Чтение 34–й страницы книги ~Кингсблад, потомок королей~

вместе с тем хотят прослыть терпимыми, хотят, чтобы мы учились тому же,
что и белые, но помалкивали. Файрлок живет через два дома от меня, в
ужасающем Ноевом ковчеге с завитушками - по военному времени он, бедный,
ничего лучшего не нашел.

Он встревожился, когда обнаружил, что мы с ним соседи. Он, правда,
привык к соседству негров, но считает, что им положено оставаться нищими,
смиренными и благодарными. Поначалу он на меня косился. А потом его дети
стали играть с моей Норой и мы как будто познакомились, и всего
огорчительнее то, что он, бедняга, предпочитает меня всем другим соседям,
но не может себе в этом признаться.

Когда я стал отстраивать этот дом, я сначала сам не понимал, что выбрал
стиль модерн - эту фрейдистскую форму пуританства - специально для того,
чтобы уязвить Файрлока. И что самое забавное - это мне удалось: всякий
раз, как он проходит мимо моего дома, на лице у него написана зависть. Вот
видите, какие у меня бывают низкие побуждения. А эта комната получилась
такая беспросветно целомудренная, что я тоскую по дубовой качалке и чтобы
над ней висела олеография - старая церковь при лунном свете. Ведь я
обыватель в профессорской шкуре.

Впрочем, нет, это неправда! (Господи! Сколько я сегодня говорю, - это
потому, что по вечерам я почти всегда сижу дома.) Я не благодушный
бизнесмен, отнюдь нет, но и не пламенный борец за дело негров.

Мне хотелось бы жить в башне из слоновой кости, играть Баха, читать
Йитса и Мелвила, заниматься историей химии и алхимии, а не корпеть на
лабораторной работе. Белые ученые не принимают меня в свою среду, поэтому
я стараюсь увлечься расовой борьбой. Но это роль, а я плохой актер.

Я очень ценю людей, с которыми сегодня провел вечер, но, на мой взгляд,
Клем слишком криклив, Софи слишком подражает белым "деятельницам", а Джон
и Мэри, которых я от души люблю, слишком ограниченны. Для меня приятно
провести вечер - значило бы молча посидеть у камина с томиком Джорджа
Мура. Да, да, мне очень нелегко кричать о наших "правах", хоть я и отлично
знаю, что это действительно наши права.

Вероятно, я говорю все это для того, чтобы внушить вам, что мы и наша
пропаганда не так просты, как кажемся. Да и вы тоже!

Вероятно, у вас есть особые причины интересоваться нашим народом. Во
всяком случае, на филантропа-любителя вы не похожи. В чем ваш секрет?

"Вот кто действительно мог бы мне многое разъяснить, кто мог бы стать
мне другом. Я вовсе не хочу болтать об этом направо и налево, но..."

- Дело в том, Аш, что во мне, видимо, есть негритянская кровь, от
каких-то далеких предков.

Аш не выразил ни сочувствия, ни удивления, но ограничился спокойным:

- Вот как. Что же, этим, пожалуй, можно гордиться. Пожалуй, теперь вам
больше смысла воевать, чем было на фронте.

- Но мне страшно, что об этом узнают, и притом люди, чье мнение я в
грош не ставлю.

- Если вам понадобится помощь, мистер Кингсблад, во всяком случае, если
захочется поговорить, приходите сюда, я буду рад.

- Непременно приду. До свиданья, Аш.

Доктор Дэвис сделал заметную паузу, прежде чем выговорил:

- До свиданья... Нийл.

Он шагал домой - еще молодой мужчина, приятной, хоть и заурядной
наружности - по улицам, населенным мелкими служащими и заводскими
мастерами, узким, как темные проходы между ящиками на огромном складе, и в
душе его было больше надежды, чем страха. Он по-прежнему с тревогой думал
о своем негритянском будущем, но теперь ничто в этом будущем не
отталкивало его; он перешагнул за черту, на ту сторону, где стояли Аш и
Софи, Райан и Клем.

Когда он, стараясь не шуметь, вошел в спальню, Вестл проснулась на
минутку, ласково поддразнила его: "Видно, встреча ветеранов прошла
удачно", - и опять заснула.

Он был поражен: казалось бы, жена, такой близкий ему человек, должна
была сразу почувствовать, что этот вечер - самый значительный в его жизни.
А Софи поняла бы это?

Вестл и Нийл собирались провести двухнедельный отпуск Нийла на даче, на
северном побережье Верхнего озера. Перед их отъездом главный бухгалтер
Второго Национального мистер С.Эшиел Денвер пригласил их пообедать в отель
"Пайнленд" в ознаменование славной и прибыльной деятельности Консультации
для ветеранов. В палевом свете стенных ламп в виде роз, укрепленных на
помпейских фресках "Фьезоле", сенатороподобный Дрексель Гриншо, с высоким
темно-коричневым лбом и белыми усами щеточкой, провел их к столику,
сверкавшему серебром и розами.

Закусывая сардинками, в изнеможении раскинувшимися на холодных гренках,
Вестл залюбовалась степенно удаляющейся фигурой мистера Гриншо:

- Просто классический негр из старинных романов! Он, наверно, любит
играть в кости и есть свиные отбивные и арбузы.

Мистер Денвер согласился:

- Да, хороший старик. Никогда не дерзит, не фамильярничает с белыми.
Знает свое место, делает, что велят, и говорит "спасибо", и не пытается
вам внушить, будто он владелец отеля, не то что многие нахальные ниггеры
помоложе.

Но миссис Денвер не считала возможным безоговорочно разрешить Дрекселю
жить на белом свете:

- По-моему, он бывает чересчур развязен. Я считаю, что в наше время,
когда нравственные устои так расшатаны, необходима особенная строгость, и
не могу сказать, чтобы мне очень нравилось, когда цветной лакей ведет себя
так, словно он член семьи. Не понимаю, почему они вообще держат черную
прислугу в отеле, который хочет слыть первоклассным, гораздо лучше было бы
нанять хороших официанток - только американок, а не каких-нибудь толстых
шведок.

- Ну, что вы, по-моему, эти лакеи ничего, только меня всегда злит, что
я не в состоянии отличить их друг от друга, - сказала либеральная Вестл,
глядя на трех скользящих по залу лакеев, из которых один был приземистый и
черный, другой - худощавый, с кожей кофейного цвета, а третий - очень
высокий, очень светлый и в очках. - А ты, Нийл?

- Нет, по-моему, они все разные.

Миссис Денвер проскрипела (в ее голосе всегда был призвук корсета):

- Хорошо, Нийл, пусть вы можете их различить, но неужели вам нравится
это ворчливый старик метрдотель?

- Нравится. По-моему, он очень достойный старый джентльмен.

- Джентльмен? Вот оригинальное определение для негра!

После обеда они поехали к Денверам, обитавшим неподалеку от Нийла, и
туда явились еще гости: Седрик Стаубермейер, Дон и Роза Пенлосс -
исколесивший весь свет торговец красками, обоями, линолеумом и прочими
произведениями искусства - с женой. Разговор велся самый светский, но в
сугубо интеллектуальном плане, и Нийл имел полную возможность сравнить
культурный диапазон богатого белого человека с узким кругозором негров,
чьи высказывания он слышал за три дня до того в доме цветного дворника.

- Ну, кажется, последние дни стало теплее.

- Да, но в июне было страшно холодно.

- Разве? А мне показалось, что не холоднее, чем всегда в это время.
Может быть, чуть-чуть.

- Да? А мне, представьте, показалось, что холоднее.

И тому подобные блестки, рассыпаемые изящно и без усилий.

Однако миссис Седрик Стаубермейер была дамой более просвещенной, можно
даже сказать - просветительницей.

- Ах, мне просто не верится, что уже десять лет прошло, как мы были в
Риме; кажется, будто это было только вчера. Мы повидали в Вечном Городе
решительно все - и руины, действительно очень древние, и Ватикан, и
аэродром, и владелицу английского кафе - она была англичанка, и она
сказала, ах, вы ничуть не похожи на иностранцев, и для нас было очень
удобно, что мы жили не в отеле, а в пансионе, где мы могли встречаться с
настоящими итальянцами, мы их встретили несколько человек, и они нам все
объяснили, а еще там был такой интересный француз - ах, он замечательно
говорил по-английски, не хуже нас с Седриком, и - подумайте только! - он
нам рассказал, что его двоюродный брат живет здесь у нас, в
Гранд-Рипаблик!

Но мистер Стаубермейер ввернул довольно кисло:

- Мы, когда вернулись домой, не стали разыскивать этого двоюродного
брата, потому что я сильно подозреваю, что тот француз был евреем, а вы
знаете, как я отношусь к евреям, вы сами бы так относились, если б вели с
ними дела, и я так и сказал жене: "Черт с ним совсем! Я еще могу терпеть
иностранцев в других странах, и тамошние туземцы мне, говорю, нравятся,
только жить не умеют и дела с ними вести невозможно, а все же пусть лучше
сидят у себя за границей".

Их интересы отнюдь не ограничивались путешествиями. Они подробно
обсудили перспективы охоты на фазанов в предстоящем осеннем сезоне;
продажность своего депутата, за которого, впрочем, снова собирались
голосовать, чтобы в конгресс не пробрался какой-нибудь рабоче-фермерский
демократ; и то обстоятельство, что мистер Джонс покупает дом у мистера
Брауна, а мистер Браун слишком много пьет. После этого они со знанием дела
сравнивали цены на дамские чулки в "Эмпориуме" у Тарра, в универмаге
"Beauh Arts" и в магазинах Дулута, Миннеаполиса и Сент-Пола, пока миссис
Денвер не воскликнула:

- Боже мой! Мы так хорошо разговорились, я и понятия не имела, что так
поздно; но что это, Нийл, если я не ошибаюсь, вы хотите уходить?

Она не ошибалась.