неживое и рыхлое. А не смогла она поспать какое-то продолжительное время,
потому что пришел мужик с ее основной работы и принес ей палку сырокопченой
колбасы производства гормясокомбината. У него кто-то был там свой и знакомый
и продавал эту колбасу ворованную. Мария и раньше, живя с Сараевым вместе в
замужестве, такую колбасу приносила домой, так как она была и свежая всегда,
и стоила дешевле, чем в магазине. А если и не дешевле, то все равно в
магазине она бывала далеко не всегда и очереди за ней обычно выстраивались
большие и длинные, несмотря на цену, и в них часто, в очередях этих нервных,
доходило до драки и до оскорбления личности и до криков о помощи. А тут
прямо на работу, значит, ее приносили или как теперь - домой. Но сейчас, в
данном случае, этот мужик с работы Марии, видимо, еще за чем-нибудь пришел,
зная, что она с Сараевым уже не живет и разводится. Может, личные он
какие-то имел на нее виды и планы. И он пришел, разбудив Марию, и отдал ей
принесенную колбасу и, увидев сидящего на табуретке Сараева, сказал:
ним там побыла как бы за компанию, и они говорили о чем-то тихо и
вполголоса, и Сараев слышал звучание их голосов, а слов не слышал и не
разбирал. Хотя он к словам и не прислушивался, а только сидел и ждал, чтоб
этот мужик напился кофе и ушел и чтоб можно уже было поговорить ему с Марией
о самом главном и нужном. И ему, Сараеву, нужном, и ей, Марии. И детям,
конечно. А то выходило как-то, что и она ни с чем осталась и на бобах, и он,
Сараев то есть, все в жизни потерял из того немного-то, что было у него до
этого. И ее, Марию, жену свою, и дочку Юлю, и сына Марии Женю, который был
ему как будто бы собственный - без различий. А мать Юли, первую, значит,
жену свою, Сараев давно потерял. Потому что она спилась. И Юля Марию за мать
свою принимала, родную. Ей же три года всего было, когда Сараев с Марией
сошелся, и стали они жить у нее, а та его жена, спившаяся, она на Юлю и не
претендовала и прав своих не отстаивала, а отдала ее Сараеву с радостью и с
легким сердцем. А квартиру он, Сараев, тогда отдал ей, своей пьющей жене. А
теперь он туда, в эту загаженную и заброшенную квартиру, вернулся жить,
потому что жена его бывшая в ней не появлялась, а прописан он там как был,
так и остался и ключ имел свой. И он отмыл кое-как и отскреб свою прежнюю
квартиру и врезал в дверь новый замок и стал жить в этой квартире без
никого. И конечно, такая пустая жизнь его мало чем устраивала и не согласен
он был так жить. И вот, значит, сейчас ему нужно было об этом Марии сказать,
чтоб она выслушала его и поняла, тем более что тут и понимать было нечего и
все лежало на поверхности событий. И Сараев сидел на табуретке и ждал своего
часа терпеливо, и у него не было никакой другой цели, кроме как сказать
Марии задуманное и сделать так, чтоб она его слушала не перебивая до конца.
И как только дверь Мария закрыла за мужиком, колбасу принесшим, Сараев
сказал себе, что вот сейчас она зайдет и он сразу начнет говорить без
промедления и все скажет. Но опять не удалось Сараеву начать разговор по
существу, потому что возвратились с тренировки дети, Женя и Юля, и были они,
конечно, голодные, и их надо было быстро кормить. И Мария пошла давать им
гороховый суп и колбасу с хлебом, а есть шоколад до ужина, тот, который
принес им Сараев в подарок, она запретила, чтоб не портили себе аппетит
сладким. И она приготовила ужин и посадила детей за стол и сказала Сараеву:
Сараева в кухню, разбуженный и привлеченный запахами еды. А после ужина дети
мыли посуду, так как в этот день было их дежурство ее мыть и вытирать, а
потом они делали уроки, заданные на завтрашний день в школе, и Мария им
помогала и проверяла то, что они выучили. Стихи о родине по литературе,
правила по языку и еще что-то по географии и по истории. Потом дети
посмотрели телевизор и разложили свои кресла-кровати и постелили себе
постели. И Юля легла первой, и кот лег у нее на подушке, и Женя лег тоже и
сказал:
что раз так, то назавтра она первая занимает очередь, чтоб мама с ней
полежала. И они скоро уснули на креслах-кроватях - и Юля и Женя. И кот
Вениамин с ними. И Мария уснула рядом с Женей в неудобной позе на краю
узкого кресла. И Сараев посидел еще немного и посмотрел на них спящих, а
потом тихо оделся и, выключив свет в прихожей, ушел. ***
возвращение в пустое и неустроенное жилище. Шел в обход, выписывая круги и
петли, отклонялся от прямой дороги и опять на нее выходил. То есть он шагал,
наматывая бессмысленные километры пути, как бы гуляя перед сном, чтоб устать
и, придя наконец домой без задних ног, сразу же лечь и уснуть. ***
конечно, поднялась с кресла-кровати, потому что она и не спала
по-настоящему, а так, дремала и слышала сквозь дремоту, как он, Сараев,
вставал с табурета, и как приближался к ним - к детям и к ней, наверно, чтоб
посмотреть на их спящие лица поближе, и как одевался он, слышала Мария, и
как свет в прихожей гасил, уходя.
заниматься своими привычными обязанностями по кухне. Еду готовить на завтра
детям, чтоб после школы было им чего поесть. А то они в школе есть
отказывались безоговорочно, говорили, невкусно и тарелки жиром обмазанные
дают. Поэтому и давала Мария им с собой бутерброды с колбасой или с мясом
или просто хлеб, маслом намазанный. А на после школы она им обед обычно
готовила полноценный и оставляла утром на газовой плите. Первое - в
кастрюльке алюминиевой, с ручкой, чтоб наливать из нее суп или борщ было
детям удобнее, а второе на сковороде она им оставляла, с маргарином уже на
дне. И дети, придя, зажигали газ и разогревали эти кастрюльку и сковороду и
ели то, что она им оставляла. Обедали. И посуду после себя грязную мыли по
очереди через день. А в выходные день Мария мыла посуду, а день они вдвоем.
Чтобы, значит, по-справедливому было и никому не завидно. Это так они, дети,
придумали и постановили.
Потому что на первое суп гороховый она уже между делом сварила в течение
дня. Хоть ей и мешали все кому не лень: и Сараев, пришедший и застрявший у
нее до позднего вечера, и Дуся, и соседи со своими безотлагательными
телефонными звонками и разговорами. И второе, таким образом, осталось у нее
неприготовленным, и ей нужно было приготовить его сейчас, а потом уже и
спать можно будет ложиться.
полотняный, с гречкой. Ей мать этот мешок в виде посылки прислала. А к
гречке, подумала, нажарю котлет из фарша, вчера купленного. Она всегда фарш
покупала, если он был в мясокомбинатовской расфасовке, потому что из него
котлеты ничего получались, съедобные. И тефтели тоже неплохие получались, и
голубцы. Но тефтели с голубцами возни гораздо больше требуют, и Мария,
конечно, на ночь глядя не стала с ними связываться и заводиться, а взялась
нажарить котлет по-быстрому. Но до котлет надо было ей кашу гречневую на
огонь поставить варить, и она зачерпнула из мешка стакан крупы и рассыпала
ее на стол, перебрать чтоб. Рассыпала, смотрит, а она, гречка, вся
шевелится, как живая. Жуки в ней то есть завелись в диком количестве,
долгоносики. И Мария сказала: "Черт" - и налила в большую миску воды из-под
крана и всыпала всю крупу из мешка в эту миску и со стола тоже ее сгребла и
в миску всыпала.
будучи легкими и живыми, на поверхность водную всплыли, как и хотела Мария,
чтоб слить их в унитаз и крупу таким способом от них очистить и уберечь. А
слив жуков, Мария оставшуюся воду с гречкой через дуршлаг пропустила и в
духовку мокрую гречку запихнула на противне, сохнуть. И после этих
профилактических мер и действий приступила она к котлетам - лепить их и
жарить и, значит, не сидеть без работы, пока гречка в духовке просыхает и
прокаливается. И время за этими хозяйственными занятиями подошло незаметно к
двенадцати часам, и опять, подумала Мария, и снова не светит мне выспаться и
придется завтра ходить полдня опухшей и с синяками вокруг глаз.
телефон раззвонился и каждые пять минут звонил. Причем звонили не ей, а
попадая не туда. В горсеть люди звонили, и она по каждому звонку вытирала
руки о полотенце и брала трубку. А у нее спрашивали, например, почему на
автостоянке света нет или когда подадут высокое напряжение на насосную
станцию котельной. И она говорила, что это квартира, а ее ругали матом и
кричали, что умней врать она не может, чтобы не работать, и угрожали
жаловаться в аппарат представителя президента и чуть ли не в Совет
Министров. А после серии этих безумных звонков еще кто-то позвонил и
попросил позвать к телефону соседа из сто сорок восьмой квартиры. И даже не
извинился за то, что ночью звонит. И не поздоровался. И Мария ему ответила,
что поздно уже. А он ей говорит:
телефонный шнур из розетки. И гречку из духовки бросилась вынимать, так как
она уже подгорать с одного края, где огонь всегда был сильнее, начала, судя
по запаху. А котлеты пока Мария бросила. И гречкой снова занялась. Часть
небольшую перебрала по крупинке, черные зерна и сорняки отделив, и варить
поставила, а всю остальную крупу она снова в мешок полотняный ссыпала,