раскладушке, повернувшись спиной, прикрыв голову рукой. Мне казалось, что в
полумраке под брезентом жара была еще сильнее, чем снаружи. Мебель,
упакованная в джутовые чехлы, только увеличивала ощущение духоты.
Потрескивала и рассыпалась земля - солнце работало.
насекомых!
и крепко сжал. Рука безвольно осталась лежать у меня в ладони. Ее энергия
куда-то улетучилась.
та же ложь. Человек не может от нее избавиться: опустить штору, закрыть
двери или нажать кнопку и выключить телевизор. Никуда не уйдешь, невозможно
сделать это.
хотите видеть другой берег! Боитесь, страшитесь собственных решений,
свободы, новой жизни. Но ни плантации, ни дому вы не нужны, а муж... Его не
застрелили, это даже была не неожиданная смерть. Ведь вы знали давно, вы
должны были это знать, не обманывайте себя! Мне всегда казалось, что все
решаете вы сама, но это неправда. Вас держала ферма, семья, урожай. Когда
этого нет, вами овладевает отчаяние. Теперь вы должны научиться стоять на
собственных ногах, только так у вас будет надежда что-то спасти.
ладони. Почему я ей это говорю? Какой это имеет смысл? Вероятно, потому, что
с первого мгновения между нами возникли какие-то непонятные отношения. Может
быть, мы просто одинаковые, как две песчинки...
оцепенения. - Если хотите размышлять, размышляйте вслух. Через пару дней я
исчезну из вашей жизни, и мы никогда не встретимся. Можете выложить мне все,
что вас тяготит, вы не должны стесняться.
она вяло. - Переговоры будут нелегкими, я боюсь их...
от меня потребуется, пусть скажет об этом сама. Еще час мы отдыхали молча, а
когда солнце опустилось, мы снова отправились в путь. Поздно вечером,
опустошенные и высушенные, мы доехали до мотеля в Энкелдоорне. Такой же
мотель, как в Умтали, с образцово чистыми бунгало. Только вме- сто Гуцци
здесь хозяйничала строгая очкастая дама, и черные девушки были одеты
надлежащим образом.
наносов пыли, а потом бросился под душ и стоял под ним до самого ужина.
Энкелдоорн - небольшой городок в центральной Родезии, его единственная
достопримечательность - автострада до Солсбери и Претории, по которой можно
отправиться к горе Манези в национальный парк со свободно пасущимися
экзотическими зверями. Я даже не подумал о том, что мог бы побывать там
вечером. Я с нетерпением ждал того момента, когда после захода солнца станет
прохладно, я сяду в ресторане и закажу себе пива.
Корнелия Шиппер. На ней было легкое воздушное платье цвета лотоса, и она
выглядела свежей, как будто только что пробудилась от послеобеденного сна.
Депрессия, которая удручала ее весь день, исчезла.
в искусственном освещении неестественными красками. Дуновения ветра
приносили время от времени туман во- дяной пыли даже к нам. Корнелия
развернула помятую карту.
Здесь две реки, - указала она пальцем на карте, - все зависит от того,
каково будет их состояние. - С усилием я заставил себя слушать, что она
говорит. - Я хотела бы переехать границу у Ливингстона.
долго ожидаемая прохлада не приходила.
глазами, устремленными в карту, продолжала есть.
ее взгляд переместился с карты на меня.
бумаг.
меня есть только удостоверение "Анти-Террористической Унии". С ним меня в
Замбию не пустят.
взаимосвязи. Я видел, как жилка на ее шее возбужденно пульсировала. Потом
она крепко сжала губы, с шумом отодвинула стул и ударила прибором о тарелку
так, что та зазвенела. Она повернулась ко мне спиной и, не говоря ни слова,
вышла из зала.
переглянулись. Проклятый Гуцци! Содрал две сотни, а на другой день я снова -
в начале. Без аппетита я до- ел остаток ужина. Теперь уже ничто не играло
роли. Я сложил карту. Кве-Кве, Уанки, Ливингстон... За Кве-Кве действительно
были отмечены какие-то две реки. Не могла она, что ли, подождать со своими
разговорами еще день или два, чтобы я оказался подальше от базы?
Зачем было устраивать такую сцену? Теперь еще неделю над этим будет
потешаться весь мотель. Удрученно я плелся по темной дороге, песок скрипел у
меня под ногами. Окна ее бунгало светились. Может быть, зайти к ней? Но
зачем?
Я уже ни о чем не думал, к чему? "Любовь и Счет"? Болван Гуцци! Ни черта не
разбирается в людях. Между ними еще целый океан незначительных мелочей,
попробуй его переплыть.
заставить встать и сделать единственный шаг. Потом открылись двери, сквозняк
приподнял легкую штору. Стук я, видимо, прослушал - или я уже спал?
Корнелия бросила на стол тонкую темно-голубую книжку. Потом она повернулась
и так хлопнула за собой дверьми, что бунгало затряслось.
поспешно раскрыл твердые корочки. Бернард Шиппер и его мертвое лицо! Виза,
имеющая силу для въезда в Голландию, Германию, Замбию, ЮАР, туда, куда я мог
только пожелать. У меня затряслись руки. Богатстве, чудо! Ключ! Я держу в
руке ключ, нет, пока только отмычку, но это неважно.
фотография, и глубину вдавленной печати учреждения. У меня тряслись руки как
в лихорадке: сумею ли я заменить фотографию? Не уничтожу ли я чудесные
шансы, которые попали мне в руки? Что Шиппер был на десять лет старше - это
не играло роли. Труднее всего будет изготовить штамп, которым я бы втиснул
глубокую печать в свою фотографию из удостоверения "Анти-Террористической
Унии".
утром за завтраком, - сегодня поездку продолжать не сможем.
спокойна и дружелюбна, как и прежде.
сам отправился за покупками. Гипс, олово, воск вместо пластилина, паяльная
лампа и несколько острых гравировальных резцов. Я никогда не подделывал
документы и поступал наугад, по собственному разумению.
терпением под увеличительным стеклом начал резцами ее обрабатывать и
совершенствовать. Снова и снова контролировал я форму и высоту шрифта и
знаков. Несколько раз начинал все сначала до тех пор, пока не показалось,
что гипсовая отливка может быть пригодна в качестве матрицы. Затем я
окончательно обработал получившийся трафарет и осторожно залил -его оловом.
Профиль шрифта получился низким и тупым. Я снова начал терпеливо заострять
резцами форму профиля шрифта, чтобы он был способен отпечататься на бумаге.
Олово было мягким и податливым, оттиск должен был получиться с одного удара
молотка.
нетерпение. Плохой удар молотка мог все свести на нет, испортить весь
паспорт. Когда я снова оделся и, наконец, ударил по штампу, у меня не
хватило духу посмотреть на результат. Я держал в руке свою судьбу, которую
впервые создал только сам.
рубашке, печать с государственным гербом - немного нечеткая, но все же
печать. В том, что паспорт действителен, не могло быть никаких сомнений.
Бернард Шиппер, фермер! Затравленный Краус куда-то исчез, возможно, его
закопали на кладбище в Умтали. Фермер Шиппер встал, сунул паспорт в карман и
вышел.
Прозоров Александр
Володихин Дмитрий
Круз Андрей
Контровский Владимир
Зыков Виталий
Плотников Александр