Готлиба, мистер Ханзикер почтет за честь видеть его у себя в кабинете в
четверть четвертого.
пододвинул к столу высокое испанское кресло.
переговорил с техническим директором и с заведующим торговым сектором, и
мы решили, что надо ковать, пока горячо. Мы выберем патент на ваш метод
синтезирования антител и немедленно выпустим их на рынок в большом
количестве, с широким, понимаете, оповещением - не для рекламы, конечно,
нет - строгого тона оповещение этического характера. Начнем с
антидифтерийной сыворотки. Кстати, когда вы получите ваш очередной чек, вы
увидите, что мы повысили вам оклад до семи тысяч в год, - Ханзикер сидел
теперь большим мурлыкающим котом, а Готлиб был мертвенно-тих. - Нужно ли
говорить, дорогой мой друг, что, если спрос оправдает наши ожидания, вы
получите весьма солидный доход на процентных отчислениях!
вы и не ждали, голубчик?"
быть открыты всем лабораториям. И я решительный враг преждевременного
пуска в производство или хотя бы оглашения. Я думаю, что не ошибся, но я
должен проверить себя в смысле техники - может быть, внести поправки,
прийти к уверенности. Тогда, я полагаю, не будет никаких препятствий к
рыночному производству, но в оч-чень малых количествах и в честной
конкуренции с другими, без патента - это ведь не торговля елочными
украшениями!
желал, как отдать всю свою жизнь на осуществление одного бесценного
научного открытия, не рассчитывая ни на какой барыш. Но мы взяли на себя
обязательство перед пайщиками акционерного общества Досон Ханзикер и Кo
зарабатывать для них деньги. Вы понимаете, наши пайщики - а сколько среди
них бедных вдов и сирот! - вложили в наше дело все свое скромное
достояние, и мы должны оправдать их доверие. У меня нет никакой власти. Я
только их Смиренный Слуга. А с другой стороны, мне кажется, мы хорошо
обошлись с вами, доктор Готлиб, предоставили вам полную свободу. Мы и
впредь будем стараться, чтобы вам было у нас хорошо! Да что там, друг мой,
вы будете богаты; вы станете одним из нас! Я не хочу предъявлять
требований, но долг велит мне настаивать на этом пункте, и я жду, что вы
возможно скорее приступите к изготовлению...
мужество... И у него не было с Ханзикером контракта.
показалось невозможным оставить это святилище и выйти навстречу
беспощадному крикливому миру, и столь же невозможным казалось мириться с
опошленным и недейственным суррогатом своего антитоксина. С этого часа он
повел тактику, которую в своей былой гордости сам назвал бы непостижимой:
принялся хитрить, оттягивать рекламу и фабрикацию своего антитоксина до
"выяснения некоторых пунктов", между тем как с недели на неделю Ханзикер
наседал все грознее. Готлиб тем временем готовился к катастрофе. Он
перевел семью в квартиру поменьше и отказался от всякой роскоши, даже
бросил курить.
где, казалось бы, не было основания к дерзости. По нем вздыхали
малокровные, молочно-белые девицы, он же смотрел на них с высокомерием. В
то время как его отец то с гордостью, то с мягкой иронией говорил о своей
еврейской крови, мальчик уверял товарищей по колледжу в своем чисто
германском и будто бы даже аристократическом происхождении. Его
благосклонно - или почти что благосклонно - приняли в компанию молодежи,
разъезжавшей на автомобилях, игравшей в покер, устраивавшей пикники, и ему
не хватало карманных денег. У Готлиба пропало со стола двадцать долларов.
Высмеивая условные понятия о чести, Макс Готлиб обладал честью и гордостью
нелюдимого старого дворянина-помещика. К постоянному унижению от
необходимости обманывать Ханзикера прибавилось новое горе. Он спросил в
упор:
гневные, налитые кровью запавшие глаза. Роберт забормотал что-то
невнятное, потом прокричал:
Вы сами виноваты. Вы меня отдали в школу, где у всех учеников денег
столько, что девать некуда, и хотите, чтоб я одевался, как нищий.
которые кричат о грехе, о правде и о честности и до того истрепали эти
слова, что они утратили всякий смысл и... Плевать мне на них! Дос
Ханзикер, сын старика Ханзикера, говорил мне со слов отца, что ты мог бы
стать миллионером, а ты держишь нас в таких тисках, да еще когда мама
больна... Позволь мне тебе сказать, что в Могалисе мама чуть не каждую
неделю давала мне потихоньку два-три доллара, и... Мне это осточертело!
Если ты намерен рядить меня в отрепья, я брошу колледж!
не знал, как поступит его сын, как поступит он сам.
смерть, скончалась его жена, а еще через неделю старшая дочь его сбежала с
повесой, который жил картежной игрой.
на него незрячие глаза. Однако, когда повторял он притчи своих отцов, ему
не приходило в голову уверовать в них или склониться в страхе перед их
Богом Гнева - или обрести покой, отдав свое открытие на поругание
Ханзикеру.
производились так же тщательно, как и всегда, и его помощники не видели
никакой перемены - только он больше не завтракал в ханзикеровском буфете.
Он ходил за несколько кварталов в плохонький ресторан, чтобы сберечь
тридцать центов в день.
нисколько не красивая; хорош был в ней только нежный рот. Она всегда
гордилась отцом, понимая таинственную, взыскующую власть его науки, но до
сих пор смотрела на него с трепетом, когда он тяжело шагал по комнате и
почти все время молчал. Она отказалась от уроков музыки, рассчитала
служанку, достала поваренную книгу и стала сама готовить отцу жирные,
пряные блюда, какие он любил. Она горько сожалела, что в свое время не
выучилась по-немецки, потому что он теперь все чаще переходил на язык
своего детства.
уеду... учить детей химии в средней школе?
Досон Ханзикер снова торжественно вошел в его лабораторию и объявил: "Ну,
вот что! Довольно тянуть канитель. Мы решили выпустить ваше средство на
рынок", - Готлиб ответил: "Нет. Если вы согласны ждать, когда я сделаю
все, что нужно - может быть год, а возможно и три, - тогда вы его
получите. Не раньше, чем я буду вполне уверен. Нет".
Мак-Герковского биологического института в Нью-Йорке.
считал его, после институтов Рокфеллера и Мак-Кормика, самым здоровым и
свободным в Америке учреждением для чисто научной исследовательской
работы; и захоти он представить себе райскую лабораторию, где
ученый-праведник может провести вечность в блаженных и совершенно
непрактических исследованиях, он бы создал ее в своем воображении по
подобию мак-герковских лабораторий. Его порадовало, что директор института
пришел его навестить.
него заросло, кроме носа, висков да ладоней, - он был короток и буйно
кудлат, как скотч-терьер. Но эта кудлатость не была комична; нет, она
свидетельствовала о достоинстве; и глаза его глядели важно, шаг был
степенно-семенящий, голос - торжественная флейта.
Наук, но, к большому для меня ущербу, мне до сих пор не удавалось
познакомиться с вами лично.
намекнул:
сутолоку запасных путей, стрелок, коричневых товарных вагонов, и Табз
заговорил:
вашего самого значительного открытия. Когда вы оставили педагогическую
работу, мы были все удивлены вашим решением вступить на коммерческое
поприще. Мы сожалели, что вы не предпочли пойти к нам.
Конан-Дойль Артур
Ильин Андрей
Маркеев Олег
Лукин Евгений
Пехов Алексей
Громыко Ольга