой сигарете в праве вступить в
царство сигаретных духов? Почему позволяю тлеть и так жалко страдать? К
этому ли я пришел? Я что - такое ужасное чудовище, что отказываю этой
сигарете в законной кончине?
застегнул кожаную куртку - всю, кроме последней пуговицы.
всему пуговичному миру, такую бесполезную пуговицу?
соломоново решение. Я содрал ее со своего воротника и швырнул на мостовую.
своими пальцами, а ты грела меня в холодные ночи. Прости меня за то, что я
сделал. Мы тоже встретимся в раю.
Чистилище спичечных черточек, их наказание за жизнь без души. Только одна
черточка здесь обладала душою - только одна, проведенная женщиной в
фиолетовом пальто.
пальто. Как же прекрасна она была! Какое художественное мастерство в этом
росчерке! Какая экспрессия! Я зажег спичку: длинная тяжелая борозда. Затем
макнул горящей серой в ту черточку, что осталась от нее. Спичка
приклеилась к стене, оставшись торчать.
любовь. Как же тебе повезло!
сера остыла. Я пошел дальше могучим парадным шагом - завоеватель,
покоривший редкую душу спичечной черточки.
Меня охватила паника. Почему это произошло? Что я сделал, чтобы заслужить
такое? Я - Бандини, писатель. Почему же спичка меня так подвела?
тротуар, холодную и мертвую для всего остального мира. Я поднял ее.
Артуро Бандини, могучий писатель. Что же ты сделала со мной?
уничтожить.
возле другой спички, несломанной, очень симпатичной спички с мазком
голубой серы вокруг шеи - весьма светской и изощренной спички. И рядом
лежала моя - униженная, с переломанным хребтом.
оставлю тебя на посмешище всему спичечному королевству. Теперь все спички
будут видеть тебя и отпускать презрительные колкости. Так тому и быть.
Бандини сказал свое веское слово. Бандини, могучий мастер пера.
спичка!
старалась. Я знал, каково ей там. Я вернулся и забрал ее. Положил в рот и
изжевал в пульпу.
на ладонь. Вот лежит она, сломленная и размолотая, уже в состоянии
разложения.
совершил чудо. Ты ускорил вечные законы и поторопил возвращение к
первоисточнику.
сверхчеловек; повелитель жизни и литературы.
работала. Витрина оставалась той же самой, что и три недели назад, когда
она в нее заглядывала, та женщина в фиолетовом пальто. А вот и табличка:
Платим Самые Высокие Цены За Старое Золото.
Гуча в полумильном забеге и так достославно вырвал победу для Америки. А
где же теперь он, этот Гуч, Сильвестр Гуч, этот могучий голландец? Старина
Гуч! Не скоро забудет он Бандини. Великим бегуном ведь был, почти равным
Бандини. Что будет рассказывать он внукам! Когда мы встретимся вновь в
какой-нибудь иной земле, уж мы поговорим о старых добрых временах, Гуч и
я. Но где же он теперь, этот удар голландской молнии? Вне всякого
сомнения, снова в Голландии, поигрывает там своими ветряными мельницами,
тюльпанами и деревянными башмаками, этот богатырь, почти равный Бандини,
ждет смерти, весь переполненный сладкими воспоминаниями, поджидает Бандини.
Корнев Павел
Зыков Виталий
Майер Стефани
Сертаков Виталий
Пехов Алексей
Белогорский Евгений