Чтение 34–й страницы книги ~Пьесы и повести~

побъем, уж очень тесно свободному человеку в вашей посудной лавке.

Леонид (в зал). Шут. Фома Опискин.

Каракозов. Издревле две философии поперек друг друга стояли - римская
и итальянская.

Леонид (присвистнул, ему уже стало интересно). Хитро.

Каракозов. Увы, погиб Рим, а с ним и римляне древние, от них одни
итальяшки остались. Вот и мы Вавилонскую башню строили. Смейтесь над на-
ми, плюйте с исторических высот на мечту нашу русскую - объединить все
человечество, а начальство на Луну отправить (зря что ли, мы на небо
стартанули). Только долго ли смеяться придется? Скорее всего, до первой
беды, а там грянут холода - собьетесь в последней пещере, прикорнете
друг к дружке и двух слов связать не сможете.

Леонид. Да он речь заготовил. Мама, зачем его звали?

Каракозов (Уже обращаясь к залу). Теперь по национальному запросу.
Есть любые хорошие люди на земле, а русских нету. (Пауза.) Нету нации
такой, прилагательное одно. Кто ты есть? - спрашиваете, а он поправляет:
не кто, а какой, и добавит скромно - русский, с одной шестой части. За-
метьте, не аглицкий, не немецкий, ни даже американский, а, именно, -
русский. Вот она, наша душа, через слово выперла. Вот вам, господа, и
идея наша, вот вам и русская мечта людей, поменявших родные пенаты на
временное цыганское странствие. Приходите, живите , всем места хватит, а
не хватит - мы еще где-нибудь найдем, хочь на Марсе, хочь на Венере. Уж
простите, даром нам ваших наций не надо. Чего же мы - не в уме, анализ
крови с Человека брать или носы мерять?

Мать. Ну ты, право, Михаил Андреевич...про носы-то.

Каракозов. Да, для нас русский не тот, у кого нос пуговкой и глаза
татаро-монгольские, а тот, кто есть человечеству лучший друг. А если ты
только языком болтаешь, да народ империей пугаешь, значит, в голове у
тебя чего-то не совсем в комплекте. Кто он, по-вашему, Галилео Галилей
или Авраам Линкольн, или, положим, сам Рембрандт с Леонардо да Винчи?
Это ж самые настоящие русские люди, а иначе стали бы Достоевский с Толс-
тым им компанию составлять. Да, да, оченно наша земля русская Невтонами
Исаками богата. Что же вы сюда прете со своими национальными особеннос-
тями, с мелкими успехами?

Леонид. Шут, ей-богу, шут.

Каракозов. И что интересно, эти самые патриоты, не иначе как из неу-
давшихся шекспиров, произрастают. Там, глядишь, горский, там - степной,
вместо того, чтобы поэму хорошую написать, трудностями перевода пугает.
Та для нас Тарас Грыгорыч - больше русский, чем сам господин Распутин. И
хата наша никогда с краю не стояла и стоять не будет! Нам эфиоп язык по-
дарил, так мы не стесняемся, пользуемся и горя не знаем. А космополиты
песен написали, и мы с ними теперь плачем над ихней музыкой. (Зажмурива-
ет глаза, пытаясь выдавить слезу).

Правда, некоторые слабинку дали, обратно в пустыню подались, к Ируса-
лиму старому. Но, по-нашему, чья-то это провокация: подразумевают соб-
рать всех космополитов в одном месте и там прихлопнуть ядерным уст-
ройством. Так что, оставайтесь и с нами некоторые, на крайний случай.
Биробиджан - далеко, а Сан-Франциско под - боком.

Леонид. Это как же?

Каракозов (махнув рукой). Только Империя наша, все ж таки не Римская.
И дорог - нету, и дураков - в избытке, но не было в прошлом истории,
чтоб метрополия босиком ходила, заради голой идеи. Оттого нам и дорог
наш босоногий Вавилон. Мы всех к себе приглашали, потому верим только в
пространство. Как говорится, было бы пространство, а время найдется.

Леонид демонстративно хлопает в ладоши. Остальные в замешательстве.

Мать. Ох, жаркое, жаркое - то забыла (убегает на кухню).

Каракозов. А где наш ученый?

Таня. Володя курит.

Каракозов. Дайте и мне, двадцать лет не курил, а теперь охота. Все,
перекур.

Картина третья

Там же. Владимир перебирает струны гитары. Таня сидит рядом недвижи-
мо.

Таня. Мне так стыдно.

Владимр. За что?

Таня. За жадность.

Владимир. Глупости.

Таня. Да, глупости, но этот треугольник, что он значит?

Владимир кривится.

Таня. Треугольник - ведь это число три, трижды три - девять, а число
девять означает человека. Следовательно, все логично. Сочинение было на
тему человека.

Владимир (лениво возмущась). Глупо и примитивно. Таня, оставь эту
арифметику, сколько можно.

Таня. Но, почему ты злишься. Ты не в себе, я заметила, с тобой что-то
происходит.

Владимир. Перестань, ничего не происходит. Ну причем тут трижды три?
Где же хозяева?

Таня (в пустоту). Пойду посмотрю, может быть, помощь моя нужна.

Таня уходит, и появляется Юлия с дымящимся блюдом. Владимир оставляет
гитару, подходит к ней.

Владимир. Ты не хочешь даже поговорить со мной?

Юлия. Не о чем больше говорить.

Владимр. Ты сошла с ума. Этот отъезд, зачем, куда? От кого ты убега-
ешь?

Юлия. Я еду к мужу, а ты остаешься с женой.

Владимир. Ты его не любишь.

Юлия. Пододвинь селедочницу.

Владимир хватается не за то.

Юлия (смотрит с ожесточением). Не то, все не то. Зачем ты пришел
(ставит, наконец, блюдо) , я же тебе отказала по телефону.

Владимир. Юлия, я не могу без тебя (пытается ее обнять).

Юлия (выворачиваясь). Не смей, все решено и обжалованию не подлежит.

Владимир. Постой, как ты можешь? Как ты могла затеять этот отъезд,
эти сборы (пинает какой-то ящик). Неужели ты спокойно громоздила эти го-
ры ящиков, уезжая от меня навсегда? (Снова пытаетя обнять ее.)

Юлия (выворачивается). Пусти.

Владимир. Ты его не любишь.

Юлия. Его только и любила.

Владимир. Не лги, не лги себе. Не надо, не надо уезжать. Посмотри, во
что я превратился. Пресмыкаюсь, пришел без приглашения, воспользовавшись
кем? Женой! Я унижаюсь, сижу здесь, как на похоронах. Мне четвертый де-
сяток, Юлия. Скажи, чем мне жить дальше?

Юлия. Не знаю.

Владимир. Ты обращаешься со мной, как с чужим.(Снова пытается об-
нять).

Юлия (снова выворачивается). Пусти, кажется, кто-то идет.

Владимир отходит в сторону. Появляется Леонид. Юлия, воспользовавшись
моментом, уходит.

Леонид. Ты - тоже хорош.

Владимир опять закуривает.

Леонид. Краснобаю черносотенному потворствуешь.

Владимир. Извини, сказал, что думаю.

Леонид. Ну да, сам, поди, колбасу жрал немецкую, не кочевряжился.

Владимир. Ты пьян.

Леонид. Не-е-ет, я еще не пьян, но я буду пьян (подходит к столу, вы-
пивает) . Нет, каков шут гороховый, целую речь заготовил, о-о-о, я знаю,
кто его надоумил! (Смотрит на Владимира, но тот не проявляет интереса).
Вот ты, большой ученый, какого черта тут торчишь за тридцать долларов в
месяц? На кой ляд нужна твоя наука здесь, да ты сам, кому тут нужен?

Владимир (серьезно). Никому.

Леонид. Извини меня, конечно, я, как бы, уже со стороны, ехал бы ты
куда-нибудь в более развитые места. Умные люди здесь не поощряются. При-
чем, заметь, не только в кругах приближенных, ведь и интеллигенция твор-
ческая, эта совесть народа, кого воспевает? Испокон веков герои здесь
одни и те же: всякая армейская сволочь, помещики да и, опять же, сами
литераторы. Ну, вспомни из русской классики хоть одного талантливого ге-
роя, с мировым уровнем? Увы. Не-е-ет, умный, талантливый человек, с
серьезным делом - не герой для России. Он здесь никому не интересен.
Пить, жрать и морды друг другу мочалить - вот и вся ваша русская идея.

Владимир. Да тебя самого на речи потянуло.

Леонид. Ну, хорошо, ответь только, почему умные люди уезжают отсюда.

Владимир. Умные уезжают, дураков не берут, а честные - остаются.

Леонид. Ага, намек понял, ну-ну, давай-давай, погоди, ведь дальше та-
кое грядет, что и страшно подумать.

Владимир. Дальше - страшно.

Леонид. Нет, здесь никогда ничего хорошего не будет. А будет ги-
гантская озоновая дыра в ноосфере.

Владимир. Если все разъедутся - так и будет.

Звонят в дверь. Леонид идет открывать. Появляется Надежда Львовна,
Юлия.

Леонид. Ну если опять эта тигрица...

Открывает. На пороге появляется опрятно одетый молодой человек (из
новых русских) с хорошенькой длинноногой девицей. Они, не здороваясь, на
ходу растегивая дорогие одежды, проходят в центр, оглядываются. Девица
приготовилась записывать.

Молодой человек (не обращая внимания на хозяев, поднимая голову
вверх). Потолки - два восемьдесят . (Потом опять возвращается к двери и
шагами меряет комнату, наталкивается на Леонида, отодвигает его в сторо-