Чтение 34–й страницы книги ~Настоящий полковник~

- А есть чем?

- Как чем? Ложкой и вилкой.

- И где они?

- Да вот же. В целлофане. Одноразовые. Ложка, вилка и нож действительно
были одноразовыми. Пластмассовыми.

- Ну вы даете!

- Культура.

Какая к черту культура?! Пластмассовые ножи - культура?

- Слушай, а простую ложку и нож нельзя?

- Почему нельзя? Можно. Я в следующий раз принесу.

Но в следующий раз нож не принесли. И в следующий тоже.

Теперь полковник по-другому взглянул на окружающую его обстановку.
Например, на отсутствующее, которое раньше было, зеркало. На электрическую,
вместо обыкновенной, бритву. На... В общем, на полное отсутствие пригодных
для нападения и обороны предметов.

И выходит, что его либо по причине большой к нему любви оберегают от
случайных порезов, либо... Либо изолируют в этом бетонном мешке.

Похоже, что изолируют.

Из чего следует, что они... Что его бывшие соратники преследуют какие-то
свои интересы. Потому что не сдают милиции и... не выдают металлические
ножи.

Почему не сдают? И почему не выдают?

Почему?..

Зубанов поднял трубку.

- Привет, "замок".

- Здравствуй, полковник.

- Надо встретиться.

- Претензии к содержанию?

- К отношению. Вас - ко мне. И к отсутствию столовых ножей. Я жду тебя.

- Хорошо. Буду.

"Замок" прибыл через пять минут.

- Сдали меня? - в лоб спросил полковник.

- Пока - предоставили убежище.

- Для последующей сдачи?

- Может быть, и так.

- Инициатива твоя?

- Нет. Нового Хозяина.

- Я-то каким боком его задел?

- Не знаю.

- Почему сразу не сдал?

- Пытаюсь торговаться.

- Успешно?

- Нет. Проторговался вчистую.

- Меня проторговал?

- Тебя.

Зубанов замолчал.

- Другого выхода не было. Вопрос стоит так, что или ты, или все.

- Что теряют все?

- Работу. Квартиры. Некоторые свободу.

- За незаконное хранение оружия?

- Да. И еще за пособничество особо опасному преступнику.

- Мне?

- Тебе.

- Ты считаешь, что убил я?

- Не знаю.

- Значит, считаешь, что я

- На винтовке были твои отпечатки пальцев.

- Не все ли равно? Раньше тоже случались мертвецы. Но раньше мертвецы не
вставали между нами.

- Здесь дело особое. Этот мертвец не наш. Этот мертвец твой. Личный.

- А если я не убивал?

- Все равно. Теперь изменить ничего невозможно. Или в тюрьму идешь ты. Или
все мы. Нас прижали в угол.

- Тогда лучше я.

- Мы решили так же.

- Когда?

- Через два дня. Дольше я тянуть не могу.

- Иного выхода нет?

- Есть.

"Замок" вытянул из кобуры пистолет. Вытащил из него обойму. И выщелкнул из
обоймы все патроны. Кроме одного. Загнал обойму обратно в пистолет и
протянул его рукоятью вперед полковнику.

- Все, что могу.

Зубанов взял пистолет, секунду подумал и, передернув затвор, дослал патрон
в ствол.

"Замок" не дрогнул. "Замок" смотрел на полковника и на пистолет и не
пытался уйти с траектории возможного выстрела.

Но выстрела не последовало. Ни в ту, ни в другую сторону.

- На. Забери, - сказал Зубанов. - Стреляться я не буду. Потому что слишком
многие этого хотят. "Замок" принял пистолет и сунул его в карман.

- Извини, командир.

"Замок" не был предателем. Был военным диверсантом, который ради сохранения
целого был научен и умел жертвовать частным. Например, ради спасения боевой
группы жертвовать отдельными бойцами. Или даже командиром. В боевых или
приближенных к ним условиях.

Сложившиеся условия были почти боевыми. Хозяина убили. Причем не исключено,
что убил бывший начальник его охраны и непосредственный командир "замка",
полковник Зубанов. Потому что имел к тому основания, не имел алиби и
оставил на затворной части винтовки отпечатки своих пальцев.

Само по себе убийство "замка" трогало мало. Трогало то, что полковник не
согласовал с ними свои планы. И тем подставил под удар личный состав
Вначале выстрелом. Потом побегом.

Но даже если предположить, что полковник не виноват, что он никого не
убивал, все равно он остался в одиночестве и остался в стороне. И значит,
сдавать следовало его, сохраняя личный состав. И сохраняя нового командира.
То есть себя.

Такое решение было наиболее целесообразным в сложившейся ситуации. И
значит, единственно верным!

- Прощай, командир!

- Будь здоров!

Зубанов тоже не считал своего бывшего зама предателем. Потому что в
аналогичных условиях поступил бы точно так же. Точно так же, как тот
поступил с ним...

Глава 30

Полковник лежал на койке и подводил итог своей жизнедеятельности. Печальный
итог. Потеря службы. Теперь вот потеря работы. В самом скором времени -
свободы. И самая страшная потеря - потеря друзей. Бывших своих сослуживцев.

Он снова остался один. На этот раз - совершенно один! Без работы, семьи,
близких ему людей. Но самое главное - без иллюзий. И значит, без
перспектив.

Зря он не взял предложенный "замком" пистолет.

А может, не зря.

Он проиграл свой бой. Но он не капитулировал. Не сдался на милость
победителя. Потому что никогда не сдавался.

Он, конечно, проиграл, но еще не убит. И значит, может попытаться чуть
дороже, чем ему предложили, продать свою жизнь.

Да - он один! И в этом его слабость. Но и сила. Одному терять нечего. Кроме
жизни. Которая при нынешнем раскладе не в счет.

Полковник внимательно огляделся по сторонам. Более внимательно, чем раньше.
Он искал средства защиты. Искал оружие, пригодное для боя.

Например, кровать...

Кровать вбетонирована в пол, но у нее есть каркас. Металлический каркас.
Который можно попытаться разломать на отдельные отрезки, получив увесистые
металлические дубинки. У стульев можно выломать ножки...

Полковник сбросил с кровати матрас.

- От сволочи!

Кровать была нестандартная. Сваренная из массивных уголков, между которыми
были растянуты пружины, Такую кровать разобрать было невозможно. Но можно
было выдернуть из сетки соединяющую пружины проволоку.

Полковник несколько раз сильно в месте соединения пружин ударил ногой по
сетке. Проволочные дужки разогнулись и свободно повисли. Зубанов освободил
их, расправил по всей длине, одну из сторон согнул кольцом и обмотал
плотными слоями ткани. Другую - заострил. Получились небольшие, наподобие
шила, заточки.

Теперь он был относительно вооружен. Причем не только кроватной проволокой
и ножками стульев. Но еще готовностью драться. Готовностью убивать. И
умирать. Именно этим, а не заточенной о металлическое ребро кровати
проволокой он был опасен.

Встать за дверью, ведущей в туалет, дождаться, когда они откроют дверь, или
самому распахнуть ее, заклинить стулом в полуоткрытом положении и,
пропуская противников по одному, бить их в не защищенные бронежилетом части
тела. Бить в лицо. И в горло.

А еще лучше вырубить свет и затаиться левее дверного проема...

Полковник много раз отрепетировал будущий бой. Он вставал за дверь,
приоткрывал ее, засовывал между ней и стеной стул и бил воображаемого
противника в воображаемое горло заточкой.

Снова вставал и снова бил!

Потом выключал свет и, передвигаясь в полной темноте, снова бил! На ощупь
Заранее до сантиметра выверив свое местоположение и траектории ударов. И
точно представляя, где может быть лицо открывшего дверь врага.