расходится.
время найти этого человека... тогда не будет войны.
не слышал. Для тебя все это звучит по-иному. А я... Я думала, что спасаю...
всех. Помогаю...
человека.
верил в то, что говорил. - И, теряя надежду, она добавила: - Может, он
сумасшедший?
со дня сбора пожертвований на нужды больницы. Они тогда похитили самого мэра
- старика Пайкера, отволокли его на берег Уивила и пригрозили, что бросят в
воду, если он не уплатит выкуп. Все это организовывал старина Фергюссон,
молодчина Бадди Фергюссон, замечательный парень. Во дворе больницы поставили
три машины "скорой помощи", на одной из них закрепили флаг с черепом и
скрещенными костями - для мертвяков. Кто-то завопил, что Майк выкачивает из
машины бензин носовым катетером, и Майка забросали мукой, смешанной с сажей;
они приготовили эту смесь заранее, полные ведра ее стояли у стен. Это была,
так сказать, неофициальная часть программы: все жертвы газовой атаки будут
вымазаны этой смесью, кроме мертвяков - тех, кого подберет машина с черепом
и костями. Этих собирались поместить в больничный подвал, где холодильная
установка помогала сохранять тела умерших в свежести до самого вскрытия.
держаться подальше от студентов. Он торопился в операционную - кесарево
сечение! - но вовсе не был уверен, что его не забросают сажей, не окунут в
воду. Всего лишь пять лет назад был страшный скандал, даже судебное
расследование, потому что в день студенческого дебоша погибла женщина.
Студенты похитили хирурга, который ее наблюдал, и таскали его по городу в
костюме Гая Фокса. К счастью, женщина не была платной пациенткой, и, хотя ее
муж устроил истерику во время дознания, коронер1 решил, что следует простить
студентам их выходку, сделать скидку на юность и неопытность. Коронер сам
когда-то был студентом, он с удовольствием вспоминал тот день, когда вместе
с однокашниками забросал сажей проректора своего университета.
любили; он был специалистом по древним языкам и литературе, что казалось
вовсе ненужным в провинциальном университете. Он перевел "Фарсалию" Лукана2
каким-то сложным размером собственного изобретения. Старший хирург помнил,
но весьма смутно, там было что-то такое с ударениями. Он до сих пор
явственно видел сморщенную, словно печеное яблоко, физиономию маленького,
испуганного старичка-либерала пытавшегося улыбнуться, не ударить лицом в
грязь. За это они так яростно швыряли в него сажей.
улыбался, глядя вниз на шумную толпу студентов во дворе больницы. Их белые
халаты были уже черны от сажи. Кто-то завладел желудочным зондом. Скоро они
совершат традиционный набег на магазин - в центре города, на Хай-стрит, - с
целью захватить свой талисман: чучело тигра, довольно облезлое и изрядно
траченное молью. Ах, молодость, молодость, думал хирург, посмеиваясь про
себя; он увидел, как Колсон, казначей больницы, боязливо пробирается от
двери к двери; вот если бы они его поймали! Нет, дали ему пройти; ах, какое
это было веселье: "Итак, будем веселиться, пока мы молоды!"; "Да исчезнет
печаль, да погибнут ненавистники наши..."1
приказания. Он - лидер. Студенты готовы окунуть или вымазать любого, ему
стоит лишь пальцем пошевелить. Чувство всевластия завладело им целиком, без
остатка; оно не только утешало, оно залечивало без следа раны, нанесенные
самолюбию ошибочными диагнозами, саркастическими замечаниями хирургов в
операционной. Сегодня даже хирург не мог чувствовать себя в безопасности,
если бы он - Бадди - отдал приказ... Сажа, вода и мука были его
изобретением: учебная газовая тревога была бы сплошным занудством, скучной,
трезвой, рутинной работой, если бы он, Бадди, не придумал устроить дебош;
само это слово "дебош" обладало какой-то мощью, оно означало абсолютную
свободу от всяческого контроля. Бадди созвал самых сообразительных студентов
и объяснил:
пацифист. Найдутся люди, которые захотят сорвать учения. Так что, когда их
привезут в больницу, мы им покажем, где раки зимуют.
ступеньке кареты "скорой помощи": белый халат распахнут, пальцы рук в
карманах двубортного жилета, квадратная приземистая фигура преисполнена
гордого самодовольства. Студенты скандировали: "Тигр Тим! Тигр Тим! Тигр
Тим!"
смеху. Молодчина, Бадди! За словом в карман не лезет. С ним в любой компании
не соскучишься. Никогда не знаешь, что он такое еще отмочит.
ощущал каждый мускул, каждую клеточку своего тела; он жаждал деятельности.
Слишком много экзаменов; слишком много лекций. И пока толпа студентов
бурлила вокруг, он воображал себя командиром, ведущим солдат в бой. Если
начнется война, Бадди не станет валандаться в полевых госпиталях, Красный
Крест - не для Фергюссона: Бадди Фергюссон - командир полка; Бадди Фергюссон
- гроза вражеских траншей! Единственный экзамен, который ему удавалось
успешно сдать в школе, был экзамен по военной подготовке.
Симмонса, Эйткина, Мэллоуза, Уотта. Эти чертовы пацифисты все до одного
зубрят сейчас анатомию, и это в тот момент, когда мы отдаем себя служению
родине. Мы захватим их по дороге в город. Летучий отряд вытащит их из нор.
подталкивая друг друга локтями, затевая шутливые бои между собой, не в силах
устоять на месте от нетерпения: Бадди Фергюссон славился своими успехами у
женщин. Он много и охотно рассказывал об этом друзьям, особенно о встречах с
кельнершей из "Метрополя", называя ее Джолли Джули1. От одного этого имени
пред мысленным взором изумленных слушателей возникали потрясающие картины.
О, какие невероятные страсти кипели в холостяцкой берлоге Бадди, когда эта
дама приходила туда выпить чашечку чая.
ступеньку кареты "скорой помощи".
быком-производителем; он и не помнил уже, что никогда еще не знал женщины и
что его единственная попытка лишиться девственности с помощью старой
ноттвичской проститутки оказалась безуспешной; репутация бабника придавала
ему убежденности, помогала поверить, что в Ноттвиче не осталось ни одной
постели, в которой он, Бадди, не побывал. Он хорошо знал женщин. Он был
реалистом.
о будущем: о жалкой врачебной практике где-нибудь в захолустье; о приеме
больных по списку страхкассы в грязном, плохо оборудованном кабинете; о
бедности и недооцененной верности единственной подруге жизни - скучной и
пресной жене.
Бадди. Какие, к чертям собачьим, экзамены, когда ты ведешь за собой людей?
Он видел, что молоденькие сестрички у окон больницы не спускают с него глаз.
Он видел среди них и маленькую брюнеточку - Милли. Она обещала заглянуть к
нему на чашечку чая в субботу. Гордость переполняла его, делала мускулы
тугими, тело - упругим. О, какие сцены - говорил он себе - ожидают их на
этот раз, какое невероятное, стыдное наслаждение... Он снова забыл ту
правду, от которой никуда не уйти, правду, известную лишь ему и каждой
очередной девушке: долгое неловкое молчание над чаем с булочками, попытки
завязать разговор о результатах недавних футбольных матчей и неудачный
поцелуй в воздух - вместо девичьей щеки - на пороге.
- звук напоминал вой истерической болонки, и все вокруг замерли на какой-то
момент, смутно припомнив минуту молчания в День Перемирия. Затем толпа
разделилась на три шумные группы; кто-то взбирался на крышу кареты "скорой
помощи", кто-то - на ступеньку; натягивали противогазы; наконец
переполненные машины выехали на пустые, холодные улицы Ноттвича.
мелкие группки и разбредались по городу, хищные и разочарованные: некого
было хватать. На улицах почти не было людей - только посыльные на
велосипедах. В своих противогазах они напоминали медвежат, исполняющих номер
с велосипедами на цирковой арене. Студенты перекликались друг с другом - не