внешней политики объединенной Германии по-прежнему остаются принципы мира
и добрососедства.
Алжиру восемьсот миллионов франков в качестве компенсации за ущерб,
причиненный этой стране незаконным ввозом на ее территорию радиоактивных
отходов. Французская сторона заявила о своем несогласии с этим решением,
которое назвала незаконным и абсурдным.
Гондураса и Гватемалы, состоявшийся вчера в Тегусигальпе. В драке,
завязавшейся между болельщиками, погибло восемьдесят три человека. Более
шестисот зрителей получили увечья.
музыка..."
транзистора. Потом повернулся к Антону:
выспренним. Здесь, наверное, пахло левкоями, а по рыжим песчаным дорожкам
скользили бесшумные солнечные блики, шуршали медленные шаги задумчивых
степенных людей, и прозрачное журчание фонтана не заглушало их. А огромные
липы, не изуродованные еще жадными зубьями пил, затеняли, гладили окна
невысоких домов, прихотливые фасады с колоннами и барельефами...
сучьями (вот и все, что осталось от загубленных в угоду пыльному свету
раскидистых веток), а центр дворика провалился нелепой ямой, заваленной
битым камнем - вот и все, что осталось от фонтана.
мусором ржавые баки и веревки для сушки белья.
струпьями краски, потерявшей и цвет, и смысл, она бессильно повернулась на
дряхлых петлях, проныла безнадежную и скучную жалобу.
лихорадочным любопытством, давно уже ставшим целью опустевшей жизни, ее
агонией. Виктор закурил, сгорбился, искоса поглядывая на нее, как она
стоит, шевеля губами неодобрительно и беззвучно, как поковыляла через двор
- по-хозяйски неторопливая, похожая в серой своей одежде на пожилую
вальяжную мышь. В облике ее ощущалась смутная, от самой себя навсегда
скрытая скорбь. Быть может, тоска по тем временам, когда этот дворик тонул
в тени, настоянной на аромате левкоев?
просто сидеть - вот так, без суеты, расслабленно и дремотно жмурясь на
блики мягкого света, отдыхающие в теплой пыли. И мысли, которые придут,
будут медленными и вроде бы праздными, но они очень нужны, эти мысли. Они
давно уже копятся, вызревают подспудно, но надоедливость суетной
повседневности вспугивает их, не дает оформиться в смысл. А теперь -
пусть...
лавочка качнулась с коротким скрипом, похожим на едкий смешок.
что в этом дворике когда-то цвели левкои? Несколько странно для человека,
не имеющего об этих самых левкоях ни малейшего представления, для
человека, вообще не способного отличить рододендрон от одуванчика.
причина в самой мелодии слова, в щемящей и притягательной нечеткости
образа? Это важно?
ветшающей изысканности старинных стен, плотно обнимающих дворик.
подруга ее живет именно здесь, в одном из этих особняков, некогда
пригородных, а нынче - канувших в безликую урбанистическую трясину
стремительно расплодившихся панельных многоэтажек. Нужно бывать здесь,
нужно приходить еще и еще - теплыми тихими днями, когда некуда спешить.
Приходить, чтобы думать о прошлом, вникать в его душу. Это ведь очень
важно - вникнуть в душу прошлого. Это очень важно - понять, почему еще сто
лет назад человек был более человеком, чем теперь.
хрустально-искристую струю ныне скончавшегося фонтана, жить было, конечно,
много сложнее, чем нам.
информацию, приносимую к нам радиоволнами в доли секунды, несли к ним так
медленно спешащие почтовые лошади - несли неделями, месяцами...
И все же... Все же те времена были человечнее нынешних. Почему?
замерла, взглянула в глаза с непонятной укоризной. Потом отвернулась,
улеглась, не сводя пристальных глаз с плотно закрытой двери. Виктор
неторопливо затягивался, щурясь от сигаретного дыма, рассматривал ее -
настороженную, внимательную... Тоже ждет кого-то? Ну, пусть...
измотал, измочалил сумасшедший темп нашей жизни, лавина захлестывающей
мозг информации - так говорят все. Но может быть, дело не в количестве
информации, а в ее качестве? Может быть, если бы на нас с той же
интенсивностью рушились добрые новости, а не сообщения о детской
проституции, экологических катастрофах и изувеченных людях, все было бы
иначе? А может быть, информация - не причина, а следствие?
переизбытка негативной информации, информация ли такова из-за нравственной
деградации человека?
нелепо, но за тысячи лет мы практически не изменились. Да, мы создали
могучую технику, и с каждым годом наша техническая мощь все больше... Но
это голова и руки. А сердце? А душа? Увы... Мы пыжимся, выворачиваемся
наизнанку, пытаясь создать нетленные духовные ценности, и что? Художники,
потом и кровью пробивающие путь к туманному, не ясному еще им самим
идеалу, нередко с ужасом обнаруживают воплощение того, что они и
сформулировать-то еще не могут, в лубке столетней давности, в иконах
Рублева, а то и в петроглифах неолита, где умудрялись соседствовать
архиреализм и архиабстракция...
заповеди, но разве стали они необходимостью нашей жизни? Куда там... Стоит
только ослабнуть вере в неотвратимость кары за нарушение законов божеских
и человеческих, стоит только истеричному маньяку крикнуть: "За всех вас
отвечаю я!", и... Сколько раз такое случалось в разных землях, в разные
времена... Почему он так силен в нас, этот косматый полузверь, впившийся
грязными пальцами в окровавленную дубину, рыщущий налитым хищным взглядом:
кого бы это?!. Почему так часто побеждает он в схватке с просвещенным
разумом? Почему драгоценности своего интеллекта разменивает человек на то,
чтобы измыслить новые способы совершения недозволенного, чтобы сотворенную
гадость представить благодеянием?
упорством рвать нити, на которых держится не он один - весь его мир?
Могучим умом Хомо Сапиенса понимая неминуемость катастрофы, отмахиваясь от
этого понимания волосатой лапой питекантропа - почему?..
скамейка едва не развалилась - это собака, о существовании которой он и
забыл уже, вскинулась, метнулась к мусорным бакам.
успеет. И не успела. Причина ее негодования - невесть откуда возникший
рыжий матерый котище - без особой даже поспешности ретировался на
ближайшую липу. Там, на высоком суку, он уселся с обиженным видом,
наблюдая насуплено и мрачно, как собака усаживается на прежнем месте -
старательно и надолго. Затем, выждав от греха (мало ли какая гадость может
угнездиться в собачьем уме?) кот осторожно спустился на пыльную землю,
короткими перебежками двинулся к какой-то лишь ему ведомой цели. Он
надолго замирал, пристально и неодобрительно взглядывал на собаку, причем
толстый ухоженный хвост его конвульсивно подергивался от омерзения. Собака
больше не удостоила его своим вниманием. Поставила нахала на место - и
ладно.
поднялся - вышла Наташа.
вверх, смущенно теребит висящую на плече сумочку. - Ты прости меня,
копушу, пожалуйста, я очень-очень торопилась, правда...
дерево - так, от нечего делать, без удовольствия.
и улыбчивы (таких не встретишь в оглушенных автомобильным ревом толпах,