Чтение 34–й страницы книги ~Скрюченный домишко~

- Ты не можешь этого знать. Это произошло только что.

- Нам навстречу ехала машина, в которой сидели инспектор Тавернер,
сыщик в замшевых ботинках и Бренда с Лоуренсом, - и я сразу поняла, что их
арестовали. Надеюсь, инспектор Тавернер предъявил им ордер на арест. Это
обязательно, сами знаете.

Я заверил девочку, что Тавернер действовал в строгом соответствии с
законом.

- Я должен был рассказать им о письмах, - сказал я извиняющимся
тоном. - Я нашел их за котлом на чердаке. Конечно, я должен был оставить
за тобой право сообщить о письмах полиции, но тебя вывели из строя.

Джозефина осторожно потрогала голову.

- Меня могли ведь и убить, - самодовольно сказала она. - Я же
говорила - настало время для второго убийства. Прятать письма за котлом,
конечно, глупо. Я сразу обо всем догадалась, когда увидела Лоуренса
выходящим из котельной. Понятное дело, он там что-то прятал - чем еще
можно заниматься на чердаке?

- Но я думал... - начал я и смолк, заслышав повелительный голос Эдит
де Хэвилэнд.

- Джозефина! Джозефина! Сейчас же иди сюда!

Джозефина вздохнула. - Начинается. Я пойду, пожалуй. С тетей Эдит
опасно спорить. И она побежала через лужайку. Я неторопливо последовал за
ней.

Обменявшись несколькими словами с тетей Эдит, Джозефина прошла в дом,
а я присоединился к сидящей на террасе в плетеном кресле старой леди.
Сегодня утром она выглядела полностью на свой возраст, и меня потрясло
выражение усталости и страдания на ее старом больном лице. Заметив мой
восторженный взгляд, мисс де Хэвилэнд попыталась улыбнуться.

- Ребенок как будто полностью оправился, - сказала она. - За ней
нужно получше присматривать. Впрочем... полагаю, теперь в этом не будет
необходимости? - Тетя Эдит вздохнула. - Я рада, что все кончилось. Но
какой позор! Если уж вас арестовывают по обвинению в убийстве, нужно, по
крайней мере, сохранять чувство собственного достоинства. Терпеть не могу
таких людей, как Бренда, которые впадают в истерику и визжат от страха.
Никакой силы воли. Лоуренс Браун был похож на затравленного кролика.

Я испытал неясное чувство жалости.

- Бедняги!

- Да... Бедняги. Надеюсь, у нее хватит ума позаботиться о себе? Я
имею в виду приличного адвоката... и все такое прочее.

Странно, как сочеталось в них всех, с одной стороны, острая неприязнь
к Бренде и, с другой - благородная забота о ее защите в суде.

Эдит де Хэвилэнд продолжала:

- Интересно, как долго все это протянется?

Я ответил, что дело будет сначала рассмотрено в полиции, потом
передано в суд. Три-четыре месяца, вероятно. А по вынесении приговора еще
можно будет подать апелляцию.

- Вы думаете, их осудят?

- Трудно сказать. Неизвестно, какими доказательствами располагает
полиция. Эти письма...

- Любовные письма?.. Значит, они все-таки _б_ы_л_и_ любовниками?

- Да, они любили друг друга.

Лицо тети Эдит помрачнело.

- Не нравится мне все это, Чарлз. Я не люблю Бренду. Я всегда очень
не любила ее и отзывалась о ней крайне резко. Но сейчас... Я хочу, чтобы
Бренда воспользовалась каждым шансом - каждым возможным шансом. Аристид
тоже хотел бы этого. Я чувствую себя обязанной обеспечить Бренде хорошую
защиту.

- А как же Лоуренс?

- О, Лоуренс! - Старая леди раздраженно пожала плечами. - Мужчины
должны сами заботиться о себе. Но Аристид никогда не простил бы нас,
если... - Она оставила фразу незаконченной, помолчала и сказала: - Время
ленча. Пойдемте в дом.

- Я должен ехать в Лондон.

- Вы на своей машине?

- Да.

- Хм. Может быть, вы меня подвезете? Полагаю, теперь нам уже можно
выехать в город?

- Конечно, подвезу. Но кажется, Магда с Софией тоже собирались в
Лондон после ленча. Может, вам будет удобней поехать с нами? У меня
двухместный автомобиль.

- Я не хочу ехать с ними. Возьмите меня с собой и не
распространяйтесь, пожалуйста, на эту тему.

Я удивился, но выполнил ее просьбу. По дороге в город мы не
разговаривали. Я спросил старую леди, где ее высадить.

- На Харлей-стрит.

В моем уме забрезжила некая смутная догадка, но мне не хотелось ни о
чем спрашивать.

- Впрочем, нет, еще слишком рано, - сказала тетя Эдит. - Высадите
меня у "Дебенкама". Я перекушу там и потом пройдусь пешком до
Харлей-стрит.

- Надеюсь... - начал было я и остановился.

- Именно поэтому я и не хотела ехать с Магдой. Она всегда
драматизирует ситуацию. Поднимает страшный шум по любому поводу.

- Мне очень жаль, - сказал я.

- Это лишнее. Я прожила хорошую жизнь. Очень хорошую. - Неожиданно
старая леди усмехнулась: - И она еще не кончилась.

Я не видел отца уже несколько дней. Застав его за делами, не имеющими
отношения к Леонидисам, я отправился на поиски Тавернера.

Инспектор выразил желание выйти со мной пропустить по стаканчику. Я
поздравил его с успешным завершением дела; поздравления он принял, но вид
у него при этом был далеко не победоносный.

- Что ж, все кончено, - сказал Тавернер. - Дело закрыто. И никто не
посмеет отрицать этого.

- Как вы думаете, обвинительный приговор будет вынесен?

- Трудно сказать. Прямых улик нет... как часто бывает в делах об
убийствах. Многое зависит от того, какое впечатление обвиняемые произведут
на присяжных.

- А насколько серьезно содержание писем?

- На первый взгляд просто убийственно.

Сплошные разговоры о сладкой совместной жизни, которая ждет
любовников после смерти старого мужа Бренды. Фразы типа "Теперь осталось
недолго ждать". Не забывай, защита будет трактовать все это иначе: мол,
муж был уже так стар, что молодые люди с полным основанием могли ожидать
его естественной смерти. Впрямую об отравлении в письмах не говорится, но
есть некоторые пассажи, которые можно понять вполне однозначно. Все
зависит от того, кто будет судействовать. Если старый Карберри - то он
живо разберется с любовниками: страшно добродетелен. Защищать обвиняемых
будет, вероятно, Иглз или Хэмфри Керр. Хэмфри великолепно ведет подобные
дела, но для успеха ему обязательно подавай блестящего героя войны или
что-нибудь вроде этого. А человек, уклонившийся от воинской службы,
несколько смажет ему картину. Но главное для обвиняемых - понравиться
присяжным. С присяжными никогда не угадаешь. Но знаешь, Чарлз, эти двое
определенно возбуждают симпатию и жалость. Бренда - миловидная молодая
женщина, бывшая замужем за глубоким стариком; Лоуренс - невротик,
освобожденный от службы в армии. Само преступление настолько традиционно,
настолько соответствует некоей избитой схеме, что невольно начинаешь
верить в невиновность подозреваемых. Конечно, суд может решить, что
старика отравил Лоуренс без ведома Бренды или она без ведома любовника -
но может и обвинить их в сговоре.

- А что вы сами думаете по этому поводу? - спросил я.

Лицо Тавернера осталось совершенно бесстрастным.

- А я ничего не думаю. Я собрал факты и отправил дело в прокуратуру,
где уже и были сделаны все выводы. Я исполнил свои обязанности, а
остальное меня не касается. Вот и все, Чарлз.

Да, нет, не все. Тавернер определенно был не очень счастлив.

И только три дня спустя я завел разговор на эту тему с отцом. Сам он
о деле Леонидисов не упоминал. В наших отношениях возникла некоторая
напряженность - и мне казалось, я догадываюсь о ее причинах. Но мне было
необходимо разрушить возникшую между нами преграду.

- Нужно назвать вещи своими именами, - сказал я. - - Тавернер не
верит, что старика убили эти двое, - и ты тоже не веришь в это.

Отец покачал головой и повторил слова Тавернера:

- Мы свое дело сделали. Остальное решит суд. И никаких вопросов здесь
быть не может.

- Но вы-то с Тавернером не считаете их виновными?

- Это решать присяжным.

- Бога ради, не заговаривай мне зубы! Я спрашиваю, что _л_и_ч_н_о_ ты
думаешь по этому поводу?

- Мое личное суждение не отличается от твоего, Чарлз.

- Нет, отличается. Я более осведомлен.

- В таком случае, буду откровенен: я просто... не знаю!

- Они _м_о_г_у_т_ быть виновными?

- О да!

- Но ты в их виновности не уверен?