собралось около тридцати человек. Синяку, ослабевшего после побоев,
отпихнули сразу, так что он ударился головой и опять на время потерял
сознание.
ноги, и невозмутимо потягивал воду из плоской фляжки. Синяка с трудом
поднял руку и потянулся к фляге. Вальхейм отвел ее в сторону и засмеялся.
сесть.
отобрал у него фляжку, завинтил потуже и занес кулак с явным намерением
ударить, но в последнюю секунду передумал.
было бы меньше.
женщинах. Синяка улегся, стараясь не слушать. Неожиданно он опять подумал
о Демере. Тогда ему удалось раздвинуть стену и выпустить узника. Может
быть, получится и сейчас. Неплохо бы вырваться отсюда целой толпой.
Человек двадцать из тридцати вполне могут уцелеть.
стал слушать мир в себе и вокруг себя. И когда раскрылся космос, такая
нечеловеческая боль обрушилась на избитое тело Синяки, что в глазах у него
помутилось и к горлу подступила тошнота. Он стиснул зубы и попробовал не
сдаваться, но боль становилась все сильнее и, в конце концов, его
стошнило. На мгновение ему показалось, что сейчас его за это убьют, но
Вальхейм сказал остальным что-то резкое и злое, и его не тронули. "Он
думает, что я от страха", - понял Синяка и хотел объяснить капитану, что
он ошибается, но Вальхейм только мельком поглядел на него и брезгливо
отодвинулся.
попавшегося и утащили. Через пять минут взяли еще одного. Потом еще.
Остальные молчали недолго. Как только стало ясно, что пока больше никого
не заберут, разговор возобновился. Кто-то с упоением вспоминал, как
пьянствовал в кабачке "Фрегат" в студенческие годы. Прочие, перебивая,
припоминали подобные же заведения в других районах Ахена. Вальхейм больше
помалкивал и морщился.
улегся на каменный пол, подложив руки под голову, и сказал, глядя в
потолок:
замка, когда Завоеватели устроили пирушку по случаю первого снега, но
вовремя опомнился. За такие откровения его здесь растерзают на части.
и слышно было по голосу, как он улыбается в темноте:
подвал. У него были переломаны ноги, через всю грудь тянулись полосы,
оставленные раскаленным железом. Потом приволокли второго. Третьего. Они
метались по затоптанной соломе, хватаясь за нее руками. Двое из них
бредили - бредили теми же самыми голосами, которыми только что говорили о
женщинах.
стене.
часового "не положено!" властный голос изрек великолепное ругательство.
Судя по грохоту, часового отшвырнули в сторону, и на пороге показался
рослый Завоеватель в черной кольчуге. От него сильно пахло дорогим вином.
Он качнулся и небрежно произнес:
Перестреляю всех!
капитаном. - Вот он! Затаился!
поднялся.
невидимые в темноте чужие руки и ноги. Завоеватель расхохотался, и стало
понятно, что он пьян. Когда Ингольв встал перед ним, Синяка отметил про
себя, что капитан немного ниже его ростом. Юноша провожал Вальхейма долгим
тоскливым взглядом, мечтая хотя бы проститься с ним, но тот даже не
обернулся.
секунду все услышали, как он обругал часового и, гремя сапогами, пошел по
деревянному настилу. В замке громко заскрежетал ключ.
моя жизнь дороже. - Он опасливо посмотрел на черный конус замка и на
всякий случай немного понизил голос. - Связываться с чертовщиной может
только самоубийца.
стал немного ниже, чем был. Недалеко от входа Ларс, к своему удивлению,
приметил пятно самой обыкновенной ржавчины. Похоже было, что Торфинн
действительно плотно завяз в болотах.
Посмотрите на этого бессмертного идиота, братья!
Сефлунс. - И вообще, лично я предпочитаю прямые пути. И всегда их
предпочитал. - Он метнул злобный взгляд в сторону Фуфлунса. - В отличие от
некоторых интриганов... Если мы хотим достоверно знать, что делается в
городе, так и идти нужно в город, а не черт знает к кому.
сказал Фуфлунс. - Пойдешь, значит, прямиком к этому кровавому псу
Косматому Бьярни и скажешь ему что-нибудь эдакое... прямое. "Простите,
господин, нельзя ли забрать... э... из мест лишения свободы мятежника по
прозвищу... э... Синяка".
Гаю Марцию Кориолану правду в глаза говорил. Вот.
Жалкий римлянин. А Косматый в самом лучшем случае викинг. Иди, иди. Ты же
у нас честный. Там тебе и конец. - Фуфлунс повернулся к собрату-богу
спиной.
обиды, причиненные ему Фуфлунсом за последние две тысячи лет, но от
избытка чувств говорить не смог и потому только махнул рукой и зашагал
прочь. Фуфлунс проводил его восхищенным взглядом.
обращено на замок. Когда они собрались идти сюда, он предполагал, что
предстоит выкликать Торфинна, требовать именем Ордена, чтобы им открыли и
вступили в переговоры. Но решетка была поднята, дверь не заперта. У входа
никакой охраны.
выстрела или какой-нибудь коварной чародейской западни. Но ничего
подобного не произошло. Он беспрепятственно добрался до комнаты, где
некогда сидел на цепи великан Пузан, и крикнул оттуда своим спутникам:
Несколько минут все трое стояли в темноте, размышляя над тем, что им
делать дальше - то ли прокрасться незаметно, то ли звать хозяев и нарочно
производить как можно больше шума. Наконец, Разенна вспомнил о том, кто из
них троих является Великим Магистром, и взял операцию в свои руки.
крадучись. Мы не воры, мы пришли по делу. Руками ничего не трогать -
Тагет, я тебе говорю!
определил, что некогда она принадлежала огромному горбатому медведю,
чудовищному обитателю юго-восточных джунглей. Великолепная кривая сабля
поблескивала на фоне темного меха. Скудный свет зимнего дня пробивался в
комнату сквозь две узкие бойницы. Было холодно. Разенна стал оглядываться
в поисках второй двери, поскольку не собирался отказываться от своей идеи
поговорить с Торфинном. Но сколько они ни вертелись по сторонам, двери
обнаружить нигде не могли.
комната, - сердито сказал Великий Магистр. - Наверняка где-то за шкурой
скрыт потайной ход.
горбатого медведя, когда у него за спиной прозвучал глухой низкий голос:
противоположном углу, и тут же демон Тагет пронзительно заверещал: