Чтение 34–й страницы книги ~Человек, для которого не было тайн~

Далее Рамзай передавал, что Гитлер решительно настроен начать поход
против Советского Союза. Он намерен это сделать после того, как русские
закончат сев на своих полях. Урожай хотят собирать немцы Источником этой
информации Зорге называл Отта, германского посла в Японии.
Вот эта телеграмма:

"Гитлер решительно настроен начать войну и разгромить СССР, чтобы
использовать европейскую часть Союза в качестве сырьевой и зерновой базы.
Критические сроки возможного начала войны: а) завершение разгрома
Югославии,
Б)окончание сева,
В) окончание переговоров Германии и Турции. Решение о начале войны
будет принято Гитлером в мае.
Рамзай".

Один за другим Рихард Зорге посылал в Москву сигналы тревоги.
В начале мая 1941 года он передает:
"Ряд германских представителей возвращаются в Берлин. Они полагают,
что война с СССР начнется в конце мая". "
15 мая Рихард уточняет: война может начаться в июне.
19 мая, за месяц до начала войны, Зорге радирует в Москву:
"Против Советского Союза будет сосредоточено 9 армий, 150 дивизий".
1 июня 1941 года:
"Следует ожидать со стороны немцев фланговых и обходных маневров и
стремления окружить и изолировать отдельные группы".
Зорге раскрывает Центру наисекретнейший стратегический замысел
германского верховного командования, изложенный в плане "Барбаросса". Но
Сталин не придает этой информации должного значения.
А коммунист-разведчик продолжает бить тревогу, уверенный, что его
сигналы достигают цели. Он торжествует - Россию не застигнут врасплох.
Рихард располагает точнейшей информацией. Еще в мае Зорге прочел
указание Риббентропа своему послу в Токио:
"Нужно при случае напомнить Мацуока его заверения о том, что если
между Германией и Советским Союзом возникнет конфликт, "никакой японский
премьер или министр иностранных дел не сумеет заставить Японию оставаться
нейтральной. В этом случае Япония, естественно, должна будет вступить в
войну на стороне Германии. Тут не поможет никакой пакт о нейтралитете".
Японцы действительно не придавали значения подписанному с Советским
Союзом договору о нейтралитете. Мияги передал содержание речи командующего
Квантунской армией генерала Умедзу:
"Договор о нейтралитете с Россией - только дипломатический шаг. Армия
ни в коем случае не должна допускать ни малейшего ослабления подготовки к
военным действиям. В подготовке к войне с Россией договор не вносит
никаких изменений, необходимо усилить разведывательную и подрывную работу.
Надо расширять подготовку войны против Советского Союза, которая в
решительный момент принесет победу Японии".
Генерал Умедзу говорил это на совещании офицеров Квантунской армии
через две недели после возвращения Мацуока из Москвы.
Доктор Зорге не мог ни на один день отлучиться теперь из Токио. Но
ему нужна была достоверная информация из Маньчжурии, он должен был знать,
что происходит на дальневосточных границах Советского Союза. И Рихард
убедил поехать в Маньчжурию своего "друга" - князя Ураха, корреспондента
центральной нацистской газеты "Фелькишер беобахтер". Уpax поехал и
подтвердил многие прогнозы Зорге.
Рихард рассказал Отту о журналистской поездке фон Ураха, о беседе,
которую тот имел с генералом Умедзу. По этому поводу посол Отт
телеграфировал в Берлин:
"Князь Урах сообщил нам о беседе с командующим Квантунской армией
генералом Умедзу в Синьцзине. Умедзу подчеркнул, что он приветствует пакт
о нейтралитете Японии и России, однако тройственный пакт служит неизменной
основой японской политики, и отношение к нейтралитету с Россией должно
измениться, как только изменятся отношения между Германией и Советской
Россией".
Для группы Рамзая теперь было совершенно очевидно, что Германия
вскоре нападет на Советский Союз. Шестого июня Гитлер беседовал в своей
резиденции в Берхтесгадене с послом Осима и сообщил ему, что Германия
окончательно решила напасть на Россию. Гитлер намекнул: Германия желала
бы, чтобы и Япония тоже включилась в эту войну. Новость была сенсационной.
Об этом немедленно сообщили премьер-министру принцу Коноэ. Ходзуми
Одзаки по-прежнему был вхож к премьеру и в тот же день узнал содержание
телеграммы посла Осима. Вечером он разыскал Зорге и взволнованно рассказал
ему о случившемся. Ночью в эфир ушла еще одна шифрограмма.
А четырнадцатого июня Рихард Зорге прочитал опровержение ТАСС, в
котором говорилось, что Телеграфное агентство Советского Союза
уполномочено заявить: слухи о намерении Германии напасть на СССР лишены
всякой почвы... Зорге не поверил - как же так?! Ведь в продолжение многих
месяцев он информировал Центр о противоположном. Но, может быть, это ход
для дезинформации противника...
Рихард дочитал до конца опровержение, распространенное по всему миру:
"По данным СССР, Германия так же неуклонно соблюдает условия
советско-германского пакта, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению
советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять
нападение на СССР лишены всякой почвы..."
- Как же так, как же так? - запершись в своем бюро, повторял Зорге и
стискивал до боли виски. Он был уязвлен последней фразой: "Слухи о
намерении Германии напасть на СССР лишены всякой почвы". Может быть, ему
не доверяют?! - молнией пронеслось в голове. Но Рихард отбросил нелепую
мысль. Уж этого-то не может быть! В Центре не могут в нем сомневаться.
Однако почему же такое успокоительное, демобилизующее народ опровержение
ТАСС...
Рихард Зорге не нашел ответа на свои недоуменные вопросы. Но в тот же
день, когда он прочитал опровержение ТАСС, Рихард отправил еще одно,
последнее свое донесение перед войной:
"Нападение произойдет на широком фронте на рассвете 22 июня 1941
года. Рамзай".
Рихард вложил в это категорическое утверждение все упорство
коммуниста-разведчика, отстаивающего свою правоту. Но и эта телеграмма не
возымела нужного действия. Сталин был загипнотизирован ощущением
собственной непогрешимости. Он был уверен, что немцы не нападут, не
нарушат договора, а все разговоры о войне и панические сигналы - только
домыслы или работа провокаторов, которые хотят столкнуть Советский Союз с
Германией.
И вот наступило 22 июня. По токийскому времени война началась в
десять часов утра, но здесь стало известно, что Германия напала на
Советский Союз, только в полдень.
Нервы Рихарда были напряжены до предела, он ходил подавленный,
мрачный, он ждал сообщения из Европы. Известий не было, и появилась
надежда, что, может быть, Гитлер все-таки не осмелился напасть на Россию.
Но в полдень призрачная надежда исчезла. Было воскресенье, и в доме Мооров
собралась большая компания. О новости сообщили, когда все еще сидели за
столом. Напряженное молчание сменилось горячими спорами. Гости перебивали
друг друга. Анита Моор, сидевшая против Зорге, тоже что-то говорила, но
Рихард не разбирал, что именно. Наконец до его сознания дошли слова
хозяйки.
- Очень хорошо, что фюрер решил проучить русских, - щебетала она.
Лицо ее было розово от возбуждения и выпитого вина. - Сколько раз он
говорил о побережье Черного моря, о нефти, которые нам так нужны. Русские
не пошли нам навстречу, пусть отвечают сами, мы все возьмем силой.
Говорят, на Черном море так красиво!..
Рихард метнул испепеляющий взгляд на Аниту Моор, но ничего не сказал.
Он только вышел из-за стола...
От имени своей группы Рихард Зорге радировал в Центр:
"Выражаем наши лучшие пожелания на трудные времена. Мы все здесь
будем упорно выполнять нашу работу".

10. ПОСЛЕДНЕЕ ДОНЕСЕНИЕ РИХАРДА ЗОРГЕ

Чудак-хозяин не признавал современной цивилизации, любил японскую
старину, и в его ресторане не было электрического освещения - только
свечи. Может быть, потому и собирались здесь спокойные, уравновешенные
люди, предпочитавшие живой огонь неоновым светильникам, феодальную тишину
старого ресторана крикливым заведениям с джазовой музыкой, мешавшей
сосредоточиться. Даже пение гейш под аккомпанемент сямисенов в отдельных
кабинетах на противоположной стороне здания доносилось сюда приглушенно,
создавая своеобразный фон для царящей здесь тишины. Причуды хозяина не
оставляли его в накладе, у него был обширный круг посетителей.
Наступил вечер. В раздвинутые окна проникало легкое дуновение ветра,
которое колебало пламя свечей, стоявших на столе в тяжелых литых
канделябрах. Пламя озаряло середину зала, матово поблескивающие циновки,
лица людей за столом да золоченую статую Будды в дальнем углу. Будда в
обрамлении мрака, в неярком сиянии огня приобретал особую красоту, так же
как и висящая рядом картина, изображающая скалистый берег моря, выписанная
двумя красками - золотом и чернотой.
- Прямо Рембрандт, - сказал Зорге.
- Нет, это японский культ тени, - возразил Одзаки. - Вы обратили
внимание? Золото днем выглядит сусально, но в темноте, освещенное живым
огнем, приобретает очарование и красоту.
Порыв ветра пригнул листки пламени, Будда перестал светиться. Одзаки
ударил в ладоши. Вошла молодая женщина с высокой прической, остановилась в
дверях. Одзаки попросил закрыть окна. Когда японка ушла, Ходзуми сказал: