временем...
занавесок, но на подоконниках - горшки с белыми цветами. Даму эту зовут
Марта Гудэ, фрекен Гудэ.
нее есть кресло, старое кресло с высокой спинкой, которое я непременно
хочу купить, и вы можете мне в этом помочь... Вот возьмите и спрячьте ваши
деньги, а я тем временем вам все объясню.
Нагель еще сидел в соседней комнате и подробно объяснял все про старое
кресло. Действовать надо очень осторожно, эффектными жестами здесь ничего
не достигнешь. Камма все больше и больше воодушевлялась, она сгорала от
желания поскорее выполнить это поручение, его таинственность приводила ее
просто в восторг, она громко смеялась и несколько раз спрашивала, не
следует ли ей переодеться или хотя бы нацепить на нос очки. Ведь у него,
кажется, была когда-то красная шляпа? Вот она могла бы ее надеть...
чтобы вам продали кресло, ваше дело - взвинтить цену, вы можете дойти до
двухсот крон, даже до двухсот двадцати. И будьте совершенно спокойны,
кресло вам все равно не достанется, на этот счет вам волноваться нечего.
двадцать крон?
беспокойством спросила, не измято ли ее платье.
- сказала она, кокетничая. - Я этого не перенесу, я буду безутешна. - И
она еще раз проверила, хорошо ли упрятала деньги. - Как мило с твоей
стороны, что ты дал мне столько денег! - воскликнула она, порывисто
откинула вуаль и поцеловала его в губы, прямо в губы. Но при этом она была
полностью поглощена тем странным поручением, которое дал ей Нагель.
капитана дать не три гудка, а четыре или пять, как ты считаешь? Видишь, не
такая уж я дура! Нет, на меня полагайся смело. Неужели я не сделаю для
тебя такой милости, когда ты... Послушай, и все же я приехала сюда не ради
денег, поверь мне! Ну, а теперь разреши мне еще раз поблагодарить тебя! До
свиданья, до свиданья!
пароходных гудков.
13
измученным и больным. Он ни с кем не разговаривал и даже к гостиничной
прислуге ни с чем не обращался. Одна рука у него была перевязана; как-то
ночью, пробродив, по своему обыкновению, где-то почти до самого утра, он
вернулся в гостиницу с рукой, обмотанной носовым платком. Он сказал, что
поранил руку, споткнувшись о борону, лежавшую на пристани.
еще больше. Но после того как он прочел, еще лежа в постели, газету и
посмеялся над бурной сценой, разыгравшейся во французском парламенте, он
вдруг щелкнул пальцами и вскочил на ноги. К черту все! Мир широк, богат и
весел, мир прекрасен, и нечего унывать!
намерен вечером пригласить к себе гостей, человек шесть-семь, таких
веселых компанейских людей, как доктор Стенерсен, адвокат Хансен, адъюнкт,
и хоть немного рассеяться, а то уж больно уныло жить на нашей грешной
земле.
поверенный Рейнерт был также приглашен, но не пришел. К пяти часам все
гости собрались в номере Нагеля. Дождь как зарядил с утра, так и не
прекращался, было очень пасмурно, поэтому сразу зажгли камин и спустили
шторы.
вакханалия, что весь маленький городок несколько дней только об этом и
говорил...
извиняться за то, что наболтал лишнее во время их последней встречи. Он с
чувством пожал Минутке руку, а затем представил его студенту Эйену,
единственному из собравшихся, который еще не знал его. Минутка шепотом
поблагодарил Нагеля за новые брюки; теперь он с головы до ног одет во все
новое.
деле совсем не нужен жилет.
которое ежеминутно падало у него с носа.
собой освобождение. Да посмотрите только на результаты выборов и сравните
их с прошлыми.
верный признак того, что он хватил лишнего. Адвокат Хансен, который
наверняка успел выпить несколько стаканов еще до того, как пришел, стал,
как всегда, возражать доктору и вообще болтать чепуху.
можно так выразиться. Но он не доволен выборами: какое освобождение они,
собственно говоря, принесли? Может ему кто-нибудь ответить? К черту
выборы! Хороша эпоха освобождения, ничего не скажешь! Да разве такой
человек, как Гладстон, не боролся с Парнеллем, боролся самым постыдным
образом по смехотворно ничтожному поводу, по так называемым моральным
соображениям, которые не стоят выеденного яйца? К черту все это!
доктор. - Вы что, вообще отрицаете мораль? Если отнять у людей мораль, то
что их будет двигать вперед? Приходится хитрить, всеми средствами
завлекать людей на путь развития, и поэтому необходимо всегда чтить
мораль. - Лично доктор высоко ценит Парнелля; но если Гладстон находит,
что Парнелль не годится, то приходится все же с этим считаться - уж
кто-кто, а такой человек, как Гладстон, кое-что в этом смыслит. Впрочем,
господин Нагель, наш почтенный хозяин, придерживается здесь другого мнения
и ставит Гладстону в вину даже то обстоятельство, что у Гладстона всегда
чистая совесть. Ха-ха-ха, смех, да и только, прости меня, господи!.. A
propos, господин Нагель, вы, кажется, и Толстого тоже не очень-то жалуете?
Я слышал от фрекен Хьеллан, что вы и его не очень-то признаете.
слова доктора, он резко обернулся и ответил:
о Толстом. Я считаю его великим художником, но дураком в философии... -
Помолчав, он добавил: - Уж позволим себе нынче вечером вставить крепкое
словцо, если надо. Надеюсь, вы не возражаете, ведь дам здесь нет, мы в
мужской компании. Договорились? А я сейчас в таком настроении, что готов
рычать, как дикий зверь.
давайте так и скажем: Толстой - дурак.
который дошел как раз до того состояния, когда ему море по колено. -
Никаких ограничений, доктор, не то мы тебя просто выставим вон, так и
знай. У каждого свое мнение. Вот Стеккер, к примеру, отъявленный негодяй.
И я это докажу... да, докажу!
заговорить о Толстом. Спору нет, Толстой великий писатель, великий ум!
ординарен, а учение ни на йоту не глубже аллилуйных проповедей Армии
спасения. Разве любой другой русский, не имей он дворянского титула,
старинного знатного имени и миллионного состояния в блестящих рублях, стал
бы таким знаменитым от того, что научил нескольких крестьян чинить
сапоги?.. Впрочем, давайте лучше веселиться. Ваше здоровье, господин
Грегорд!
чокнуться с Минуткой, и вообще в течение всего вечера оказывал ему
всяческие знаки внимания. Он еще раз извинился за свою глупую болтовню во
время их последней встречи и попросил Минутку забыть все это.
доктор и приосанился.
а нынче вечером в меня просто какой-то бес вселился. Наверно, оттого, что
позавчера у меня было одно огорчение, которое не так-то легко пережить, а
может, из-за этой отвратительной погоды, которая на меня ужасно действует.
Вы, господин доктор, поймете меня лучше, чем кто-либо, и, надеюсь,
извините... Но, возвращаясь к Толстому, я должен признаться, что не считаю
Громыко Ольга
Акунин Борис
Прозоров Александр
Земляной Андрей
Аникина Наталья
Андреев Николай