Чтение 34–й страницы книги ~Уилт~

-- Мне безразлично, что говорит полиция о том, что я якобы сказал. Я
знаю, что я говорил, а чего нет, и если вы подразумеваете...

-- Ничего я не подразумеваю. Вы сделали заявление, что половина ваших
преподавателей с приветом, и я хочу, чтобы вы это подтвердили.

-- Подтвердил? -- зарычал Моррис. -- Вы приписываете мне слова, которых
я никогда не говорил и еще хотите, чтобы я их подтвердил?!

-- Так говорили или не говорили? Вот все, что я хочу знать. То есть,
если вы высказали ваше мнение о подчиненных...

-- Мистер Макартур, мое мнение о подчиненных -- мое личное дело. Оно не
имеет никакого отношения к той газетенке, которую вы представляете.

-- Три миллиона людей познакомятся с вашим мнением в воскресенье утром,
-- сказал Макартур, -- и меня совсем не удивит; если этот Уилт подаст на вас
в суд. конечно, если они выпустят его из каталажки.

-- На меня в суд? За что, черт побери?

-- Прежде всего за то, что вы обозвали его маньяком, склонным к
убийству. Заголовки "ЗАВЕДУЮЩИЙ ГУМАНИТАРНЫМ ОТДЕЛЕНИЕМ НАЗЫВАЕТ
ПРЕПОДАВАТЕЛЯ МАНЬЯКОМ. СКЛОННЫМ К УБИЙСТВУ" потянут тысяч на пятьдесят.
Удивлюсь, если он получит меньше.

Мистер Моррис поразмыслил над перспективой оказаться нищим.

-- Ваша газета такого, не напечатает, -- пробормотал он. -- Я имею в
виду, Уилт и на вас может подать в суд.

-- Ну, нам-то не привыкать к этому. У нас это сплошь и рядом. Мы
заплатим, для нас это копейки. Вот если бы вы захотели нам помочь... -- Он
замолчал, давая Моррису возможность переварить услышанное.

-- Что вы хотите знать? -- спросил мистер Моррис с несчастным видом.

-- Может, какие-нибудь смачные истории с наркотиками? -- оживился
Макартур. -- Ну, сами знаете. ЛЮБОВНЫЕ ОРГИИ ВО ВРЕМЯ ЛЕКЦИЙ. Такое нравится
читателям. Еще насчет онанизма и тому подобное. Дайте нам хорошенькую
историю, и мы отпустим вас с крючка в деле с Уилтом.

-- Вон из моего кабинета! -- завопил мистер Моррис.

Макартур встал.

-- Вы еще об этом пожалеете, -- сказал он и направился вниз в
студенческую столовую в надежде собрать грязь о мистере Моррисе.

-- Никаких тестов, -- сказал Уилт возмущенно. -- Они врут.

-- Вы полагаете? -- спросил доктор Питтмэн, психиатр-консультант из
Фенлэндской больницы и профессор криминальной психологии университета.
Голова у него была какая-то яйцевидная.

-- Полагаю, это очевидно, -- сказал Уилт. -- Вы показываете мне
чернильное пятно, и я нахожу, что оно похоже на мою бабушку, лежащую в луже
крови. Вы что, считаете, я" так вам и скажу? Что я, идиот? Для этого надо
быть полным придурком. Нет, я скажу, что оно напоминает мне бабочку, сидящую
на герани. И каждый раз будет то же самое. Я буду думать, на что это похоже,
но говорить я буду прямо противоположное. И что это вам даст?

-- Можно и из этого сделать кое-какие выводы, -- заметил доктор
Питтмэн.

-- Вам что, для выводов обязательно чернильное пятно? -- спросил Уилт.
-- Доктор Питтмэн сделал пометку относительно интереса Уилта к крови. -- Вы
можете сделать выводы, просто исходя из формы головы человека.

Доктор Питтмэн с мрачным видом протер очки. Он не любил, когда делали
выводы, исходя из формы головы.

-- Мистер Уилт, -- сказал он, -- я здесь по вашей просьбе, чтобы
подтвердить, что вы нормальны, а самое главное -- решить, способны ли вы, по
моему мнению, убить свою жену и поступить с ее телом так отвратительно и
бессердечно. Я не хочу чтобы ваши слова как-то повлияли на мой окончательный
и объективный вывод.

Уилт озадаченно посмотрел на него:

-- Должен заметить, вы не слишком много оставляете себе места для
маневра. Поскольку мы с вами отказались от всяких тестов, я полагал, что
единственное, на чем вы можете основывать свои выводы, это мои слова. Вряд
ли вы способны определить что-то по шишкам на моей голове. По-моему, этот
метод слегка устарел, не так ли?

-- Мистер Уилт, -- сказал доктор Питтмэн, -- тот факт, что у вас есть
садистские наклонности и вы получаете удовольствие от привлечения внимания к
физическим недостаткам других людей, ни в коей мере не заставит меня
признать, что вы способны на убийство...

-- Очень порядочно с вашей стороны, -- сказал Уилт, -- хотя. честно
говоря, я считаю, что на убийство способен любой при подходящих, вернее,
неподходящих, обстоятельствах.

Доктор Питтмэн едва удержался, чтобы не подтвердить его правоту. Вместо
этого он улыбнулся одними губами.

-- Генри, как вы думаете, вы рациональный человек? -- спросил он.

Уилт нахмурился:

-- Если не возражаете, я предпочел бы обращение "мистер Уилт". Хоть я и
не плачу вам за эту консультацию, но все же предпочитаю официальное
обращение.

Улыбка исчезла с лица мистера Питтмэна:

-- Вы не ответили на мой вопрос.

-- Нет, я бы не назвал себя рациональным человеком, -- сказал Уилт.

-- Тогда, может быть, иррациональным?

-- Ни то ни другое. Просто человеком.

-- Разве человек ни то ни другое?

-- Мистер Питтмэн, хоть это ваша специальность, а не моя, но я полагаю,
что человек способен рационально рассуждать, однако действует он не всегда в
рациональных рамках. Человек -- это животное, разумеется, развитое животное,
хотя, если вспомнить Дарвина, все животные развиты до определенной степени.
Давайте скажем так: человек -- это одомашненное животное, временами склонное
к насилию...

-- А какое животное вы, мистер Уилт? -- спросил доктор Питтмэн. --
Одомашненное или склонное к насилию?

-- Опять все сначала. Современный человек просто одержим этими
примитивными противопоставлениями. Или-или, по Кьеркегору13, как сказала бы
эта сучка Салли Прингшейм. Нет, не скажу, что я полностью одомашнен.
Спросите мою жену. Она лучше знает.

-- В каком смысле вы не одомашнены?

-- Доктор Питтмэн, я люблю пердеть в постели. Мне это нравится. Этим
трубным звуком антропоид. сидящий во мне, единственно доступным ему способом
утверждает свое право на территорию.

-- Единственно доступным способом?

-- Вы не видели Еву, -- сказал Уилт. -- Когда вы с ней познакомитесь,
вы поймете, что утверждать что-то -- ее прерогатива, не моя.

-- Вам кажется, что миссис Уилт вас подавляет?

-- Мне не кажется, это на самом деле так.

-- Она помыкает вами? Она взяла на себя господствующую роль в семье?

-- Ева такая, какая она есть. Она ничего не взяла. Она просто такая.

-- Какая?

-- Вот здесь и закавыка. -- сказал Уилт. -- Что у нас сегодня? У меня
здесь все дни перепутались.

-- Четверг.

-- Значит, сегодня четверг: Тогда она Бернард Лич.

-- Бернард Лич?

-- Керамист, мистер Питтмэн, известный керамист, -- сказал Уилт. --
Завтра она будет Маргот Фонтейн, а в субботу мы играем в бридж с Моттрамами,
значит, она будет Омаром Шарифом. В воскресенье она превратится в Элизабет
Тейлор или Эдну О'Брайен, в зависимости от того, что там будет в цветном
приложении, а днем мы поедем покататься, и она будет Евой Уилт. Пожалуй, это
единственное время за всю неделю, когда я вижу подлинную Еву, да и то
потому, что я сижу за рулем, а ей нечего делать, кроме как тихо сидеть и
приставать ко мне со всякими глупостями.

-- Кажется, картина проясняется, -- сказал доктор Питтмэн. -- Миссис
Уилт нравится, так сказать, играть в разные роли. Отсюда неустойчивые
взаимоотношения, при которых вы как муж не можете вести четкую и уверенную
роль...

-- Доктор Питтмэн, -- сказал Уилт. -- гироскоп может, вернее, должен,
вращаться, и тем не менее ему удается достичь устойчивости, практически не
имеющей равных. Если вы понимаете принцип работы гироскопа, то, возможно, вы
согласитесь. Дело вовсе не в том, будто нашему браку не хватает
устойчивости. Чертовски неприятно каждый день иметь дело с центробежной
силой, но с устойчивостью здесь все в порядке.

-- Но вы же только что сказали, что она не взяла на себя господствующую
роль в семье? А теперь вы говорите, что у нее сильный характер.

-- У нее не сильный характер. Она сама -- сила. Есть разница. А что
касается характера, то у нее их так много и все такие разные, что уследить
за ними просто и нет никакой возможности. Скажем так, она целиком и
полностью погружается в образ того, кого она в данный момент изображает,
причем с неистовством и / упорством, достойными лучшего применения. Помните
эту серию фильмов с Гарбо. которые несколько лет назад показывали по
телевизору? Так вот, в течение трех дней Ева была дамой с камелиями, и по
сравнению с ней сцена смерти по телевизору выглядела, как пляска святого
Витта, будьте уверены.

-- Картина проясняется, -- заметил доктор Питтмэн и записал в блокноте,
что Уилт патологический лжец с садо-мазохистскими наклонностями.

-- Очень этому рад, -- сказал Уилт. -- А то инспектор Флинт думает, что
я убил ее и Прингшеймов в приступе кровожадности и избавился от их тел
каким-то изощренным способом. Даже про кислоту упоминал. Это ж бред собачий.
В смысле, где это я добуду столько соляной кислоты, чтобы растворить три
трупа, один к тому же с излишком веса? Об этом и думать не стоит.

-- Безусловно, -- согласился доктор Питтмэн.

-- И вообще, разве я похож на убийцу? -- жизнерадостно спросил Уилт. --
Конечно же, нет. Вот если бы вы сказали, что Ева прикончила этих мерзавцев,
а с моей точки зрения это надо было сделать давным-давно, то я отнесся бы к