преднамеренно, потому что в подобных обстоятельствах нелишне проверить, пока
не поздно, не пожаловал ли кто-либо третий в качестве незваного участника
встречи.
как мои шаги звонко прозвучали в галерее. Видимо, за мной следили сначала в
машине, а теперь, для пущей интимности, сопровождают пешком. Один шагает под
аркадами метрах в десяти позади меня, и шаги его раздаются в полной
дисгармонии с моими, что меня, естественно, раздражает. Хоть бы ритм
сохранял. Другой тащится по обочине дороги, параллельно галерее, бесшумный и
грозный.
устрашающего вида: рослые, широкоплечие - словом, кавалеры под стать дорогой
Флоре. На какой-то миг меня обжигает коварная мысль, что, может быть, я
обязан таким вниманием именно Флоре. Обидная мысль. Но, как говорит Виолета,
стоит только вцепиться в какую-то мысль, и ты уже не в состоянии
остановиться, в голову лезут страшные вещи...
новичку. Нос у меня достаточно натренирован, чтобы учуять прилипалу не с
десяти метров, а со значительно большего расстояния. Да и опыт подсказывает
мне, что, кто бы их ни подослал, этих молодчиков, о встрече с Флорой надо
забыть и как можно скорей ускользнуть в верхнюю часть города.
условии, если мне удастся вовремя юркнуть в кабину и захлопнуть дверь перед
носом у этих молодчиков. Оставаться в лифте с такими спутниками не очень
рекомендуется.
Те, что позади, видимо, разгадали мое намерение, потому что жмут на всю
железку и уже заметно сократили расстояние. Пора и мне отказаться от
лицемерной походки праздного зеваки и жать на газ. Нечему удивляться, что в
несколько мгновений наше движение становится похожим на состязание
скороходов.
простой слежкой. Быстро взвешиваю обстановку. Первая кассета с негативами в
тайнике "вольво". Вторая покоится в крохотной полости каблука одного из моих
ботинок. Секрет не такой уж хитрый, но я относительно спокоен, по крайней
мере до тех пор, пока ботинки у меня на ногах. Только вот в карманах
множество хозяйственной утвари: фотокамера-зажигалка, подзорная труба,
отмычка, ампула... Нет, для обыска я совсем не готов.
мне уже хорошо видна, эта набережная, довольно длинная и безлюдная, чтобы
можно было на что-то уповать. Лифт все же предпочтительней, нужно только
выиграть время.
неуместной стеснительности, и мчусь на всех парах к ожидающему меня лифту.
Только эти двое тоже бегут, я уже вполне отчетливо слышу их топот, и нечему
удивляться, что так ясно слышу, потому что они через считанные секунды
поравняются со мной и прижмут меня с двух сторон - то ли я переоценил свои
возможности, то ли недооценил их.
один метр с небольшим - в сущности, это мизерное опережение, потому что,
когда я влетаю в металлический ящик допотопного подъемного устройства и
пытаюсь у них перед носом захлопнуть дверь, я чувствую, что они изо всех сил
тянут ее в обратную сторону - эти проклятые двери лифтов всегда открываются
наружу, - и единственное, что мне приходит в голову, - это внезапно
отпустить дверь, после чего, как я и ожидал, двое нахалов летят кувырком
назад. Теперь бы мигом нажать на кнопку и скорее вверх, чтобы сказка имела
счастливый конец, однако перед тем, как тронуться лифту, должна быть закрыта
дверь, и, прежде чем я дотянулся до нее, прилипалы как до команде бросаются
вперед, и вот они уже в лифте, рядом со мной.
сейчас они рассчитаются со мной за мою проделку. Один из них - мне
запомнился его шоколадный костюм в светлую полоску - грубым движением
захлопывает дверь и дергает передвижную решетку, а другой нажимает на
кнопку. Старая скрипучая машина медленно трогается, и, так как пословица
гласит: "Добра ищи, а худо само придет", эти лихие удальцы подступают ко мне
с двух сторон, чтобы доказать, что пословицы не лгут.
припечатав ее к стенке, но, на его беду, головы не оказывается на месте - в
этот миг она врубается в живот стоящего слева, так что бедняга разбивает
лишь собственный кулак. Мне тоже не очень-то везет, так как живот у этого
типа тверд, как железобетонный бункер, правда, и голова у меня тоже не из
папье-маше, словом, счет получился ничейный, вернее, мог бы быть ничейным,
если бы мой хитрющий кулак не саданул его чуть пониже, а в какое именно
место, я не стану говорить.
но моя собственная участь не слаще, потому что тот, другой, с разбитым
кулаком, так сноровисто пинает меня в отместку под ребро, что я падаю, и на
какое-то мгновение мной овладевает чувство, будто вдруг иссяк во вселенной
кислород, только малый не желает останавливаться на достигнутом, он
склоняется надо мной, чтобы одним ударом расквасить мне физиономию, однако
допускает просчет: мне удается острым двузубцем - указательным и средним
пальцем - пырнуть ему в глаза, и, чтобы сохранить зрение, он шарахается
назад, я же, стараясь хоть как-то пособить ему, изо всех сил дергаю его за
ногу, и молодчик падает, попутно проверяя затылком надежность
противоположной стенки.
иной раз победа способна вскружить нам голову: я совсем забыл того, которому
нанес недозволенный, с судейской точки зрения, удар, и теперь он сам
напоминает о себе неожиданным пинком сзади, и, в силу закона физики о
движении тела, я стремительно перемещаюсь вперед, где меня ждет беспощадная
твердость металлической стенки; тем временем другой удалец тоже успевает
встать на ноги, в итоге я оказываюсь на исходной позиции, одинаково уязвимый
с обоих флангов, и дальнейшее развитие событий не сулит мне ничего
утешительного.
назначения, если только не застрянет где-нибудь между этажами, так что и
старинная бернская черепаха вскарабкалась наконец на самый верх, и здесь, на
небольшой площади перед кафедральным собором, нас ждут другие пассажиры -
два господина и две женщины с детьми; один из моих спутников, вероятно
ненавидящий толпу, протягивает руку к кнопке, чтобы обеспечить мне обратный
рейс и все удовольствия беззаботного путешествия в ад. К счастью, дети -
народ нетерпеливый, и кто-то из них поторопился открыть дверь, блокировав
движение лифта, а я давай кричать сквозь решетку: "Бандиты, полиция!" -
кричу раз, потом еще раз для пущей убедительности; и тут мои спутники,
резким движением сдвинув решетку в сторону, бросаются наутек, подальше от
возможных осложнений, однако, как они ни торопились ретироваться, тот, что в
шоколадном костюме, ухитряется шарахнуть меня под глаз, чтобы напомнить
давно забытый фильм "Как много звезд!"
но только издалека, а тут опасность оказаться замешанными в какую-то
уголовную историю в качестве свидетелей оказывается столь вероятной, что
дожидавшиеся лифта мужчины мигом исчезают, а женщины в страхе пытаются
оттащить детей в сторону, что толкает меня на мысль снова захлопнуть дверь и
кратчайшим путем вернуться в нижний город, создав максимальную дистанцию
между собой и этими типами.
я сталкиваюсь при выходе.
мужчина.
подсказывает мне, что мое предположение едва ли оправданно.
Бруннер.
складом, и немец, аккуратный и предусмотрительный, достает из багажника
небольшую аптечку и предлагает ее мне, чтобы я мог промыть спиртом ссадины
на лице, а кровоточащую скулу заклеить пластырем бананового цвета,
трогательно ассоциирующимся с дамским бельем.
ресторан напротив и отведать свежей рыбы? - спрашивает Бруннер.
масле.. Если вы безразличны к таким вещам, то это означает, что вам
необходимо серьезно подумать о собственном здоровье.
ресторану, напоминающему своим скромным видом горную хижину, но знаменитому
на весь Берн рыбными блюдами. Красующиеся на полянке столики мы
пренебрежительно оставляем позади и находим более укромное местечко внутри
заведения, у окна, глядящего на противоположный берег, чтобы можно было все
видеть, не мозоля глаза другим.
непритязательные вкусы, если не привил ей свои. Салат, бутылка белого вина и
по большой форели в масле - так обрисовывается наше угощение, никаких
деликатесов, предваряющих пиршество и заключающих его. И лишь теперь, когда
с едой покончено и нам подали кофе, немец благоволит заметить: