горы и вооруженных бородатых людей на три жизни вперед. ?Выберусь отсюда -
неделю просижу в ванне?, - подумала она, но мысль была какой-то сухой,
лишенной какого бы то ни было правдоподобия, бесцветной и безжизненной.
Правда заключалась в том, что Марина не верила в благополучный исход своего
последнего приключения. Конечно, мама с радостью отдаст все, что у них есть,
и даже залезет в долги ради того, чтобы ее дочь вернулась домой целой и
невредимой, но Марина плохо представляла себе, каким образом выкуп может
найти адресата. Вряд ли посольство Соединенных Штатов станет проявлять
особенное рвение в этом деле. Скорее всего отправленные мамой деньги просто
пропадут по дороге, как пропадает на бескрайних просторах России все без
исключения, имеющее хоть какую-то ценность. У Марины была надежда на то, что
ее освободят федеральные войска, но слабая, совсем призрачная.
заводика. Завод был разрушен не артиллерийским огнем и не бомбардировками с
воздуха, он просто мало-помалу разваливался, как разваливается любое наспех
построенное здание, когда его покидают люди. Теперь в этих руинах
располагался лагерь боевиков. Марина не успела толком разглядеть место
своего заточения, но у нее сложилось впечатление, что лагерь совсем невелик
и боевиков здесь мало. Вряд ли это подразделение принимало активное участие
в боях. Это скорее напоминало какой-то учебный лагерь или резервную базу, а
может быть, и ремонтные мастерские. По ночам откуда-то доносилось урчание и
уханье непонятых механизмов, во дворе рычали двигателями автомобили, а днем
жизнь в руинах завода замирала, словно здесь уже несколько лет не ступала
нога человека.
По дороге она едва не умерла от тесноты и тряски, и все только ради того,
чтобы присутствовать при сделке купли-продажи в качестве предмета этой самой
сделки. Насколько поняла Марина, ее продали за две тысячи долларов. Из
репортажей российского телевидения ей было известно, что в здешних краях
человек может быть продан за пару-тройку баранов, так что ей было чем
гордиться. Впрочем, она отлично понимала, что две тысячи долларов были
уплачены даже не за нее лично, а за ее американский паспорт.
знакомства ей подумалось, что, не расстанься она с мыслью сделать репортаж
из Чечни еще раньше, она непременно отказалась бы от этой идеи теперь.
Беслан наводил на нее безотчетный ужас, словно, проснувшись в своей постели,
она обнаружила на подушке огромного мохнатого паука или таракана размером с
большой палец руки.
старших классов, для смеха нарядившегося в полевую военную форму,
налепившего на подбородок фальшивую бороду веником и нацепившего на нос
темные очки для придания себе окончательного сходства с каким-нибудь
латиноамериканским диктатором. Лицо у него было мучнисто-бледное, изрытое
какими-то оспинами, более всего похожими на следы угревой сыпи, плечи узкие,
как у отстающего в физическом развитии подростка, а руки маленькие, с
кривоватыми тонкими пальцами и обгрызенными, не слишком чистыми ногтями. На
широком кожаном поясе он носил тяжелую поцарапанную кобуру с пистолетом, а
из-под ворота камуфляжной куртки выглядывал зеленый шелковый шейный платок.
Пахло от Беслана всегда одинаково: табаком, дезодорантом и давно не мытым
телом. Впрочем, Марина подозревала, что от нее самой пахнет точно так же, за
вычетом разве что табака и дезодоранта.
человека, но вопросов у него было множество, притом порой самых неожиданных.
Он задавал их, сохраняя непроницаемое выражение лица, обманчиво безразличным
тоном, и только спустя два или три дня Марина сообразила, что этот бледный
вампир проверяет и перепроверяет ее историю, пробуя ее на прочность со всех
сторон. Он плел паутину, пытаясь запутать пленницу и поймать ее на лжи, но,
поскольку Марина не имела ни малейшего отношения ни к американским, ни к
российским спецслужбам, она не считала нужным что-то скрывать. Единственное,
о чем она умышленно солгала, были размеры ее личного банковского счета, но
как раз это, похоже, интересовало Беслана меньше всего. В конце концов он
оставил ее в покое, и в течение двух дней единственным человеком, которого
видела Марина, был угрюмый бородач, приносивший в подвал то, что здесь
именовали едой.
раз вооруженный не тарелкой, а автоматом с подствольным гранатометом, вывел
Марину из подвала и, игнорируя ее встревоженные вопросы, проводил на второй
этаж. Только теперь Марина разобралась, что провела все эти дни в подвале
школьного здания. Ее провели по длинному замусоренному коридору и довольно
бесцеремонно втолкнули в дверь с надписью ?Приемная?. Увидев эту надпись,
Марина с трудом сдержала нервное хихиканье: в свое время ей довелось учиться
и в российской, и в американской школах, но ни здесь, ни там ее ни разу не
приводили под конвоем в кабинет директора. Кто бы мог подумать, что ей
придется наверстать упущенное при таких странных обстоятельствах! Она живо
представила себе некоего серьезного мужчину в очках, сидящего в директорском
кресле и говорящего что-нибудь наподобие: ?Ваше поведение возмутительно,
Шнайдер. Педагогический совет школы единогласно проголосовал за то, чтобы
расстрелять вас перед строем учащихся. Завтра, как только взойдет солнце?.
линялая камуфляжная куртка, поверх которой он нацепил дешевую турецкую
кожанку, а на голове сидела похожая на перевернутый цветочный горшок папаха
из настоящего каракуля. На столе перед ним лежала большая профессиональная
видеокамера фирмы ?Панасоник?. Когда Марину ввели в кабинет, человек в
папахе с глубокомысленным видом ковырялся мизинцем в ухе.
решила приберечь их для более подходящего случая - например, когда в руках у
нее будет заряженный пистолет, а ее собеседник будет крепко привязан к
чему-нибудь надежному, наподобие телеграфного столба. Поймав себя на такой
осторожности, она подумала, что умнеет и набирается житейской мудрости
буквально на глазах. За минувшие полторы недели ее уверенность в том, что
мир устроен разумно и справедливо, а на первый же ее крик о помощи
немедленно примчится некто сильный, благородный и облеченный властью,
развеялась как дым. То, что она была женщиной и гражданкой великой страны,
которая диктовала всему миру свои правила игры, не помешало бы сидевшему
перед ней полуграмотному горцу разрядить в нее обойму пистолета или просто
ударить ее по лицу.., или избить ногами, например.
Ахмет зовут. Я здесь главный. У вас называют ?полевой командир?. Как
колхозник, да?
мелкий, глубокий, ничего не поймешь. Все полевой командиры, а? Ты кушать
любишь?
чем заключался смысл этой тирады.
здесь не понимаю... Кушать понимаешь? Шашлык понимаешь? Хот-дог понимаешь?
Картошка, хлеб - это понимаешь?
бригадира полеводческой бригады.
заработать надо. Кто не работает, тот не ест - такое понимаешь? Вот, - он
постучал твердым и темным, как сучок, пальцем по корпусу видеокамеры, - с
этой штукой управишься? Я твой документ видел. Ты журналист.
совсем голодный, будешь оператор, и доярка будешь, и пилот, и тракторист.
Пистолет покажу - птичкой станешь, запоешь, как соловей. Я тебя по-русски
спрашиваю: умеешь с большой камерой работать? Надо одно дело снять, но так,
чтобы хорошо получилось. У нас один человек снимал, ничего не вышло: все
прыгает, ничего не разобрать.
довольной: это как-никак была возможность выйти из подвала на свежий воздух,
немного развеяться, заняться чем-то знакомым.
короткого раздумья продолжал он, - мы сегодня взяли в плен пятерых русских.
Их было шесть, но одного случайно застрелили по дороге. Того самого, который
нес камеру. Если бы не это, снимал бы он. Он ведь за этим сюда и пришел. Но
он умер, а снимать надо. Он снял, как они сюда шли, а ты снимешь, чем это
закончится. Получится настоящее кино. Поедешь домой, подарю тебе копию.
смотрела на камеру и видела то, чего не заметила раньше: цветную наклейку на
корпусе с изображением единицы и буквами ?ОРТ? и какое-то смазанное
коричневое пятно, похожее на след шоколадного соуса, немного повыше этой
наклейки. Некоторое время Марина тупо разглядывала это пятно, пытаясь
сообразить, откуда здесь мог взяться шоколад, а потом как-то вдруг поняла,
что это такое, и ее замутило.
знаешь. По глазам вижу, что знаешь. Ты зачем сюда приехала? Сама говорила,
правду смотреть. Вот завтра утром и посмотришь. Сама посмотришь и на пленку
снимешь, чтобы другие могли посмотреть.
шел как-то туго: мысли вертелись по замкнутому кругу как белка в колесе, и
все они были о предстоящей казни. В том, что на утро запланирована казнь или
даже что-нибудь похуже, Марина почти не сомневалась. Может быть, казни будет
предшествовать допрос, хотя Марине казалось, что отсутствие Беслана при их с
Ахметом разговоре говорило само за себя: вурдалак в черных очках занимался